ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


OCR Xac
Аннотация
Лодыжки и запястья мальчика охватывали сверкающие браслеты движков, а шлем и широкий пояс антигравитатора делали его совсем похожим на звездолётчика — таким же подтянутым, мужественным, снаряжённым. Он чувствовал, что мама тоже любуется им. Он полетел, а мир вокруг, отодвигая горизонт, расширялся. В полёте мальчик догнал орла и выдернул из него перо. Тело орла странно перекосилось, смялось в нелепый комок и пронеслось над ногами мальчика. Он лихорадочно затормозил, не понимая, отчего орёл падает.
Дмитрий Биленкин
Догнать орла
* * *
— Смотри не залетай далеко!
Мальчик кивнул и сразу забыл наставление. Ещё бы! Солнце греет, мама заботится, все в порядке вещей, и думать тут не о чем.
Он стоял на крыше дома, напряжённый, как тетива. Лодыжки и запястья охватывали сверкающие браслеты движков, а шлем и широкий пояс антигравитатора делали его совсем похожим на звездолётчика — таким же подтянутым, мужественным, снаряжённым. Он чувствовал, что мама тоже любуется им.
— Милый, ты слышал, о чем я говорю?
— Ну, мам…
Мальчик обиженно шмыгнул носом. Что он, маленький? Щурясь на солнце, он принял стартовую позу. Вот так! “Команда готова, капитан! Есть, капитан! Уходим в пространство, капитан!”
При чем здесь мама?
СТАРТ!
Словно чья-то рука мягко и властно взяла его под подошвы, приподняла, так что от макушки до пяток прошёл холодок, и — ух! — сердце учащённо забилось, когда плоская крыша, мама на ней, деревья вокруг дома плавно и быстро стали уходить вниз.
Они уменьшались, как бы съёживались, а мир вокруг, отодвигая горизонт, расширялся. Воздух стал ощутимым и зримым. Он приятно обдувал вертикально взмывающее тело мальчика, и от одного уходящего вдаль края земли до другого заполнял собой все — прозрачный, бодрящий, солнечно-голубой.
Чуть-чуть небрежно и горделиво мальчик помахал маме. Она стала теперь совсем крошечной. Земля уходила все дальше, делалась плоской, краски её грубели, наливаясь синевой. Этот вид земли никогда не нравился мальчику. Он наклонил голову, биодатчики шлема уловили безмолвный приказ, тело легло плашмя, и вот он уже парил, снижаясь и держа курс к вспыхивающему серебру далёкого озера.
Прежний антигравитатор, которым мальчик пользовался с пяти лет, слегка шумел в полёте, а этот новый “Икар” был совершенно, дивно беззвучен. Ни рука, ни нога не зависали, как это было прежде, — мечта, а не машина!
Впрочем, что тут такого? Вчера хорошая машина, сегодня отличная, завтра ещё лучше — иначе и быть не могло. Машины ведь тоже взрослеют.
Ближе к земле ощутимей стали мерные токи воздуха. Тело скользило в струях; чуть теплей, чуть прохладней, немножко вверх, немножко вниз, как с горки на горку, как с волны на волну. От удовольствия мальчик зажмурился.
Даже с закрытыми глазами он знал, над чем пролетает. Сухо и терпко пахнет травой — луг на пригорке. Теперь чуточку колыхнёт — низина. Горячий, смолистый аромат с земли — он над сосновым бором. Донёсся влажный запах мокрой тины — берег озера. Душистая струя цветущего шиповника…
А ну-ка! В мальчике точно распрямилась пружина. Открыв глаза и вытянув вперёд руки, он ринулся наискось и вниз, вниз, тараня близящуюся стену деревьев. Вокруг все мчалось и сливалось. Он был ракетой, он летел в атаку, впереди была сельва чужой планеты, там насмерть бились его друзья, и он, жертвуя собой…
Та же мягкая и властная рука подхватила его вблизи от сомкнутых стволов и подняла над лесом. Как всегда… Было обидно, что его лишали воли, но всякий раз, когда, замирая от сладкого ужаса, он пробовал вот так врезаться в преграду, спасительное вмешательство автомата доставляло ему невольное облегчение. Потому что, кроме азарта и упоения, все-таки был и страх, совсем капельный, но все же страх, что автомат не убережёт. Но он уберегал всегда, иначе и быть не могло.
Мальчик перевёл дыхание. Вершины частого ельника, над которым он плыл, порой открывали внизу тёмные провалы со скатами мохнатых ветвей; оттуда тянуло сырым грибным запахом. Можно было, конечно, нырнуть и спокойно исследовать такую пещеру, но нет, энергия требовала другой разрядки.
Он круто взмыл вверх и кувыркался, переворачивался, вертелся, пока все зеленое, голубое, солнечное не закружилось в глазах обезумевшим колесом. Тогда он лёг на спину.
Мало-помалу мир встал на место. Теперь в нем была тишина и покой.
Ослепительная белизна редких кучевых облаков тоже манила, но это было совсем не то. Внутри облаков промозгло, зябко и скучно. Облака годятся разве что для шумной игры в прятки, когда под тобой столько белоснежных, соблазнительных издали гротов, невесомых арок, причудливых мостов, но все это зыбко, изменчиво, и нужен точный расчёт, чтобы туманное укрытие вдруг не растаяло в самый неподходящий момент. Да, играть там в прятки — это здорово! И ещё отыскивать радуги. Радуг там, конечно, много, но надо найти великолепную, такую, чтобы все признали — лучше нет.
А ведь он когда-то боялся летать. Судорожно хватался в воздухе за отцовскую руку. Смешно! Глупый он был тогда. И год назад, если вспомнить, тоже был ещё глупый — мечтал пролететь сквозь радугу. Теперь-то он понимает, что такое радуга. “Каждый охотник желает знать, где сидит фазан”. Красный, оранжевый, жёлтый, зелёный, голубой, синий, фиолетовый спектр, а все вместе — белый свет! Ну ещё там ультрафиолетовый, инфракрасный… Очень даже все просто.
Прежняя поза ему надоела, он повернулся на бок. Так он лежал некоторое время между небом и землёй, пока не захотелось новых действий.
Тут он увидел парящую вдали птицу. Птица в воздухе что кузнечики на лугу; он давно уже, как подрос, не обращал на них особого внимания, разве что, притаившись за опушкой, с криком врывался в стаю горластых ворон. Поступок, за которым дома следовало внеурочное мытьё (вороны пачкались очень метко), сопровождаемое огорчёнными попрёками: “Ведь говорили же тебе — не беспокой птиц; тебя бы вот так кто-нибудь напугал, каково?” Взрослые любят все усложнять, и если всегда их слушать, то и пальцем не шевельнёшь. Они вот никогда не врываются в вороньи стаи и не знают, какая это потеха. И ещё неизвестно, кто тут кого должен бояться, — дружная стая разозлённых ворон и поцарапать может… Тут ему видней, потому что в детстве ни папа, ни мама не летали по воздуху — антигравитаторов тогда не было. Даже представить трудно, как это они без них обходились.
Одинокая птица не представляла особого интереса, но, приглядевшись, мальчик внезапно насторожился. Уж слишком величественно парила птица! Такой размах крыльев мог быть только… Ну конечно же, это орёл! Орёл!
Уиу-у! Тело мальчика ввинтилось в ставший упругим воздух. Расстояние до орла сокращалось, но тот все так же лениво парил, нисколько не шевеля крылом.
1 2