ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Она все время стояла молча и выслушивала обвинения с дерзкой улыбкой. У нее были огненно-рыжие волосы, не собранные в прическу. Они свободно спадали вдоль спины, ниже пояса. Женщина была одета в кроваво-красное платье, и я тогда еще подумал, какими живыми кажутся ее волосы, они так искрились на солнце, и каким мертвым по сравнению с ними кажется ее платье... Но когда епископ воззвал к Олмину, женщина вдруг запрокинула голову, упала на колени и пронзительно закричала. Этот крик потряс меня до глубины души. Отец почувствовал, что я дрожу, и все понял. Он обнял меня за плечи и прижал к себе. Палач схватил женщину и рывком поставил ее на ноги. Потом он пошевелил рукой, заставляя женщину идти вперед... Бог мой! — Принц закрыл глаза. — Он заставил ее идти вперед, в этот ужасный туман! Женщина сделала один шаг к клубящемуся туману и снова упала на колени. Ее крики и мольбы о милосердии разрывали воздух на части. Она просила, умоляла. Потом она поползла обратно к нам, увязая в песке! Она ползла на коленях!
Гаральд замолчал, глядя в огонь. Его губы сжались в жесткую, суровую линию.
— Под конец Палач подтащил ее — а она упиралась и брыкалась, пытаясь вырваться, — к самому краю границы. Туман заклубился, сливаясь с его серыми одеждами, и скрыл их обоих из виду. Мы услышали последний ужасный крик... а потом стало тихо. Палач вернулся... один. А потом мы вернулись во дворец в Мерилоне. И меня тошнило.
Сарьон ничего не сказал. Гаральд посмотрел на него и встревожился, заметив, что каталист бледен как смерть.
— Ничего, ваша светлость, — сказал Сарьон, увидев что принц обеспокоенно смотрит на него. — Просто... я несколько раз видел такие казни. Не могу вспоминать об этом без содрогания. Это всегда происходит так, как вы рассказали. Некоторые уходят сами, конечно. Уходят гордо, высоко вскинув голову. Палач провожает их до границы, а они шагают в туман так, как будто переходят из одной комнаты в другую. Но... — Сарьон судорожно сглотнул. — Но всегда слышен этот последний крик из клубящегося тумана — крик, исполненный такого ужаса и отчаяния, что от него леденеет душа даже у самых отважных. Я часто задумывался, что же они там видят...
— Довольно об этом! — сказал Гаральд, вытирая холодный пот со лба. — Если мы не перестанем об этом говорить, нам обоим будут сниться кошмары. Давайте лучше поговорим о Джораме.
— Да, милорд. Охотно. Хотя... — Каталист покачал головой. — Его история тоже из таких, которые могут вызвать кошмарные сновидения. Я не стану пересказывать вам подробности Превращения в камень. Достаточно будет сказать, что Палач тоже исполняет здесь свою роль и что, если бы мне пришлось выбирать себе казнь, я бы предпочел последний крик в тумане жизни живой статуей:
— Да, — пробормотал Гаральд. — Вы говорили о матери юноши.
— Благодарю за напоминание, ваша светлость. Анджу заставили смотреть, как ее возлюбленный превращается из живого человека в камень, а потом ее отвели обратно в Купель, где она родила... родила ребенка.
— Продолжайте, — попросил Гаральд, заметив, что каталист снова смертельно побледнел, а взгляд его стал отсутствующим.
— Их ребенок... — повторил Сарьон, несколько смущенный. — Она... забрала младенца и... и сбежала из Купели. Она бродила по дальним, приграничным землям, зарабатывала тем, что помогала обрабатывать поля. В этом поселке чародеев она вырастила своего ре... вырастила Джорама.
— А эта Анджа — она происходила из благородного рода? Вы знаете это наверняка? Джорам действительно благородного происхождения?
— Благородного происхождения? О да! Да, ваша светлость. По меньшей мере, епископ Ванье мне так сказал, — дрогнувшим голосом произнес каталист.
— Отец, вы, похоже, не очень хорошо себя чувствуете, — с тревогой сказал принц, глядя на посеревшие губы каталиста и крупные бисерины пота, выступившие у него на бритой голове. — Возможно, нам лучше продолжить этот разговор в другое время.
— Нет, нет, ваша светлость, — поспешно возразил Сарьон. — Я... Я рад, что вы говорите со мной... что интересуетесь Джорамом. И мне нужно с кем-нибудь поговорить об этом! Это... такое тяжкое бремя на моей душе...
— Хорошо, отец, — сказал принц, пристально глядя на каталиста. — Прошу вас, продолжайте. Юноша вырос в деревне чародеев...
— Да. Но Анджа сказала Джораму, что он благородного происхождения, и она никогда не позволяла ему об этом забыть. Она не разрешала ему играть с другими детьми. Каталист из поселка рассказал мне, что мальчику не разрешалось выходить из лачуги, в которой они обитали, иначе как в сопровождении матери, и даже не разрешалось ни с кем разговаривать. Он сидел в хижине целыми днями один, пока мать работала в поле. Анджа была Альбанара. Она владела очень сильной магией и накладывала защитные заклинания на хижину, чтобы ее ребенок не мог выйти наружу, а кто-нибудь другой — войти внутрь. Не то чтобы кто-то мог захотеть туда войти, — добавил Сарьон. — Анджу в поселке не любили. Она была надменной и неприветливой и всегда говорила мальчику, что он выше остальных и никто здесь ему не ровня.
— Она знала, что он Мертвый?
— Она никогда в этом не признавалась — ни ему, ни себе самой. Но я думаю, что это еще одна причина, по которой она держала его взаперти, отдельно от всех. Анджа знала, что, когда мальчику исполнится девять лет, ему придется идти работать в поля — все дети так делали, — чтобы отрабатывать свое содержание. Тогда она и научила мальчика скрывать отсутствие магии, используя иллюзии и ловкие фокусы. Сама она, несомненно, научилась этому при дворе — там часто играли в подобные игры, ради забавы. Кроме того, Анджа научила Джорама читать и писать по книгам, которые, несомненно, похитила из дома своей семьи. И еще... — Сарьон снова вздохнул. — Она повела мальчика и показала ему его отца.
Гаральд потрясенно уставился на каталиста.
— Да. Джорам никогда об этом не рассказывал, но полевой каталист из поселка сказал мне. Это он открывал Андже Коридоры. Что там произошло, можно только предполагать. Но каталист сказал, что, когда мальчик вернулся, он был белым как мел. И глаза у него были такие, как у человека, который смотрел в туманы Приграничья и видел царство смерти. С того дня, когда Джорам увидел каменную статую своего отца, он и сам стал словно каменный. Холодный, надменный, бесчувственный. Очень немногие видели улыбку на его лице. И никто никогда не видел, чтобы он плакал.
Принц посмотрел на юношу, лежавшего возле костра. Даже во сне лицо Джорама оставалось суровым и собранным, черные брови были сведены над переносицей в четкую, строгую линию.
— Продолжайте, — негромко сказал Гаральд.
— Джорам искусен в иллюзиях и много лет ухитрялся скрывать, что он — Мертвый. Я знаю — он сам сказал мне, — он надеялся, что магия когда-нибудь в нем появится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122