Палина передернуло.
— Вы носите черные одежды. Вы служили ей…
— О нет, — ответил Даламар так тихо, что Палин с трудом расслышал его слова на фоне тяжелых ударов и криков за дверью. — Я служил Нутари. Сыну, а не матери. И она не смогла мне этого простить.
— Тем не менее, если верить словам Мины, Такхизис наделила нас обоих волшебным даром: меня — властью над магическими силами природы, а вас — магией мертвых. Зачем же ей понадобилось награждать нас столь редкими способностями?
— Чтобы одурачить. Одурачить и посмеяться над нами. И именно это, вне всякого сомнения, она сейчас и делает.
Звуки ударов неожиданно прекратились. Снаружи воцарилась тишина, и на мгновение у Палина мелькнула надежда, что ломавшие дверь решили бросить свою затею и уйти. Затем послышался странный шорох, словно все, кто находился в коридоре, дружно бросились в разные стороны, освобождая проход, и тут раздался звук других шагов — гораздо более легких.
В тишине прозвучал голос. Он все время прерывался, словно говорившего душили слезы.
— Слушайте меня, маг Даламар! Я знаю, что вы там. Снимите заклятие, которое вы наложили на дверь, и мы поговорим о том, что интересует нас обоих.
Губы Даламара слегка искривились. Он стоял, ничего не отвечая и не предпринимая никаких действий.
— Вы получили от Единой Богини множество даров, сделавших вас еще более могущественным, чем прежде, — продолжала Мина, не услышав из-за двери ответа. — А взамен Она просит лишь истово служить Ей. Миллионы душ устремятся к вам, обладателю магии мертвых, дабы услышать ваши повеления. Вы покинете эту Башню и сможете странствовать по свету, а потом вернетесь в родные места — в леса, которые нынче видите только во сне. Ваши заблудшие соплеменники бродят сейчас впотьмах, но они примут вас как своего повелителя, склонятся перед вами и будут служить вам во славу Единой Богини.
Даламар закрыл глаза, как будто его терзала сильная боль.
Ему предложили осуществить его самое заветное желание, понял Палин. Кто смог бы отвергнуть такое?
И все же Даламар хранил молчание.
— Теперь я обращаюсь к вам, Палин Маджере, — крикнула Мина, и Палину показалось, что он видел, как ее янтарные глаза сверкнули сквозь закрытую и заговоренную дверь. — У вашего дяди, Рейстлина Маджере, хватило силы и храбрости бросить вызов Единой Богине. Взгляните же теперь на себя, его племянника. Вы прячетесь от Богини, как ребенок в страхе перед наказанием. Каким разочарованием вы были все это время для Рейстлина, для собственной семьи и для себя самого! Единая Богиня видит насквозь ваше сердце и желание, которое его иссушает. Склонитесь перед Ней, Палин, и вы достигнете большего величия, нежели ваш дядя. Вы согласны, Маджере?
— Если бы ты пришла ко мне раньше, я поверил бы тебе, Мина, — ответил Палин, — ведь никто не сравнится с тобой в умении проникать в самые темные закоулки человеческой души. Но ты опоздала. Мой дядя, где бы ни обретался его дух, не стыдится меня. Моя семья дорожит мною, хотя, возможно, я этого и не заслуживаю. Мне следует поблагодарить твою Богиню за свое прозрение, ибо через него я понял, что познал самое главное в этой жизни — я любил и был любим. Все остальное не имеет значения.
— Какая трогательная речь, Маджере, — сказала Мина. — Я напишу ее на вашем могильном камне. А что же вы, темный эльф? Я жду вашего решения. Надеюсь, вы не сглупите, как ваш друг.
Даламар наконец заговорил, но не с Миной. Он обращался к голубому пламени, мерцавшему на поверхности воды.
— Однажды я вгляделся в ночное небо и увидел там черную луну. Я с волнением узнал, что был одним из немногих, кто мог видеть ее. Я услышал голос Нутари и почувствовал его прикосновение, когда читал заклинания. Раньше магия дышала, танцевала и играла в моей крови. Теперь же она выползает из моих пальцев, словно личинки из разлагающегося трупа. И лучше уж мне быть этим трупом, чем рабом той, кто в трусливом страхе перед живыми доверяет лишь мертвым слугам.
Мощный удар сотряс дверь, и она разлетелась на куски вместе с охранявшим ее заклинанием.
Мина вошла в залу. Одна. Пламя, горевшее в центре бассейна, отразилось в ее темных доспехах и янтарных глазах. Коротко стриженные волосы Мины заискрились. Она казалась воплощением силы, власти и величия, но Палин видел, что янтарные глаза опухли и покраснели, а на щеках застыли слезы скорби, вызванные смертью Золотой Луны. Маджере понимал всю глубину вероломства Владычицы Тьмы, и никогда еще он не испытывал к ней столь сильной ненависти, как сейчас. Он ненавидел ее не за себя, а за то, что она сделала с Миной и другими доверчивыми душами.
Опасаясь могущественных чародеев, рыцари Мины остались ждать на темной лестнице, и Даламар решил воспользоваться этим обстоятельством и произнести заклинание. Однако язык не слушался его, слова превращались в какие-то нечленораздельные звуки, и вскоре голос эльфа умолк. Палин также отчаянно призывал на помощь магию, но и от него она ускользала, как песок сквозь пальцы.
Мина наблюдала за ними обоими с презрительной улыбкой.
— Без магии вы ничто. Взгляните на себя — вы просто два сломленных, беспомощных старика. Преклоните колени перед Единой Богиней. Молите Ее вернуть вам магическую силу! Она еще может внять вашим мольбам.
Ни Палин, ни Даламар не шевельнулись. Ни один из них не произнес ни слова.
— Да будет так, — произнесла Мина и подняла руку. Кончики ее пальцев сверкнули, и Чертог Созерцания наполнился языками разноцветного пламени. Устремившись навстречу друг другу, они сплелись в два копья, одно из которых Мина с силой метнула в Даламара.
Копье пронзило грудь эльфа, пригвоздив его к стене. Даламар несколько раз дернулся всем телом и затих.
Занеся второе копье, Мина немного помедлила, глядя на Палина.
— Молите! — крикнула она ему. — Молите Единую Богиню о пощаде!
Палин лишь плотно сжал губы. На мгновение он ощутил липкий страх, но тут же огненное жало вонзилось в его тело, принеся с собой столь мучительную боль, что последним желанием в жизни Палина стало желание быстрой смерти.
2. Значимость гнома
Однажды Даламар спросил Палина: «Понимаете ли вы всю значимость гнома?»
Тогда Палин этой значимости не понимал. Как, впрочем, и Тассельхоф. Зато теперь кендер ни минуты в ней не сомневался. Он сидел в маленькой унылой каморке, находившейся в Башне Высшего Волшебства и являвшей собой нагромождение голых столов, грубо сколоченных стульев и всяких ненужных вещей, слишком массивных для того, чтобы хозяева могли рассовать их по мешкам. Делать там было нечего, кроме как смотреть в окно. Впрочем, за окном тоже ничего не было, если не считать многочисленных (слишком многочисленных, по мнению Тассельхофа) кипарисов, меж которых бродили души мертвецов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128