уже само перечисление, сталкивающее их
вместе, обладает магической силой. "Я больше не голоден, говорит Эстен. --
Весь сегодняшний день будут в безопасности под покровом моей слюны:
"Aspics, Amphisbe'nes, Anerudutes, Abedessimons, Alarthraz, Ammobates,
Apinaos, Alatrabans, Aractes, Asterions, Alchtarates, Arges, Araineas,
Ascalabes, Attelabes, Ascalabotes, Aemorroi'des... " *1). Но все эти
черви и змеи, все эти обитатели гнили и трясин кишат, как и слоги,
называющие их, в слюне Эстена: в ней они обладают своим о б щ и м м е с
т о м подобно тому, как им становится операционный стол для зонтика и
швейной машины *2). Если странность их встречи и обнаруживается, то это
благодаря этому <и>, этому <в>, этому <на>, прочность и очевидность
которых гарантирует возможность их совмещения. Конечно, невероятно, чтобы
геморрои, пауки и аммобаты однажды смешались бы под зубами Эстена,
но в конце концов в этой гостеприимной и ненасытной глотке у них было где
расположиться и обрести сосуществование под одним нёбом.
<*) 1. Аспиды, двухголовые змеи и т.д. В частности, аммобаты --
род живущих в песке насекомых. -- Прим.перев.
2. Образ , заимствованный у Лотреамона и Бретона. -- Прим.
ред.>
Напротив, чудовищность, которую Борхес вводит в свое перечисление,
состоит в том, что общее пространство встреч оказывается здесь
разрушенным. Невозможным является не соседство вещей, но общая почка их
соседствования. Где бы еще могли встретиться животные, "и) буйствующие,
как в безумии, к) неисчислимые, л) нарисованные очень тонкой кисточкой из
верблюжъей шерсти", как не в бестелесном голосе, осуществляющем их
перечисление, как не на странице, на которой оно записывается? Где бы еде
могли быть сопоставлены, как не в не имеющем места пространстве языка? Но,
размещая их язык всегда открывает лишь такое пространство, которое
недоступно осмыслению. Центральная категория животных, "включенных в
настоящую классификацию", ясно показывает посредством
недвусмысленной ссылки на известные парадоксы, что никогда не
удастся установить между каждой из этих совокупностей и
совокупностью, объединяющей их, устойчивое отношение содержимого к
содержащему: если все без исключения распределенные животные
размещаются в одной из клеток таблицы, то не находятся ли в ней все
другие клетки? А в каком пространстве помещается сама эта клетка?
Бессмыслица разрушает <и> перечисления, делая невозможным то <в>,
котором распределялись бы перечисляемые явления. Борхес не
прибавляет никакой фигуры к атласу невозможного, он нигде не
вызывает вспышку поэтического сочетания, он лишь увертывается от
самой скромной, но и самой настоятельной необходимости; он изымает
место, безгласную основу, на которой существа могут совмещаться
друг с другом.
Изъятие это замаскировано, или, скорее, жалким образом
обозначено буквенным перечислением в рамках нашего алфавита,
предназначенным служить направляющей (единственно зримой) нитью
для перечислений китайской энциклопедии... Коротко говоря, изъят
знаменитый "операционный стол". Воздавая Русселю 1) лишь в небольшой
степени должное за его неизменно важные заслуги, я использую это слово
"стол" в двух совмещаемых смыслах: никелированный, прорезиненный, сияющий
белизной, сверкающий под солнцем бестеневых ламп стол, на котором на
мгновение, а может быть навсегда, зонтик встречает швейную машину; и
"таблица" 2), с помощью которой мысль упорядочивает явления, разделяет их
на классы, группирует по названиям, обозначающим их сходства и отличия, --
область, где начиная с незапамятных времен язык пересекается с
пространством.
<1)P у с с е л ь Р е й м о н (1877 -- 1933) -- французский писатель,
предвосхитивший сюрреализм и школу "нового романа". -- Прим. ред.
2) table -- по-французски "стол" и "таблица". -- Прим. ред.>
Этот текст Борхеса заставил меня долго смеяться, но при этом я
испытывал вполне определенную, трудно преодолимую неловкость,
обусловленную, может быть, тем, что вслед за смехом рождалось подозрение,
что существует худший беспорядок, чем беспорядок н е у м е с т н о г о и
сближения несовместимого. Этот беспорядок, высвечивающий фрагменты
многочисленных возможных порядков в лишенной закона и геометрии области
г е т е р о к л и т н о г о; и надо истолковать это слово, исходя
непосредственно из его этимологии, чтобы уловить, что явления здесь
"положены", "расположены", "размещены" в настолько различных плоскостях,
что невозможно найти для них пространство встречи, определить о б щ е е
м е с т о для тех и других. У т о п и и утешают: ибо, не имея реального
места, они тем не менее расцветают на чудесном и ровном пространстве; они
распахивают перед нами города с широкими проспектами, хорошо возделанные
сады, страны благополучия, хотя пути к ним существуют только в фантазии.
Г е т е р о т о п и и тревожат, видимо, потому, что незаметно они
подрывают язык; потому что они мешают называть эти <и> то; потому что они
"разбивают" нарицательные имена или создают путаницу между ними; потому
что они заранее разрушают "синтаксис", и не только тот, который строит
предложения, но и тот, менее явный, который "сцепляет" слова и вещи (по
смежности или противостоянию друг другу). Именно поэтому утопии делают
возможными басни и рассуждения: они лежат в фарватере языка, в
фундаментальном измерении ф а б у л ы; гетеротопии (которые так часто
встречаются у Борхеса) засушивают высказывание, делают слова автономными;
оспаривают, начиная с ее основ, всякую возможность грамматики; они
приводят к развязке мифы и обрекают на бесплодие лиризм фраз.
По-видимому, некоторые афазики не могут классифицировать единообразно
мотки шерсти разной окраски, лежащие перед ними на столе, как если бы этот
четырехугольник не мог служить однородным и нейтральным пространством, где
предметы одновременно обнаруживали бы непрерывность своих тождеств или
различий и семантическое поле своих наименований. В этом однородном
пространстве, где вещи обычно распределяются и называются, афазики
образуют множество небольших, неровно очерченных и фрагментарных участков,
в которых безымянные черты сходства склеивают вещи в разобщенные островки:
в одном углу они помещают самые светлые мотки, в другом -- красные, где-то
еще -- мотки с наибольшим содержание шерсти и в другом месте -- самые
длинные, или с фиолетовым отливом, или скатанные в клубок. Но, едва
намеченные, все эти группировки рассыпаются, так как сфера тождества,
которая их поддерживает, сколь бы узкой она ни была, все еще слишком
широка, чтобы не быть неустойчивой; и так до бесконечности больной
собирает и разъединяет, нагромождает разнообразные подобия, разрушает
самые очевидные из них, разрывает тождества, совмещает различные критерии,
суетится, начинает все заново, беспокоится и в конце концов доходит в
своей тревоге до предела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152
вместе, обладает магической силой. "Я больше не голоден, говорит Эстен. --
Весь сегодняшний день будут в безопасности под покровом моей слюны:
"Aspics, Amphisbe'nes, Anerudutes, Abedessimons, Alarthraz, Ammobates,
Apinaos, Alatrabans, Aractes, Asterions, Alchtarates, Arges, Araineas,
Ascalabes, Attelabes, Ascalabotes, Aemorroi'des... " *1). Но все эти
черви и змеи, все эти обитатели гнили и трясин кишат, как и слоги,
называющие их, в слюне Эстена: в ней они обладают своим о б щ и м м е с
т о м подобно тому, как им становится операционный стол для зонтика и
швейной машины *2). Если странность их встречи и обнаруживается, то это
благодаря этому <и>, этому <в>, этому <на>, прочность и очевидность
которых гарантирует возможность их совмещения. Конечно, невероятно, чтобы
геморрои, пауки и аммобаты однажды смешались бы под зубами Эстена,
но в конце концов в этой гостеприимной и ненасытной глотке у них было где
расположиться и обрести сосуществование под одним нёбом.
<*) 1. Аспиды, двухголовые змеи и т.д. В частности, аммобаты --
род живущих в песке насекомых. -- Прим.перев.
2. Образ , заимствованный у Лотреамона и Бретона. -- Прим.
ред.>
Напротив, чудовищность, которую Борхес вводит в свое перечисление,
состоит в том, что общее пространство встреч оказывается здесь
разрушенным. Невозможным является не соседство вещей, но общая почка их
соседствования. Где бы еще могли встретиться животные, "и) буйствующие,
как в безумии, к) неисчислимые, л) нарисованные очень тонкой кисточкой из
верблюжъей шерсти", как не в бестелесном голосе, осуществляющем их
перечисление, как не на странице, на которой оно записывается? Где бы еде
могли быть сопоставлены, как не в не имеющем места пространстве языка? Но,
размещая их язык всегда открывает лишь такое пространство, которое
недоступно осмыслению. Центральная категория животных, "включенных в
настоящую классификацию", ясно показывает посредством
недвусмысленной ссылки на известные парадоксы, что никогда не
удастся установить между каждой из этих совокупностей и
совокупностью, объединяющей их, устойчивое отношение содержимого к
содержащему: если все без исключения распределенные животные
размещаются в одной из клеток таблицы, то не находятся ли в ней все
другие клетки? А в каком пространстве помещается сама эта клетка?
Бессмыслица разрушает <и> перечисления, делая невозможным то <в>,
котором распределялись бы перечисляемые явления. Борхес не
прибавляет никакой фигуры к атласу невозможного, он нигде не
вызывает вспышку поэтического сочетания, он лишь увертывается от
самой скромной, но и самой настоятельной необходимости; он изымает
место, безгласную основу, на которой существа могут совмещаться
друг с другом.
Изъятие это замаскировано, или, скорее, жалким образом
обозначено буквенным перечислением в рамках нашего алфавита,
предназначенным служить направляющей (единственно зримой) нитью
для перечислений китайской энциклопедии... Коротко говоря, изъят
знаменитый "операционный стол". Воздавая Русселю 1) лишь в небольшой
степени должное за его неизменно важные заслуги, я использую это слово
"стол" в двух совмещаемых смыслах: никелированный, прорезиненный, сияющий
белизной, сверкающий под солнцем бестеневых ламп стол, на котором на
мгновение, а может быть навсегда, зонтик встречает швейную машину; и
"таблица" 2), с помощью которой мысль упорядочивает явления, разделяет их
на классы, группирует по названиям, обозначающим их сходства и отличия, --
область, где начиная с незапамятных времен язык пересекается с
пространством.
<1)P у с с е л ь Р е й м о н (1877 -- 1933) -- французский писатель,
предвосхитивший сюрреализм и школу "нового романа". -- Прим. ред.
2) table -- по-французски "стол" и "таблица". -- Прим. ред.>
Этот текст Борхеса заставил меня долго смеяться, но при этом я
испытывал вполне определенную, трудно преодолимую неловкость,
обусловленную, может быть, тем, что вслед за смехом рождалось подозрение,
что существует худший беспорядок, чем беспорядок н е у м е с т н о г о и
сближения несовместимого. Этот беспорядок, высвечивающий фрагменты
многочисленных возможных порядков в лишенной закона и геометрии области
г е т е р о к л и т н о г о; и надо истолковать это слово, исходя
непосредственно из его этимологии, чтобы уловить, что явления здесь
"положены", "расположены", "размещены" в настолько различных плоскостях,
что невозможно найти для них пространство встречи, определить о б щ е е
м е с т о для тех и других. У т о п и и утешают: ибо, не имея реального
места, они тем не менее расцветают на чудесном и ровном пространстве; они
распахивают перед нами города с широкими проспектами, хорошо возделанные
сады, страны благополучия, хотя пути к ним существуют только в фантазии.
Г е т е р о т о п и и тревожат, видимо, потому, что незаметно они
подрывают язык; потому что они мешают называть эти <и> то; потому что они
"разбивают" нарицательные имена или создают путаницу между ними; потому
что они заранее разрушают "синтаксис", и не только тот, который строит
предложения, но и тот, менее явный, который "сцепляет" слова и вещи (по
смежности или противостоянию друг другу). Именно поэтому утопии делают
возможными басни и рассуждения: они лежат в фарватере языка, в
фундаментальном измерении ф а б у л ы; гетеротопии (которые так часто
встречаются у Борхеса) засушивают высказывание, делают слова автономными;
оспаривают, начиная с ее основ, всякую возможность грамматики; они
приводят к развязке мифы и обрекают на бесплодие лиризм фраз.
По-видимому, некоторые афазики не могут классифицировать единообразно
мотки шерсти разной окраски, лежащие перед ними на столе, как если бы этот
четырехугольник не мог служить однородным и нейтральным пространством, где
предметы одновременно обнаруживали бы непрерывность своих тождеств или
различий и семантическое поле своих наименований. В этом однородном
пространстве, где вещи обычно распределяются и называются, афазики
образуют множество небольших, неровно очерченных и фрагментарных участков,
в которых безымянные черты сходства склеивают вещи в разобщенные островки:
в одном углу они помещают самые светлые мотки, в другом -- красные, где-то
еще -- мотки с наибольшим содержание шерсти и в другом месте -- самые
длинные, или с фиолетовым отливом, или скатанные в клубок. Но, едва
намеченные, все эти группировки рассыпаются, так как сфера тождества,
которая их поддерживает, сколь бы узкой она ни была, все еще слишком
широка, чтобы не быть неустойчивой; и так до бесконечности больной
собирает и разъединяет, нагромождает разнообразные подобия, разрушает
самые очевидные из них, разрывает тождества, совмещает различные критерии,
суетится, начинает все заново, беспокоится и в конце концов доходит в
своей тревоге до предела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152