Ксюша искоса поглядывала на Олега. Лицо бледное, узкое, волнистые
волосы так светлы, что кажутся седыми, костистый подбородок курчавится
мягкой бородкой, в туманящихся смутной мечтой серых глазах танцуют
крохотные язычки пламени... "Вещий Олег" - кажется, так звали его
сокурсники?
А снаружи, за толстыми кирпичными стенами, мутившееся с полудня небо
наконец-то сорвалось на истомленный предчувствием нехорошего мир гремучими
длинными раскатами, давящим дождевым гулом. Могильную черноту, съевшую и
болота, и лес, и все, кололи вдребезги стремительные изломы фиолетового
света - слепящего, холодного, злого. Мелко вздрагивал пол, затравленно
припадало к нему слабенькое пламя, ярко и внезапно высвечивались проемы
стрельчатых окон с догнивающими остатками прихотливых решеток; плоский
занавес мрака, затянувший вход, вдруг проваливался далью стынущих в
мертвом ненастном свете лесистых болот, - проваливался и возвращался
вновь. Мертвенные электрические сполохи плескали в Олегово лицо бледную
синеву и зыбкие изломы теней, искажали его непривычно, пугающе. И Ксюше
показалось вдруг, что и не Олег это вовсе, а что-то подло похожее на него,
что-то неживое, чужое; что она - усталая, жалкая - брошена здесь, в этом
черном, вспыхивающем, тонущем в бешеном ливне мире, одна, совсем одна
среди его гремящей, журчащей, копошащейся жути; и сердце затрепыхалось
обреченно и жалко, что-то ледяное перехватило горло и обожгло глаза, но
тут очнулся Олег.
Он зажмурился, сильно потер лицо, улыбнулся растерянно и виновато:
- Прости, Ксюшенька, задумался я... Сейчас чай будем пить,
сейчас-сейчас.
Чай был крепкий и горячий, маленький алюминиевый стаканчик обжигал
ладони, и это было очень приятно, но еще приятнее был неотрывный взгляд
Олега - внимательный, теплый. Вот так бы почаще, вот всегда бы так! Но,
может быть, если бы так было всегда, она и не ценила бы этого?
Нет, хватит. Хватит молчать, надо говорить, говорить что-нибудь
интересное, а то он снова уйдет туда, в мысли свои, бросит наедине с
усталостью и страхом... Только интересно у Ксюши не получилось. От
особенно сильного удара, казалось, посыпались трескучим каменным крошевом
стены, и она сжалась, простонала с надрывом:
- Господи, и зачем нас понесло к этой старой ведьме?! Так хорошо было
в Белополье, так нет, поперлись черт знает куда... И самое обидное - ведь
напрасно поперлись, не знает же она ничего, ведь муть плела редчайшую!
Олег улыбнулся - мягко так, ласково, как ребенку глупому, сел рядом,
стал гладить по голове, уговаривать:
- Ну, Ксеня... Ну почему это - зря? Это же не кому-то, это же тебе
нужно. И рассказала она много интересного, я нигде такого не слыхал.
Сказки про лешего очень оригинальные, и заклятья от злых. Для твоей работы
это очень важно, ты этим не пренебрегай.
Но Ксюша упрямо трясла головой:
- Ничего это не важно. И чушь все это. И ничего общего с моей темой -
не дохристианские, и не обряды... И это же не народные сказки, это же ее
сказки! И вообще, давай спать в конце концов!
Олег вздохнул, тяжело поднялся - спать, так спать. Правда, это
оказалось нелегко - спать. Сначала они поругались из-за фонарика: Олег
хотел его выключить, а Ксюша не хотела спать в темноте. Олег уговаривал,
объяснял, что батарейки сядут не позже, чем через час, что фонарик еще
может понадобиться ночью, - не помогло. Потом на них напали комары -
как-то вдруг и все сразу, и Ксюша требовала, чтобы Олег их повыгонял, а
Олег пытался выяснить, как она себе это представляет.
А потом почему-то оказалось, что спать не хочется. То есть спать не
хотелось только Ксюше, и это было обидно до слез: страх остался, и
сырость, и комары, и гроза; а сонливость, еще минуту назад казавшаяся
невыносимой, сгинула, и вместе с ней сгинула и надежда на то, что жуткая
эта ночь пролетит незаметно и быстро. А вот Олег, похоже, уснул, он дышит
спокойно и ровно, он снова оставил Ксюшу одну, он злой, плохой,
бесчувственный. Господи, ну почему так не повезло в жизни, ну зачем она
влюбилась в этого ненормального, вышла за него, зачем?! Да, он любит ее,
Ксюшу, любит искренне, только странно как-то, не любят так теперь, это,
может, в его любимые дохристианские времена так любили. А иногда он бывает
так возмутительно нечуток, будто Ксюша для него - ноль. Вот как сейчас:
посапывает себе в две дырочки, и наплевать ему, что ей плохо, страшно и
одиноко...
Ксюша совсем уже собралась заплакать, как вдруг Олег тихонько
спросил:
- Ты не спишь, Ксюша? Тебе нехорошо?
И сразу будто изменилось все, а прежде всего - Ксюшины мысли. Она
вздохнула с облегчением, ткнулась лицом в плечо Олега:
- Как-то не получается заснуть. Но ты не волнуйся, мне хорошо. Очень.
Олег пошевелился, положил ей на голову ладонь, снова притих. Ксюша
выждала немного и вдруг неожиданно для себя решилась спросить:
- О чем ты думаешь?
- Да все о том же, - он говорил медленно, неохотно. - О мусоре в
храме.
Ксюша подождала продолжения, не дождалась, тихонько потормошила
Олега:
- Ну и что?
- Да ничего. - Он вздохнул. - Ты помнишь, эта старушка сегодня... Или
уже вчера?.. Она говорила, что здесь, где теперь часовня, было языческое
святилище. Помнишь?
- Ага. - Ксюша кивнула, ушибла об Олегово плечо нос, пошипела сквозь
зубы. - Место падения небесного камня. А при чем?..
- Может и ни при чем... Помнишь, как она говорила? Пришли монахи,
ратники порубили да пожгли идолища, алтарь-жертвенник скатили в болото...
- Думаешь, так и было?
Олег пожал плечами (Ксюша снова зашипела от боли и обреченно
подумала, что к утру нос распухнет обязательно), сказал безразлично:
- Не знаю, но похоже на правду. Сказано же в летописи: "Князь
Владимир Святой повелел рубить церкви в местах, где прежде стояли
кумиры"...
Ксюша растерянно огляделась:
- Да не похоже, чтобы это было построено аж тогда.
- Конечно, не тогда. - Олег замолк ненадолго, заговорил опять: -
Первая часовня, кажется, была деревянная, она сгорела. А эту поставили уже
после того, как Петр запретил постройку деревянных храмов.
- Откуда ты знаешь?
- Я не знаю. - Голос Олега был бесстрастным и каким-то странным, не
его это был голос. - Я просто думаю, что было так.
- Ну, пусть так. А причем здесь мусор?
Тихо, очень тихо ответил Олег, и слова его заглушил ужасающей силы
удар грома. Свирепая вспышка ледяного ветра, ворвавшаяся в часовню,
выхватила из мягкого сумрака четкий, будто штампованный профиль Олега,
приподнявшегося на локте, всматривающегося в стену напротив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10