Айра, просто не знаю, как объяснить, ты не видал ничего подобного.
Представь себе свой воздушный порт в Новом Риме. Каждый корабль заводят на
посадку с земли - верно? Ну вот так и аэропланы в те дни садились на
авианосцы. Только аналогия здесь неполная - на тогдашних кораблях не было
никаких приборов. Никаких. Я тебя не обманываю. Все делалось на глазок -
как мальчишка ловит мошек. Только мошкой был Дэвид, а ловил его дежурный,
находящийся на авианосце. Дэвиду приходилось забывать про собственное
мастерство, и доверять свою жизнь дежурному - иначе несчастья было не
избежать.
Дэвид всегда полагался на свое собственное суждение - пусть хоть весь
мир будет против. Довериться в такой же степени другому человеку можно
было, только полностью забыв про собственную природу. Все равно что
оголить пузо перед хирургом и сказать: "Режь на здоровье" - когда точно
знаешь, что такой портач и ветчину-то правильно не нарежет. Так что
посадки на авианосец действительно могли заставить Дэвида отказаться и от
полуторной платы, и от непыльной работы - ведь доверяться следовало
оценкам другого человека, более того - ничем не рискующего в этот момент.
Чтобы сесть в первый раз, Дэвиду потребовалось собрать в кулак всю
свою волю, но и потом ему легче не стало. Но он совершенно неожиданно
обнаружил вот что: оказывается, существуют обстоятельства, когда мнение
другого человека не просто дорожке его собственного, а несопоставимо
дороже.
Видишь ли... нет, наверное, я не объяснил ситуацию. Аэроплан,
приземляясь на авианосец, имел шанс уцелеть лишь потому, что крюк на его
хвосте цеплялся за канат, протянутый поперек палубы. И если летчик
следовал лишь своему собственному суждению, основанному на опыте
приземлений на сухопутный аэродром, он мог разбиться о корму корабля...
или же, зная об этой опасности и пытаясь учесть ее, пролетал слишком
высоко и не зацеплялся за веревку. Вместо большого ровного поля,
прощающего любые ошибки, перед ним было крошечное "окно", в которое он
должен был попасть точно - ни выше, ни ниже, ни правее, ни левее, двигаясь
ни слишком медленно, ни слишком быстро. И при этом почти не имея
возможности убедиться, угадал ли он.
Позже процесс сделали полуавтоматическим, потом автоматическим, но
когда его усовершенствовали в необходимой степени, авианосцев уже не
стало. Точное описание человеческого прогресса: едва ты выясняешь, как
следует поступать, как обнаруживается, что уже поздно.
Однако порой бывает, что накопленные знания удается потом
использовать для решения уже новой проблемы. В противном случае мы сейчас
еще качались бы на ветках.
Итак, пилот аэроплана вынужден был доверять дежурному на палубе,
который видел, что происходит. Дежурный этот звался "сигнальным офицером
посадки": он флажками сигналил о состоянии дел подлетающему пилоту.
Прежде чем в первый раз решиться на этот противоестественный
поступок, Дэвид сделал три захода, наконец совладал с собой, доверился
сигнальщику и получил разрешение приземлиться.
И только тогда обнаружил, какой пережил испуг, - его мочевой пузырь
освободился от своего содержимого.
Вечером он получил презент - "королевский орден мокрой пеленки", с
удостоверением, подписанным сигнальщиком, заверенным командиром эскадрильи
и свидетелями - его сотоварищами. Такого унижения он не испытывал с тех
пор, как перестал быть плебеем. Не утешало и то, что орден вручался часто:
заготовленные заранее бланки дожидались каждой новой партии пилотов.
После этого случая он аккуратно следовал указаниям посадочных
сигнальщиков, повинуясь им, словно робот; все его эмоции словно подавлял
некий самогипноз. И когда как-то раз пришлось садиться ночью - что здорово
действовало пилотам на нервы, поскольку они не видели перед собой ничего,
кроме светящихся жезлов, которыми сигнальщики орудовали по ночам вместо
флагов - Дэвид совершил идеальную посадку с первого же захода.
О своем намерении не искать славы летчика-истребителя Дэвид
помалкивал, пока не убедился, что добился репутации хорошего пилота. И тут
же подал заявку на переподготовку - на многомоторный самолет. Добиться
перевода оказалось нелегко, поскольку так высоко ценивший способности
Дэвида инструктор стал теперь командиром его эскадрильи, и следовало
ознакомить его с рапортом. И, подав прошение, Дэвид угодил на прием к
своему боссу.
- Дэйв, что это такое?
- Там все написано, сэр. Хочется полетать на штуковине покрупнее.
- Ты свихнулся? Ты же истребитель. Три месяца в разведывательной
эскадрилье - и через четверть года я смогу дать тебе прекрасную
рекомендацию и направить на переподготовку - но как истребителя.
Дэйв молчал.
Командир эскадрильи настаивал:
- Или тебя расстраивает дурацкий "орден пеленки"? Так его же
удостоилась половина эскадрильи! Наплюй, у меня тоже такой есть. Он не
унизил тебя в глазах товарищей. Это просто чтобы ты не забывал считать
себя человеком, когда решил, что удостоился нимба.
Дэвид по-прежнему молчал.
- Черт побери, чего ты стоишь? Возьми бумажку и порви! И подай новую
- на переподготовку. Отправляйся сейчас, я отпущу тебя, не дожидаясь трех
месяцев.
Дэвид безмолвствовал. Босс поглядел на него, побагровел и коротко
промолвил:
- Наверное, я не прав. Вероятно, из ягненка, мистер Лэм [Lamb
(англ.). - ягненок], не сделаешь истребителя. Все. Вы свободны.
На огромных, многомоторных летающих лодках Дэвид наконец почувствовал
себя как дома. Они были чересчур велики, чтобы взлетать в море с
авианосца, но служба на них считалась морской - однако на деле Дэвид почти
каждую ночь проводил дома: в собственной постели рядом с собственной
женой. Лишь изредка ему приходилось ночевать на базе во время дежурства,
еще реже большие лодки взлетали в небо по ночам. Они летали не слишком
часто и днем, в отличную погоду: аэропланы эти были слишком
дорогостоящими, каждый полет обходился недешево, а страну как раз
захлестнула волна экономии. Лодки летали с полными экипажами; в
двухмоторной числилось четверо или пятеро, а четырехмоторной - еще больше;
зачастую на борт брали и пассажиров, чтобы люди смогли набирать полетное
время, необходимое для повышения. Все это Дэйва устраивало - не нужно было
управлять машиной, делая при этом еще шестнадцать разных дел, можно было
забыть об офицерах-сигнальщиках... о капризных двигателях, наконец, о
горючем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205