Отступив на шаг, редактор с восторгом уставился на украшенного таким образом сатирика и воскликнул:
— А как выглядит! Красота!
— Чтоб вам лопнуть! — от всего сердца пожелал сатирик.
Фоторепортёр включился в аврал. Представив, сколько великолепных снимков он сможет сделать, молодой человек испытал бурный прилив трудового энтузиазма.
— Ну а теперь приступим к этим, — вскричал он, указав на автомобильные камеры. — Как будем их одевать на него? Через верх или через низ?
— Понятия не имею, — отвечал автор проекта. — Придётся решать на месте, то есть на фигуре. И вообще занимайтесь этим сами, у меня тут идея появилась…
И, присев к письменному столу, художник принялся набрасывать что-то на листке бумаги. Ему не дали поработать спокойно.
— Ясь, а что с хвостом? — отвлёк его консультант.
— В том-то и дело, что насчёт хвоста у меня появилось свежее, оригинальное соображение, — ответил художник, не отрываясь от проекта. — Вот так, хорошо… и вот тут ещё пустить этакую закорючку… неплохо, неплохо. Впечатляет! Так вот, мне вдруг пришло в голову… что, если хвост пришельца заменить третьей ногой? Как думаете?
Оригинальное предложение застало компаньонов врасплох, они озадаченно молчали. Бросив камеру, фоторепортёр глянул через плечо художника на эскиз и в полном восторге воскликнул:
— Ясно, третья нога! Никаких хвостов! И хорошо, если на ней будет гореть огонёк…
— …и мигать? — обрадовался художник. — Здорово!
И оба принялись воплощать в жизнь свежую идею. Остальные тоже одобрили её, лишь у консультанта были сомнения. Накачивая третью автомобильную камеру, он заметил, что уже в самом начале, при обсуждении общего проекта, электрик был очень недоволен и высказывал сомнения в его реализации.
— Не уверен, что он одобрит мигающий огонёк на задней ноге, — сказал консультант, сопя и отирая пот со лба. — Как какая нетипичная проводка или инсталяция — электрик сразу встаёт на дыбы. Слышали бы вы, как он разорялся насчёт бенгальских огней! Не выдержит он мигающего огонька, помяните моё слово.
— Это не электрик, а я не выдержу, — сердито пробурчал полузадушенный сатирик, задыхаясь под сплетениями резиновых змеевиков и прочей амуниции.
— Кончайте скорее свою примерку, не могу больше.
— Сейчас, сейчас, потерпи ещё немножко.
Сатирику и в самом деле можно было посочувствовать. Он стоял посередине комнаты и представлял собой весьма впечатляющее зрелище. Дуршлаги и прочий кухонный алюминиевый инвентарь, перемежаемый чёрными змеями велосипедных камер, загадочно и на редкость эффектно серебрился в электрическом свете. В углу громоздились автомобильные камеры, причём три из них привезли уже надутыми, ибо у редактора были все основания полагать, что с камерами от грузовиков консультанту будет трудно справиться вручную.
Стол художника, кроме эскизов и проектов, загромождали предметы, которыми предполагалось украсить будущих звездолётчиков. Среди них выделялись пять мотоциклетных шлемов, естественно, переоборудованных соответственно их новому предназначению. Они были не только радиофицированы, но и украшены оригинальной конструкцией из плексигласа и никеля, что преображало их до неузнаваемости.
Не только сатирик в своём космическом снаряжении не мог ступить ногой и пошевелить рукой. Остальным тоже было трудно двигаться в этой комнате, до пределов загромождённой всевозможными проводами, фрагментами будущих костюмов астронавтов, металлическими листами, фольгой, краской и ещё тысячью предметов, необходимых для снаряжения членов экипажа звездолёта.
Отбросив свиток металлической стружки, фоторепортёр в поисках подходящего материала для изготовления третьей ноги стал разгребать залежи материалов в углу. Потом подошёл к столу, на котором стояли редакционные лампы на длинных гибких кронштейнах, задумчиво оглядел их и уже раскрыл рот, собираясь что-то сказать, как вдруг раздался энергичный стук в дверь.
Неожиданный стук произвёл впечатление разорвавшейся бомбы, ибо заговорщики были убеждены, что все двери в здании, начиная со входной, надёжно заперты. Появление в неурочный час нежданного гостя было совершенно непонятным катаклизмом. Это не мог быть сторож, тот ни за какие коврижки не покинул бы своей уютной и безопасной дежурки внизу, а в экстренном случае позвонил бы по внутреннему телефону. При одной мысли, что сейчас войдёт посторонний и сразу разгадает их тайну — достаточно увидеть одного сатирика, — заговорщики впали в панику.
Бросив на пол автомобильную камеру, редактор подскочил к двери и подпёр её изнутри, свистящим шёпотом давая руководящие указания сотрудникам.
— Спрячься куда-нибудь! — шипел он на сатирика, живописным столбом стоявшего посреди комнаты. — Да не шевелись же! Согнись и под стол!
— Сам согнись, кретин! — огрызнулся сатирик.
— А ты хоть шлемы со стола убери! — последовал приказ художнику. — Слушай, космонавт, марш в угол и повернись к двери спиной. Со спины не разберут, что это такое. Хотя голова торчит… Если бы не голова…
— Отрезаем? — с готовностью вызвался фоторепортёр.
И он решительно направился к побледневшему сатирику, сжимая в руке ножницы для жести. Тот шарахнулся в сторону. Неловко толкнул стол, стоявшие на нем лампы упали на кучу резиновых камер и проткнули одну из них. Свист вырвавшегося воздуха ещё более усилил панику. Сатирик рванулся в другую сторону и столкнул со второго стола коробку со стеклянными медицинскими банками. С оглушительным бряканьем банки раскатились по полу.
Стоящий за дверью социолог, пан Здислав, воспринимал все эти звуки как райскую музыку, догадываясь о царящей за дверью панике. Он пытался сообщить коллегам, что это он, что нет причин для паники, но, твёрдо памятуя о необходимости соблюдать конспирацию, сообщал чуть слышным щепотом.
Коллеги шёпота не слышали и продолжали паниковать. Тогда социолог постучал вторично.
Редактор решился и чуть приоткрыл дверь. Увидев в щёлку пана Здислава, он испытал такую радость, которой никогда доселе не дано было ему испытать. Ещё бы! Самым главным условием эксперимента было соблюдение тайны. Если кто-нибудь пронюхает о приготовлениях, если хоть тень подозрений зародится у кого-нибудь в душе — считай, пропали все труды. Ведь в их эксперименте главное — полнейшая неожиданность, только тогда можно рассчитывать на спонтанную реакцию публики, то есть общественности. А если кто-нибудь пронюхает о том, что в редакции делаются какие-то секретные приготовления, и потом, когда «инопланетяне» приземлятся, кто— то вспомнит вдруг о секретных приготовлениях — пиши, дело пропало. Ведь в редакции бывает в основном пишущая братия, журналисты, люди, как правило, умеющие соображать, сопоставлять явления и абсолютно не умеющие держать при себе свои соображения и подозрения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
— А как выглядит! Красота!
— Чтоб вам лопнуть! — от всего сердца пожелал сатирик.
Фоторепортёр включился в аврал. Представив, сколько великолепных снимков он сможет сделать, молодой человек испытал бурный прилив трудового энтузиазма.
— Ну а теперь приступим к этим, — вскричал он, указав на автомобильные камеры. — Как будем их одевать на него? Через верх или через низ?
— Понятия не имею, — отвечал автор проекта. — Придётся решать на месте, то есть на фигуре. И вообще занимайтесь этим сами, у меня тут идея появилась…
И, присев к письменному столу, художник принялся набрасывать что-то на листке бумаги. Ему не дали поработать спокойно.
— Ясь, а что с хвостом? — отвлёк его консультант.
— В том-то и дело, что насчёт хвоста у меня появилось свежее, оригинальное соображение, — ответил художник, не отрываясь от проекта. — Вот так, хорошо… и вот тут ещё пустить этакую закорючку… неплохо, неплохо. Впечатляет! Так вот, мне вдруг пришло в голову… что, если хвост пришельца заменить третьей ногой? Как думаете?
Оригинальное предложение застало компаньонов врасплох, они озадаченно молчали. Бросив камеру, фоторепортёр глянул через плечо художника на эскиз и в полном восторге воскликнул:
— Ясно, третья нога! Никаких хвостов! И хорошо, если на ней будет гореть огонёк…
— …и мигать? — обрадовался художник. — Здорово!
И оба принялись воплощать в жизнь свежую идею. Остальные тоже одобрили её, лишь у консультанта были сомнения. Накачивая третью автомобильную камеру, он заметил, что уже в самом начале, при обсуждении общего проекта, электрик был очень недоволен и высказывал сомнения в его реализации.
— Не уверен, что он одобрит мигающий огонёк на задней ноге, — сказал консультант, сопя и отирая пот со лба. — Как какая нетипичная проводка или инсталяция — электрик сразу встаёт на дыбы. Слышали бы вы, как он разорялся насчёт бенгальских огней! Не выдержит он мигающего огонька, помяните моё слово.
— Это не электрик, а я не выдержу, — сердито пробурчал полузадушенный сатирик, задыхаясь под сплетениями резиновых змеевиков и прочей амуниции.
— Кончайте скорее свою примерку, не могу больше.
— Сейчас, сейчас, потерпи ещё немножко.
Сатирику и в самом деле можно было посочувствовать. Он стоял посередине комнаты и представлял собой весьма впечатляющее зрелище. Дуршлаги и прочий кухонный алюминиевый инвентарь, перемежаемый чёрными змеями велосипедных камер, загадочно и на редкость эффектно серебрился в электрическом свете. В углу громоздились автомобильные камеры, причём три из них привезли уже надутыми, ибо у редактора были все основания полагать, что с камерами от грузовиков консультанту будет трудно справиться вручную.
Стол художника, кроме эскизов и проектов, загромождали предметы, которыми предполагалось украсить будущих звездолётчиков. Среди них выделялись пять мотоциклетных шлемов, естественно, переоборудованных соответственно их новому предназначению. Они были не только радиофицированы, но и украшены оригинальной конструкцией из плексигласа и никеля, что преображало их до неузнаваемости.
Не только сатирик в своём космическом снаряжении не мог ступить ногой и пошевелить рукой. Остальным тоже было трудно двигаться в этой комнате, до пределов загромождённой всевозможными проводами, фрагментами будущих костюмов астронавтов, металлическими листами, фольгой, краской и ещё тысячью предметов, необходимых для снаряжения членов экипажа звездолёта.
Отбросив свиток металлической стружки, фоторепортёр в поисках подходящего материала для изготовления третьей ноги стал разгребать залежи материалов в углу. Потом подошёл к столу, на котором стояли редакционные лампы на длинных гибких кронштейнах, задумчиво оглядел их и уже раскрыл рот, собираясь что-то сказать, как вдруг раздался энергичный стук в дверь.
Неожиданный стук произвёл впечатление разорвавшейся бомбы, ибо заговорщики были убеждены, что все двери в здании, начиная со входной, надёжно заперты. Появление в неурочный час нежданного гостя было совершенно непонятным катаклизмом. Это не мог быть сторож, тот ни за какие коврижки не покинул бы своей уютной и безопасной дежурки внизу, а в экстренном случае позвонил бы по внутреннему телефону. При одной мысли, что сейчас войдёт посторонний и сразу разгадает их тайну — достаточно увидеть одного сатирика, — заговорщики впали в панику.
Бросив на пол автомобильную камеру, редактор подскочил к двери и подпёр её изнутри, свистящим шёпотом давая руководящие указания сотрудникам.
— Спрячься куда-нибудь! — шипел он на сатирика, живописным столбом стоявшего посреди комнаты. — Да не шевелись же! Согнись и под стол!
— Сам согнись, кретин! — огрызнулся сатирик.
— А ты хоть шлемы со стола убери! — последовал приказ художнику. — Слушай, космонавт, марш в угол и повернись к двери спиной. Со спины не разберут, что это такое. Хотя голова торчит… Если бы не голова…
— Отрезаем? — с готовностью вызвался фоторепортёр.
И он решительно направился к побледневшему сатирику, сжимая в руке ножницы для жести. Тот шарахнулся в сторону. Неловко толкнул стол, стоявшие на нем лампы упали на кучу резиновых камер и проткнули одну из них. Свист вырвавшегося воздуха ещё более усилил панику. Сатирик рванулся в другую сторону и столкнул со второго стола коробку со стеклянными медицинскими банками. С оглушительным бряканьем банки раскатились по полу.
Стоящий за дверью социолог, пан Здислав, воспринимал все эти звуки как райскую музыку, догадываясь о царящей за дверью панике. Он пытался сообщить коллегам, что это он, что нет причин для паники, но, твёрдо памятуя о необходимости соблюдать конспирацию, сообщал чуть слышным щепотом.
Коллеги шёпота не слышали и продолжали паниковать. Тогда социолог постучал вторично.
Редактор решился и чуть приоткрыл дверь. Увидев в щёлку пана Здислава, он испытал такую радость, которой никогда доселе не дано было ему испытать. Ещё бы! Самым главным условием эксперимента было соблюдение тайны. Если кто-нибудь пронюхает о приготовлениях, если хоть тень подозрений зародится у кого-нибудь в душе — считай, пропали все труды. Ведь в их эксперименте главное — полнейшая неожиданность, только тогда можно рассчитывать на спонтанную реакцию публики, то есть общественности. А если кто-нибудь пронюхает о том, что в редакции делаются какие-то секретные приготовления, и потом, когда «инопланетяне» приземлятся, кто— то вспомнит вдруг о секретных приготовлениях — пиши, дело пропало. Ведь в редакции бывает в основном пишущая братия, журналисты, люди, как правило, умеющие соображать, сопоставлять явления и абсолютно не умеющие держать при себе свои соображения и подозрения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69