Высокий спокойный человек стоял сбоку, около стола, собирал бумаги и
складывал в кожаный кейс. Услышав рыдания, он поднял глаза и остановил
взгляд на Кэрол. Потом перекинулся с судьей Мэрфи несколькими словами.
Тот объявил перерыв, и они оба прошли в кабинет. Через пятнадцать
минут судебный исполнитель препроводил туда же Кэрол. Спокойный человек
что-то серьезно обсуждал с судьей.
- Тебе везет, Кэрол, - сказал Мэрфи. - Получаешь еще один шанс. Суд
отдает тебя под личную опеку доктора Стивенса.
Так он лекарь! Да хоть бы Джек-Потрошитель! Лишь бы поскорее убраться
из вонючего присутствия, пока не разнюхали, что она наврала о дне
рождения.
Доктор повез ее к себе, по пути болтая о всякой ерунде, на которую не
нужно отвечать, - давал возможность прийти в себя. Он остановил машину
перед шикарным домом на 71-й улице, около Ист-Ривер. И по тому, как
швейцар и лифтер не моргнув глазом поздоровались с ним, можно было
подумать, что он всякий раз среди ночи возвращается с шестнадцатилетней
"ночной бабочкой".
Кэрол никогда в жизни не бывала в такой квартире. В передней -
телевизор, на экране которого можно было видеть вестибюль дома. Роскошная
гостиная в белых тонах с двумя тахтами, обитыми светло-кремовым твидом.
Между ними - кофейный стол со столешницей из толстого стекла. На стенах -
полотна современной живописи. В углу бар из дымчатого стекла: полки
уставлены хрустальными бокалами и графинами. Выглянув в окно, Кэрол
увидела далеко внизу крошечные пароходики, плывущие по Ист-Ривер.
- После судебных заседаний страшно хочется есть, - сказал доктор. -
Сейчас сооружу ужин в честь дня рождения.
Он повел ее в кухню, где быстро и искусно сервировал стол:
мексиканский омлет, жареный картофель соломкой, хрустящая сдоба, салат и
кофе.
- Одно из преимуществ холостяцкой жизни. Могу сготовить, когда
захочется.
Ага, он холостяк. Если правильно себя повести, можно здорово
поживиться.
Когда Кэрол покончила с пищей, он отвел ее в спальню для гостей -
небольшую комнату, выдержанную в голубых тонах, главное место в которой
занимала огромная двуспальная кровать. Рядом стоял низкий испанский
туалетный стол со светильниками из желтого металла.
- Спать будешь здесь, - сказал он. - Сейчас принесу пижаму.
Кэрол оглядывала со вкусом обставленную комнату и думала: "Ну,
деточка, скидывай штанишки. С сопливой черной шлюхой желают поразвлечься".
Полчаса она мылась под душем. А когда вышла из ванной, обернув
блестящее тело полотенцем, пижама уже лежала на кровати. Кэрол понимающе
ухмыльнулась, но не притронулась к ней. Сбросила полотенце и медленно
пошла в гостиную. Этого озабоченного недоумка там не было. Заглянула в
дверь небольшого кабинета. Он сидел за массивным столом, освещенным
старомодной лампой. Стены от пола до потолка были заставлены книгами.
Кэрол подошла сзади и поцеловала его в шею.
- Пойдем, малыш, - прошептала она. - Я так тебя хочу, нет сил
терпеть. - И прижалась к нему. - Чего мы ждем, кукурузина? Если ты не
трахнешь меня немедленно, я рехнусь своим малым умишком.
Какое-то время доктор разглядывал ее задумчивыми темно-серыми
глазами.
- Тебе мало неприятностей? - спросил он мягко. - Ты чувствуешь себя
цветной, и тут ничего не поделаешь, но кто тебе сказал, что обязательно
быть пропащей, курящей марихуану шестнадцатилетней потаскухой?
Сбитая с толку, Кэрол уставилась на него, не понимая, чем не угодила.
Может, для возбуждения ему нужно сначала помордовать ее? А может, он как
преподобный поп Дэвидсон? Сначала помолится над черными прелестями,
наставляя на путь истинный, а потом трахнет? Попытаемся еще раз. Она
сунула руку ему между ног и стала гладить, шепча:
- Ну давай, малыш. Поддай мне жару.
Доктор легонько отстранил ее и усадил в кресло. Никогда еще Кэрол не
была в таком обалделом состоянии. Не похож ведь на "голубого". Да разве по
нынешним временам разберешь?
- Какая у тебя проблема, малыш? Скажи только, как, и я все сделаю.
- Ладно, - сказал он. - Давай потравим.
- Поговорим, что ли?
- Вот именно.
И они говорили. Всю ночь. Это была самая необыкновенная ночь в жизни
Кэрол. Доктор Стивенс спрашивал, что она думает о Вьетнаме, гетто,
студенческих беспорядках. Всякий раз, когда казалось, будто Кэрол наконец
поняла, что ему нужно, он переключался на другую тему. Они говорили о
вещах, о которых она слыхом не слыхивала, и о том, в чем считала себя
непревзойденной искусницей.
Месяцы спустя она просыпалась ночью и лежала с открытыми глазами,
пытаясь вспомнить то слово, мысль или магическую фразу, которая
перевернула всю ее жизнь. Так ничего и не вспомнив, в конце концов
сообразила: никакого магического слова не было. То, что сделал доктор
Стивенс, было проще простого. Он говорил с ней. По-настоящему говорил, как
никто и никогда. Он обошелся с ней, как с равной, чьи суждения и чувства
заслуживают внимания.
Во время того ночного бдения она вдруг заметила, что совершенно
голая, и пошла в спальню надеть пижаму. Он последовал за ней, сел на край
кровати, и они опять говорили. О Мао Цзэдуне, о хула-хупе, о
противозачаточных таблетках. О матери и об отце, которые не состояли в
законном браке. Она рассказывала ему о том, чего никогда никому не
доверила бы. О вещах, засевших глубоко в подсознании. И наконец заснула в
состоянии полной опустошенности. Как будто ей сделали серьезную операцию и
выкачали целую бочку отравы.
Утром после завтрака он дал ей сто долларов.
Кэрол не сразу их взяла, а потом сказала:
- Я наврала. Никакого у меня нет дня рождения.
- Я знаю, - усмехнулся доктор. - Но мы не скажем судье. - И добавил
изменившимся тоном: - Ты можешь взять эти деньги, выйти отсюда, и никто не
будет докучать тебе до следующего раза, когда опять попадешь в полицию. -
Помолчав, продолжал: - Мне нужна секретарша в приемную. Кажется, это то,
что тебе нужно.
Она с изумлением взглянула на него:
- Шутите? Я не знаю стенографии, не умею печатать.
- Могла бы научиться, если бы опять пошла в школу.
Кэрол смотрела на него во все глаза. Наконец произнесла с
воодушевлением:
- Я никогда об этом не думала. Звучит шикарно!
Ей не терпелось выбраться к чертям собачьим из этой фартовой хаты со
стольником в кулачке и помахать им перед носом парней и девиц у Фишмана в
Гарлеме, где тусуется их честная компания. На эти башли можно целую неделю
балдеть до потери пульса.
В аптеке Фишмана ей показалось, будто никуда и не отлучалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43