Я ответил, что, по-моему, так оно и есть.
– Сколько? – поинтересовалась она.
Я бросил быстрый взгляд на интерьер дома, прикинув в уме его стоимость, и ответил, что хороший покупатель, вероятно, даст за такой дом тысяч двадцать пять.
– Фунтов или долларов? – поинтересовалась она живо.
Я ответил, что фунтов. Она надолго задумалась. Мисс Тина принесла чай и поставила на стол роскошный чайный сервиз восемнадцатого столетия – вполне вероятно, именно этим сервизом пользовалась сестра Робина Кристина. Я теперь ясно понял, почему они так заинтересованы в возрождении репутации Эсмонда Донелли. У них не было детей: почему бы им не продать это огромное и неудобное здание и не купить уютный маленький домик в Лондоне? Я сразу же почувствовал облегчение, моя вина перед ними будет полностью искуплена публикацией «Мемуаров ирландского распутника», книга укрепит репутацию их предка больше, чем «Путевой дневник» или «Опровержение Хьюма».
Мисс Тина спросила меня о полковнике Донелли, и я посвятил их в детали его сегодняшней жизни. Сестры выглядели огорченными.
– Бедняга, – посочувствовала мисс Тина. – Нам обязательно нужно написать ему, Эйлин.
– Возможно. Но мне помнится, что какие-то странные слухи ходили о нем. Вы ничего в нём не заметили подозрительного, мистер Сорм?
– Нет, абсолютно ничего, – твердо ответил я.
– Конечно, он приходится нам всего лишь кузеном, – задумчиво произнесла Эйлин. Она явно раздумывала о возможном браке, скорее всего, в жены ему она прочила Тину. На мой взгляд, полковник Донелли предпочел бы Эйлин. Из нее получилась бы неплохая хозяйка на его ферме. Я подумал, не написать ли мне об этом Донелли.
Мисс Эйлин сказала:
– Итак, если ваша жена ждет вас в Лимерике, то вы вряд ли задержитесь у нас на целый вечер. Проклятое это место, Лимерик. Уйма разных фанатиков. Они сожгли на костре в 1540 году моего предка епископа Донелли, известного под именем Святой Джо. Я не одобряю его взглядов, но казнить за убеждения – это преступление.
Она повела меня в небольшую комнатушку по соседству с библиотекой. Там горел электрический камин, поэтому было довольно тепло. К тому же, одно окно освещалось заходящим солнцем. На маленьком столике лежали две огромные папки, и мое сердце забилось сильней при виде знакомого почерка на пожелтевшем титульном листе. Мисс Эйлин сказала:
– Я тут приготовила для вас кое-какие бумаги, которые вас заинтересуют. Он мог живописать словом – вот блестящий набросок Пизы. Итак, я вам их оставляю. Тина будет рядом в библиотеке, если вам что-нибудь понадобится.
Она оставила меня одного, и я с нетерпением принялся за чтение.
Улица Гранд Шомъер, 11 сентября 1766 года
(Донелли тогда было восемнадцать лет)
Мой дорогой папа!
Рекомендательное письмо к М.Блезо оказалось очень кстати, вчера вечером я отобедал в его семействе. Он посылает вам лучшие приветы и пожелания. Его дела в последнее время идут неважно, но он все еще живет в роскоши. Он извинился за свою подагру, и меня сопровождали мадам Блезо и две ее очаровательные дочери во время восхитительной прогулки по Променад дю Жарден Турк, где кофейни представляют удивительное и экзотическое зрелище. Они переполнены, и народ толпится возле окон, слушая с огромным вниманием ораторов, произносящих пламенные речи.
Я быстро пробежал глазами все письмо. Оно было изложено с блеском, стиль его напоминал Хораса Уолпола или Артура Янга, и написано было с явной целью доказать родителям, что он даром не тратит средства и не прожигает жизнь за границей, Я еще раз просмотрел письмо, внимательно вчитываясь в куски, выбранные наугад. Пока я читал, разочарование мое увеличивалось: тут не было ничего такого, чего я не смог бы найти в «Путевых дневниках». В этой книге он явно использовалбольшую часть своих писем.
Две папки содержали огромное количество разных бумаг: письма, юридические документы, фрагмент романа, напоминавший по стилю «Эвелину» Фанни Берни, счета по хозяйству, рекомендательные письма… и еще другие вещи, которые, несомненно, обрадовали бы академического исследователя, биографа. Я делал заметки… ради проформы, если бы мисс Эйлин задумала случайно заглянуть, чтобы посмотреть, чем я занимаюсь – а не из действительного интереса. В этой груде бумаг, большая часть которых датировалась с 1760 по 1785 годы, было много случайного. Мне любопытно было бы знать имена обеих мадемуазель Блезо, и ухаживал ли за ними Донелли. В письмах они упоминались несколько раз, но ни слова не было написано, какие они, как выглядят – хорошенькие или обычные, не говоря уже о том, испытывал ли Донелли к ним какие-нибудь чувства, увлекался ли он ими…
Я попытался утешить себя мыслью о том, что наивно было бы искать в семейных бумагах какие-нибудь особые откровения. Подобные рукописи все были уничтожены в викторианскую эпоху, или, возможно, это сделали сами сестры Донелли – мои гостеприимные хозяйки. Впрочем, сомневаюсь, чтобы они что-нибудь изъяли из этого архива: уж очень они выглядели наивными и относились к своему предку простодушно и доверчиво.
Мисс Тина заглянула в дверь и поинтересовалась, принести ли мне еще чаю. Я поблагодарил ее и отказался. Она спросила, как мне работается. Я вежливо ответил, что бумаги чрезвычайно интересные. Затем достал из кармана копию отрывка из книги Босвелла и показал ей. Я спросил:
– Вы не знаете, почему доктор Джонсон так не любил Донелли?
Она отрицательно покачала головой:
– Нет. Возможно, потому что он вообще не любил ирландцев.
Я ответил, что не могу в этом с ней согласиться.
– В этих бумагах нет ничего такого, что подтверждало бы характеристику, данную Джонсоном Донелли: «Феникс веселого зла». Эсмонд предстает в них довольно респектабельным и благоразумным человеком.
Она заметила:
– О, по-моему, он не был слишком респектабельным.
– Почему?
Сама не знаю. Ходят разные истории… слухи. Ничего определенного. Он провел много лет в Швейцарии и Италии, правда ведь? Я полагаю, что люди в те времена были довольно распущенные.
Она произнесла это шутливым тоном, глядя через окно на речку, в которой отражались сгоревшие развалины. Подумав немного, она сказала:
– Возможно, доктор Джонсон использовал здесь своего рода каламбур, ведь на обложке «Путевых дневников» Эсмонда изображен феникс.
Я с минуту раздумывал над ее предположением.
– Нет, это невозможно. Джонсон сделал это замечание в 1773 году, а самое раннее издание «Путевых дневников» датируется 1791 годом.
– Не думаю, что это так. Уверена, что есть еще более ранние издания этой книги. Впрочем, идемте и вы убедитесь сами: у меня не очень хорошее зрение.
Мы перешли в библиотеку, и она сказала неопределенно:
– Кажется, это на одной из тех полок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
– Сколько? – поинтересовалась она.
Я бросил быстрый взгляд на интерьер дома, прикинув в уме его стоимость, и ответил, что хороший покупатель, вероятно, даст за такой дом тысяч двадцать пять.
– Фунтов или долларов? – поинтересовалась она живо.
Я ответил, что фунтов. Она надолго задумалась. Мисс Тина принесла чай и поставила на стол роскошный чайный сервиз восемнадцатого столетия – вполне вероятно, именно этим сервизом пользовалась сестра Робина Кристина. Я теперь ясно понял, почему они так заинтересованы в возрождении репутации Эсмонда Донелли. У них не было детей: почему бы им не продать это огромное и неудобное здание и не купить уютный маленький домик в Лондоне? Я сразу же почувствовал облегчение, моя вина перед ними будет полностью искуплена публикацией «Мемуаров ирландского распутника», книга укрепит репутацию их предка больше, чем «Путевой дневник» или «Опровержение Хьюма».
Мисс Тина спросила меня о полковнике Донелли, и я посвятил их в детали его сегодняшней жизни. Сестры выглядели огорченными.
– Бедняга, – посочувствовала мисс Тина. – Нам обязательно нужно написать ему, Эйлин.
– Возможно. Но мне помнится, что какие-то странные слухи ходили о нем. Вы ничего в нём не заметили подозрительного, мистер Сорм?
– Нет, абсолютно ничего, – твердо ответил я.
– Конечно, он приходится нам всего лишь кузеном, – задумчиво произнесла Эйлин. Она явно раздумывала о возможном браке, скорее всего, в жены ему она прочила Тину. На мой взгляд, полковник Донелли предпочел бы Эйлин. Из нее получилась бы неплохая хозяйка на его ферме. Я подумал, не написать ли мне об этом Донелли.
Мисс Эйлин сказала:
– Итак, если ваша жена ждет вас в Лимерике, то вы вряд ли задержитесь у нас на целый вечер. Проклятое это место, Лимерик. Уйма разных фанатиков. Они сожгли на костре в 1540 году моего предка епископа Донелли, известного под именем Святой Джо. Я не одобряю его взглядов, но казнить за убеждения – это преступление.
Она повела меня в небольшую комнатушку по соседству с библиотекой. Там горел электрический камин, поэтому было довольно тепло. К тому же, одно окно освещалось заходящим солнцем. На маленьком столике лежали две огромные папки, и мое сердце забилось сильней при виде знакомого почерка на пожелтевшем титульном листе. Мисс Эйлин сказала:
– Я тут приготовила для вас кое-какие бумаги, которые вас заинтересуют. Он мог живописать словом – вот блестящий набросок Пизы. Итак, я вам их оставляю. Тина будет рядом в библиотеке, если вам что-нибудь понадобится.
Она оставила меня одного, и я с нетерпением принялся за чтение.
Улица Гранд Шомъер, 11 сентября 1766 года
(Донелли тогда было восемнадцать лет)
Мой дорогой папа!
Рекомендательное письмо к М.Блезо оказалось очень кстати, вчера вечером я отобедал в его семействе. Он посылает вам лучшие приветы и пожелания. Его дела в последнее время идут неважно, но он все еще живет в роскоши. Он извинился за свою подагру, и меня сопровождали мадам Блезо и две ее очаровательные дочери во время восхитительной прогулки по Променад дю Жарден Турк, где кофейни представляют удивительное и экзотическое зрелище. Они переполнены, и народ толпится возле окон, слушая с огромным вниманием ораторов, произносящих пламенные речи.
Я быстро пробежал глазами все письмо. Оно было изложено с блеском, стиль его напоминал Хораса Уолпола или Артура Янга, и написано было с явной целью доказать родителям, что он даром не тратит средства и не прожигает жизнь за границей, Я еще раз просмотрел письмо, внимательно вчитываясь в куски, выбранные наугад. Пока я читал, разочарование мое увеличивалось: тут не было ничего такого, чего я не смог бы найти в «Путевых дневниках». В этой книге он явно использовалбольшую часть своих писем.
Две папки содержали огромное количество разных бумаг: письма, юридические документы, фрагмент романа, напоминавший по стилю «Эвелину» Фанни Берни, счета по хозяйству, рекомендательные письма… и еще другие вещи, которые, несомненно, обрадовали бы академического исследователя, биографа. Я делал заметки… ради проформы, если бы мисс Эйлин задумала случайно заглянуть, чтобы посмотреть, чем я занимаюсь – а не из действительного интереса. В этой груде бумаг, большая часть которых датировалась с 1760 по 1785 годы, было много случайного. Мне любопытно было бы знать имена обеих мадемуазель Блезо, и ухаживал ли за ними Донелли. В письмах они упоминались несколько раз, но ни слова не было написано, какие они, как выглядят – хорошенькие или обычные, не говоря уже о том, испытывал ли Донелли к ним какие-нибудь чувства, увлекался ли он ими…
Я попытался утешить себя мыслью о том, что наивно было бы искать в семейных бумагах какие-нибудь особые откровения. Подобные рукописи все были уничтожены в викторианскую эпоху, или, возможно, это сделали сами сестры Донелли – мои гостеприимные хозяйки. Впрочем, сомневаюсь, чтобы они что-нибудь изъяли из этого архива: уж очень они выглядели наивными и относились к своему предку простодушно и доверчиво.
Мисс Тина заглянула в дверь и поинтересовалась, принести ли мне еще чаю. Я поблагодарил ее и отказался. Она спросила, как мне работается. Я вежливо ответил, что бумаги чрезвычайно интересные. Затем достал из кармана копию отрывка из книги Босвелла и показал ей. Я спросил:
– Вы не знаете, почему доктор Джонсон так не любил Донелли?
Она отрицательно покачала головой:
– Нет. Возможно, потому что он вообще не любил ирландцев.
Я ответил, что не могу в этом с ней согласиться.
– В этих бумагах нет ничего такого, что подтверждало бы характеристику, данную Джонсоном Донелли: «Феникс веселого зла». Эсмонд предстает в них довольно респектабельным и благоразумным человеком.
Она заметила:
– О, по-моему, он не был слишком респектабельным.
– Почему?
Сама не знаю. Ходят разные истории… слухи. Ничего определенного. Он провел много лет в Швейцарии и Италии, правда ведь? Я полагаю, что люди в те времена были довольно распущенные.
Она произнесла это шутливым тоном, глядя через окно на речку, в которой отражались сгоревшие развалины. Подумав немного, она сказала:
– Возможно, доктор Джонсон использовал здесь своего рода каламбур, ведь на обложке «Путевых дневников» Эсмонда изображен феникс.
Я с минуту раздумывал над ее предположением.
– Нет, это невозможно. Джонсон сделал это замечание в 1773 году, а самое раннее издание «Путевых дневников» датируется 1791 годом.
– Не думаю, что это так. Уверена, что есть еще более ранние издания этой книги. Впрочем, идемте и вы убедитесь сами: у меня не очень хорошее зрение.
Мы перешли в библиотеку, и она сказала неопределенно:
– Кажется, это на одной из тех полок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107