Неподвижные, пригнув головы и растопырив передние ноги, они словно составляли две симметричные части единого орнамента, который охотно купил бы всякий любитель буколики, а ребенок выудил бы из хлама, наигрался, поставил рядом и позабыл; голова и плечи Сноупса торчали теперь из подпола, где крышка была откинута и рядом все еще стояло ведро с угольями, а Сноупс торчал, будто зарытый в землю по плечи, как вдова, которую по испано-индейско-американскому обычаю хоронят вместе с мужем. Но опять же все это произошло во мгновение ока. Слишком быстро даже для живой картины; такие вещи даже память не может точно запечатлеть. И вот уже человек, корова и мул снова один за другим исчезли за углом, Сноупс мчался впереди, волоча веревку, за ним скакала корова, задрав хвост, прямой и слегка наклоненный, как древко флага на корме корабля. Миссис Хейт и старая Хет тоже бежали мимо открытого, зияющего подпола, где по вдовьему состоянию хозяйки грудами копился всякий хлам пустые ящики на растопку, старые газеты, поломанная мебель и прочее добро, которое ни одна женщина нипочем не выбросит; а еще там была куча угля и смолистых сосновых поленьев, - бежали, и снова повернули за угол, и увидели, как Сноупс, корова и мул, все трое, уже исчезали в облаке обезумевших, вездесущих кур, которые снова пробежали под домом и поспели в самое время. А они бежали, миссис Хейт все в том же суровом, непроницаемом молчании, а старая Хет по-детски удивленная, живая и радостная. Но, когда они опять очутились перед домом, там уже не было никого, кроме Сноупса. Он лежал на животе, пытаясь привстать на растопыренных руках, пиджак при падении завернулся ему на голову, и из-под него выглядывало его лицо с отвисшей челюстью в исступленной безмятежности, словно карикатура на упавшую монахиню.
- Где они? - крикнула Сноупсу старая Хет. Он не ответил. - Догоняют? крикнула она. - Они опять на заднем дворе!
Да, они и впрямь уже были там. Корова, видать, хотела вернуться в коровник, но поняла, надо думать, что взяла слишком большой разгон и, позабыв всякий страх, вдруг круто повернула назад. Только этого они не видели и мула не видели тоже, он уже свернул, чтоб не налететь на корову, и они услышали только треск и грохот, когда мул поворотил, споткнулся о крышку подпола и поскакал дальше. Когда они подоспели, мула уже не было. И ведра с угольями тоже не было, но они этого не заметили; только корова стояла посреди двора, там же, где и раньше, неподвижная, шумно дыша, растопырив ноги и пригнув голову, словно ребенок вернулся и убрал одну из своих брошенных игрушек. Они побежали дальше. Миссис Хейт теперь бежала тяжело, хватая ртом воздух, лицо у нее было цвета мастики, и одной рукой она держалась за грудь. Они обе уже выдохлись и теперь бежали так медленно, что мул, огибая дом по третьему разу, нагнал их сзади и перепрыгнул через них, не сбавляя прыти, только грянул короткий, дробный, дьявольский грохот копыт, как насмешливый окрик, повеяло едким запахом пота, резко и отрывисто, и он исчез. Но они упрямо свернули за угол в самое время, когда ему удалось все-таки окончательно исчезнуть в тумане; они услышали, как стук его копыт, отрывистый, дробный, словно короткая издевка, прокатился по булыжной мостовой и замер вдали.
- Ну-с, - сказала старая Хет, остановившись. Она тяжело дышала, сияя радостью. - Тише, друзья мои! Кажется, мы... - И тут она словно окаменела; потом медленно повернула голову, повела носом, широко раздувая ноздри; вероятно, на миг она снова увидела открытый подпол и приступку, на которой, когда они в последний раз пробегали мимо, ведра с угольями уже не было. - Мать честная, да ведь гарью пахнет! - сказала она. - Беги в дом, детка, хватай деньги.
Еще и десяти утра не было. А к полудню дом сгорел дотла. Сноупса в те времена заставали в лавке для фермеров; и в тот день многие постарались его там застать. Ему рассказали, что, когда подоспела пожарная машина и собралась толпа, миссис Хейт, за которой следовала старая Хет с бумажной сумкой в одной руке и портретом мистера Хейта в другой, вышла из дому, прихватив зонтик и накинув на себя новое коричневое, пальто, выписанное по почте, в одном кармане которого была банка из-под компота, набитая аккуратно свернутыми кредитками, а в другом - тяжелый никелированный револьвер, перешла через улицу к соседскому дому, где с тех пор и сидела на веранде в качалке, а рядом, в другой качалке, сидела старая Хет, и обе все время раскачивались, и миссис Хейт сурово, непроницаемо смотрела, как бесчинствуют пожарные, расшвыривая по улице ее посуду, мебель и постельное белье.
- А мне что за дело? - сказал Сноупс. - Ведь не я поставил это ведро с раскаленными угольями там, где невесть кто сшиб его прямо в подпол.
- Но подпол-то как-никак вы открыли.
- Конечно, я. А зачем? Чтоб взять веревку, ее же веревку, она меня сама туда и послала.
- Но послала, чтоб изловить вашего же мула, который ворвался к ней на двор. Теперь уж вы не отвертитесь. Любой состав присяжных в нашем округе вынесет вердикт в ее пользу.
- Да. Уж это точно. А все потому, что она женщина. Только поэтому. Потому что она, черт бы ее побрал, женщина. Ладно. Пускай подает в суд, черт бы ее побрал. У меня тоже язык есть. Я и сам кой-чего могу сказать присяжным...
И тут он осекся. Все смотрели на него.
- Что же? Что именно можете вы сказать присяжным?
- Ничего. Потому что никакого суда не будет. Неужто мы с ней затеем тяжбу? Это мы-то с Мэнни Хейт? Вы, ребята, плохо ее знаете, ежели думаете, что она станет подымать шум из-за простого несчастного случая, который никто предотвратить не мог. Да ведь во всей округе не сыскать более справедливой и доброй женщины, чем миссис Мэнни Хейт. И я хотел бы сказать ей это.
Такая возможность тут же ему представилась. За спиной у миссис Хейт стояла старая Хет с бумажной сумкой. Миссис Хейт преспокойно оглядела людей, не отвечая на их смущенные приветствия, а потом больше на них не глядела. Она и на Сноупса долго глядеть не стала, да и говорить с ним долго не стала тоже.
- Я пришла, чтоб купить этого мула, - сказала она.
- Какого еще мула? - Тут они переглянулись. - Вам надобен этот мул? Она все глядела на него. - Это обойдется вам в полторы сотни, миссис Мэнни.
- Чего - долларов?
- Да уж само собой, не центов и не никелей, миссис Мэнни.
- Полтораста долларов, - сказала она. - Когда Хейт был жив, мулы стоили дешевле.
- С тех пор многое переменилось. И мы с вами тоже.
- Пожалуй что так, - сказала она.
И ушла прочь. Повернулась, не сказав больше ни слова, пошла, и старая Хет за ней.
- Может, вам подойдет какой другой из тех, которых вы видели нынче утром, - сказал Сноупс ей вслед.
Она не ответила. Обе медленно удалились.
- На вашем месте я не стал бы ей этого говорить, - заметил кто-то.
1 2 3 4 5