.. Нет, исключено. Последний потомок нотариуса Болеслав Лагевка,
в 1939 году писал черным по белому: "Остальное без изменений, согласно
воле завещателя". Если согласно воле, значит, при жизни Катарины они
ничего не получили.
Михал перестал ощущать голод. Он уже запустил руки в кипу бумаг,
чтобы найти упоминания о Влукневских, когда вдруг вспомнил о примечании
нотариуса.
Старый Бартоломей Лагевка, чувствуя приближение смерти, оставил
письменные поручения сыну, объяснив при случае некоторые события,
связанные с завещанием пани Софии. Во-первых, содержание завещания должно
оставаться в тайне до момента его реализации. Оба свидетеля поклялись
хранить молчание. Во-вторых, как Франтишеку Влукневскому, так и его сыну
Антону, можно доверять, принимая их помощь в управлении имуществом,
поскольку это люди исключительной порядочности. В-третьих, пани София
Больницкая умерла внезапно, сраженная апоплексией при вести о бегстве
своей старшей внучки Полины. Убегая, Полина не думала о замужестве и
отправилась в Варшаву, чтобы найти приличную работу. В-четвертых,
сраженная апоплексией пани София в последние часы жизни пыталась сказать
что-то еще, что, к счастью, ей не удалось. Бартоломей Лагевка не
сомневался, что умирающая собиралась отказать своей внучке, чего он
никакой ценой допустить не мог, поскольку считал, что Катарина de domo
Больницкая пострадала уже достаточно, причем с его помощью. Он пренебрег
своими обязанностями, не исполнив завещания Казимира Хмелевского, и сделал
это под давлением пани Софии, которой он безоговорочно подчинялся, за что
бог его простит. Пусть же хоть дочь Катарины получит то, что ей
принадлежит. В-пятых, он обязывает сына передавать место укрытия
доверенного им сундука, о котором идет речь в завещании, исключительно
устно и только одному человеку. В-шестых, он наказывает следить за Полиной
и ее потомками, чтобы в момент смерти Катарины не было хлопот с поисками
наследников. В-седьмых, он оставляет сына опеке божьей.
Ниже подписи Бартоломея Лагевки виднелось примечание, сделанное рукой
его сына: "В день 5 сентября A.D. 1903, Полина Войтычко вышла замуж за
Франтишека Влукневского и поселилась с ним в Варшаве по улице Согласия, 9,
во флигеле, на третьем этаже."
В полном оцепенении Михал всматривался в это примечание. О, боже!
Палина вышла замуж за Франтишека, мужчину, который был почти ровесником ее
бабки?! И этот Франтишек переехал в Варшаву?! Невозможно!!!...
Он лихорадочно бросился к ящику. Там было что-то, он точно что-то
видел про этих чертовых Влукневских! Какие-то обычные, маловажные вещи...
За окном уже разгорался весенний рассвет, когда Михал, успокоенный
насчет замужества Полины Войтычко, дочитывал арендное соглашение, в
котором Франтишек Влукневский отдавал в аренду своему брату Антону свои
земли, унаследованные от отца. Дальше шел документ, по которому Антон
заплатил Франтишеку и принял в управление всю собственность. Поняв, что
Полина вышла замуж за человека соответствующего возраста, Михал
успокоился. Он уже без остатка втянулся в историю этой удивительной семьи,
в которой дочери неизменно сбегали из дома, а матери проявляли
непримиримую твердость. При случае он отметил контраст между спрятанными
сокровищами и третьим этажом флигеля, и, наконец, полностью поверил, что
старый Франтишек Влукневский сохранил тайну до конца.
На несколько скромных документов, касающихся Юзефа Менюшко, сына
Дамация, судя по которым вышеупомянутый Юзеф втягивался в долги и
распродавал земли, Михал уже не обратил внимания. Рассеяно глядя на восход
солнца, он думал, что как-нибудь доберется до этих наследников. Начать
придется с деревенских Влукневских, так как в деревне произошло гораздо
меньше изменений, чем в городе, тем более в Варшаве. Флигеля с третьим
этажом уже тридцать пять лет не существует. Бог знает, что сталось с
Полиной и Франтишеком, но, возможно, о них что-нибудь знают потомки
Антона. Информацию о сундуке молодой нотариус должен был передавать устно
и только одному человеку. Кто мог быть тем человеком, которого он выбрал
перед войной? Наверняка кто-то из наследников, не посторонний. Надо найти
их, этих потомков Катарины, и вместе с ними попытаться отгадать, что могли
выдумать София Больницкая и старый нотариус...
С уведомлением музейного начальства и милиции он решил пока
повременить. Несмотря на все факты, полной уверенности не было,
преждевременное разглашение могло только повредить делу. Он решил вести
поиски своими силами, что не должно было привести к каким-либо потерям -
если сокровище лежало до сих пор, полежит и дальше. А мысль, что он лично
и собственноручно может найти и спасти все это...
Пречудеснейшая, дерзкая, небесная мысль горела в его душе и не давала
дышать...
Индюки шагали медленно и величественно, постоянно взрываясь
оглушительным бульканьем, не обращая никакого внимания на сигнал и рычание
автомобиля. Давить их я побоялась и тащилась за стадом на первой скорости.
Сигналила, рычала двигателем и подпихивала бампером их пернатые туши -
безрезультатно. Индюки жили своей жизнью и не меняли скорости.
Грунтовая дорога была обсажена деревьями. С одной ее стороны тянулось
село, с другой - луга и поля. За полями на горизонте чернел лес. Камыш,
торчащий посреди поля, обозначил положение небольшого озерца, пруда или
болота. Я могла ненапряженно понаблюдать за пейзажем, поскольку к индюкам
подключилось большое стадо гусей, окончательно загородивших путь и
исключивших дальнейшее движение. Они выползли из двора впереди и
переходили через дорогу, направляясь к лугу.
Где-то рядом, кажется, возле болотца, нашли неопознанный труп, у
которого был мой адрес. Правда, не только мой. Таинственные покойник был
снабжен адресами почти всей моей семьи, моих родителей и тетки Люцины из
Варшавы, моей кузины Лильки из Чешина, ее брата Хенрика из Вроцлава и даже
канадским адресом моей второй тетки - Терезы. Кроме этих адресов,
записанных на потертой бумажке, покойник не имел ничего. Установить, кем
он был при жизни, не удалось.
Естественно, всех нас тщательно и добросовестно допросили. Милиция
была настолько любезна, что не настаивала на очной ставке с покойником, а
ограничилась соответственно обработанным портретом, на котором труп
выглядел живым и нестрашным. Никто из семьи никогда его не видел. Это было
ясно до такой степени, что сомнения перестали мучить даже милицию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
в 1939 году писал черным по белому: "Остальное без изменений, согласно
воле завещателя". Если согласно воле, значит, при жизни Катарины они
ничего не получили.
Михал перестал ощущать голод. Он уже запустил руки в кипу бумаг,
чтобы найти упоминания о Влукневских, когда вдруг вспомнил о примечании
нотариуса.
Старый Бартоломей Лагевка, чувствуя приближение смерти, оставил
письменные поручения сыну, объяснив при случае некоторые события,
связанные с завещанием пани Софии. Во-первых, содержание завещания должно
оставаться в тайне до момента его реализации. Оба свидетеля поклялись
хранить молчание. Во-вторых, как Франтишеку Влукневскому, так и его сыну
Антону, можно доверять, принимая их помощь в управлении имуществом,
поскольку это люди исключительной порядочности. В-третьих, пани София
Больницкая умерла внезапно, сраженная апоплексией при вести о бегстве
своей старшей внучки Полины. Убегая, Полина не думала о замужестве и
отправилась в Варшаву, чтобы найти приличную работу. В-четвертых,
сраженная апоплексией пани София в последние часы жизни пыталась сказать
что-то еще, что, к счастью, ей не удалось. Бартоломей Лагевка не
сомневался, что умирающая собиралась отказать своей внучке, чего он
никакой ценой допустить не мог, поскольку считал, что Катарина de domo
Больницкая пострадала уже достаточно, причем с его помощью. Он пренебрег
своими обязанностями, не исполнив завещания Казимира Хмелевского, и сделал
это под давлением пани Софии, которой он безоговорочно подчинялся, за что
бог его простит. Пусть же хоть дочь Катарины получит то, что ей
принадлежит. В-пятых, он обязывает сына передавать место укрытия
доверенного им сундука, о котором идет речь в завещании, исключительно
устно и только одному человеку. В-шестых, он наказывает следить за Полиной
и ее потомками, чтобы в момент смерти Катарины не было хлопот с поисками
наследников. В-седьмых, он оставляет сына опеке божьей.
Ниже подписи Бартоломея Лагевки виднелось примечание, сделанное рукой
его сына: "В день 5 сентября A.D. 1903, Полина Войтычко вышла замуж за
Франтишека Влукневского и поселилась с ним в Варшаве по улице Согласия, 9,
во флигеле, на третьем этаже."
В полном оцепенении Михал всматривался в это примечание. О, боже!
Палина вышла замуж за Франтишека, мужчину, который был почти ровесником ее
бабки?! И этот Франтишек переехал в Варшаву?! Невозможно!!!...
Он лихорадочно бросился к ящику. Там было что-то, он точно что-то
видел про этих чертовых Влукневских! Какие-то обычные, маловажные вещи...
За окном уже разгорался весенний рассвет, когда Михал, успокоенный
насчет замужества Полины Войтычко, дочитывал арендное соглашение, в
котором Франтишек Влукневский отдавал в аренду своему брату Антону свои
земли, унаследованные от отца. Дальше шел документ, по которому Антон
заплатил Франтишеку и принял в управление всю собственность. Поняв, что
Полина вышла замуж за человека соответствующего возраста, Михал
успокоился. Он уже без остатка втянулся в историю этой удивительной семьи,
в которой дочери неизменно сбегали из дома, а матери проявляли
непримиримую твердость. При случае он отметил контраст между спрятанными
сокровищами и третьим этажом флигеля, и, наконец, полностью поверил, что
старый Франтишек Влукневский сохранил тайну до конца.
На несколько скромных документов, касающихся Юзефа Менюшко, сына
Дамация, судя по которым вышеупомянутый Юзеф втягивался в долги и
распродавал земли, Михал уже не обратил внимания. Рассеяно глядя на восход
солнца, он думал, что как-нибудь доберется до этих наследников. Начать
придется с деревенских Влукневских, так как в деревне произошло гораздо
меньше изменений, чем в городе, тем более в Варшаве. Флигеля с третьим
этажом уже тридцать пять лет не существует. Бог знает, что сталось с
Полиной и Франтишеком, но, возможно, о них что-нибудь знают потомки
Антона. Информацию о сундуке молодой нотариус должен был передавать устно
и только одному человеку. Кто мог быть тем человеком, которого он выбрал
перед войной? Наверняка кто-то из наследников, не посторонний. Надо найти
их, этих потомков Катарины, и вместе с ними попытаться отгадать, что могли
выдумать София Больницкая и старый нотариус...
С уведомлением музейного начальства и милиции он решил пока
повременить. Несмотря на все факты, полной уверенности не было,
преждевременное разглашение могло только повредить делу. Он решил вести
поиски своими силами, что не должно было привести к каким-либо потерям -
если сокровище лежало до сих пор, полежит и дальше. А мысль, что он лично
и собственноручно может найти и спасти все это...
Пречудеснейшая, дерзкая, небесная мысль горела в его душе и не давала
дышать...
Индюки шагали медленно и величественно, постоянно взрываясь
оглушительным бульканьем, не обращая никакого внимания на сигнал и рычание
автомобиля. Давить их я побоялась и тащилась за стадом на первой скорости.
Сигналила, рычала двигателем и подпихивала бампером их пернатые туши -
безрезультатно. Индюки жили своей жизнью и не меняли скорости.
Грунтовая дорога была обсажена деревьями. С одной ее стороны тянулось
село, с другой - луга и поля. За полями на горизонте чернел лес. Камыш,
торчащий посреди поля, обозначил положение небольшого озерца, пруда или
болота. Я могла ненапряженно понаблюдать за пейзажем, поскольку к индюкам
подключилось большое стадо гусей, окончательно загородивших путь и
исключивших дальнейшее движение. Они выползли из двора впереди и
переходили через дорогу, направляясь к лугу.
Где-то рядом, кажется, возле болотца, нашли неопознанный труп, у
которого был мой адрес. Правда, не только мой. Таинственные покойник был
снабжен адресами почти всей моей семьи, моих родителей и тетки Люцины из
Варшавы, моей кузины Лильки из Чешина, ее брата Хенрика из Вроцлава и даже
канадским адресом моей второй тетки - Терезы. Кроме этих адресов,
записанных на потертой бумажке, покойник не имел ничего. Установить, кем
он был при жизни, не удалось.
Естественно, всех нас тщательно и добросовестно допросили. Милиция
была настолько любезна, что не настаивала на очной ставке с покойником, а
ограничилась соответственно обработанным портретом, на котором труп
выглядел живым и нестрашным. Никто из семьи никогда его не видел. Это было
ясно до такой степени, что сомнения перестали мучить даже милицию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67