-- Нет. Так не пойдет! -- приговаривал мужчина в черном костюме, оттаскивая свою спутницу от двери.-- Так просто от меня не улизнешь.
-- Оставь меня в покое,-- крикнула женщина, снова попытавшись вырваться и убежать. Она задыхалась и, кажется, была сильно испугана. Тиббел все никак не мог решить, стоит ли ему, наконец, сбежать вниз по лестнице и принять участие в ночной жизни этой улицы, перед своим окном, превратиться в исторически запоздалого спартанца или же стать, спустя несколько столетий, рекрутом в армии короля Генриха.
-- Я отпущу тебя, когда вернешь триста франков,-- громко сказал человек в черном костюме. Тиббел при ярком свете зажженных фар видел, что это молодой, стройный мужчина с маленькими усиками, длинными, аккуратно приглаженными щеткой волосами, спадавшими сзади на его высокий белый воротничок. Он напомнил Тиббелу тех молодых людей, которых он видел в нескольких барах в районе площади Пигаль, и у него было лицо, подобно тем, которые видишь на фотографиях в газетах, когда в них сообщается об арестах подозрительных лиц после особенно тщательно спланированных ограблений ювелирных магазинов или заказных краж.
-- Я не должна тебе никаких триста франков,-- отрекалась женщина. Тиббел почувствовал, что она говорит по-французски с акцентом, вероятно, с испанским. Она и была похожа на испанку, с роскошными черными волосами, потоком спадающими на ее плечи, с широким, блестящим черным поясом, туго затянутым на ее тонкой талии. На ней была очень короткая юбка, и стоило ей сделать шаг, как открывались взору ее коленки.
-- Не смей мне лгать,-- предостерег ее человек в черном костюме, не выпуская ее запястья и сердито дергая ее за руку.-- Я не собирался их тебе покупать. У меня в голове и мысли такой не было.
-- А у меня в голове и мысли не было, что ты увяжешься за мной и будешь преследовать до самого дома,-- огрызнулась женщина, пытаясь высвободить запястье.-- Пусти, ты и так уже достаточно надоел мне за этот вечер.
-- И не подумаю, покуда не получу обратно мои триста франков,-- сказал он, больнее сжимая ей руку.
-- Если ты меня не отпустишь,-- сказала она,-- я позову полицию.
Метнув в нее разгневанный взгляд, он выпустил ее руку, размахнувшись, дал ей звонкую пощечину.
-- Да тише вы, тише,-- сказал отец Муму, наблюдавший за этой сценой с каким-то мрачным интересом. Он встал. Муму, охваченная эгоистическим чувством собственного несчастья, вообще не обращала внимание на то, что происходит.
Человек в черном костюме и испанка стояли рядом, очень близко друг от друга, они тяжело дышали, и на лицах их было написано удивление, словно нанесенная только что пощечина порождала какую-то новую, неожиданную проблему в их отношениях и они никак не могли решить, что же им теперь в таком случае делать, что еще предпринять.
Молодой человек, поблескивая своими белоснежными зубами под тонкой полоской усиков, снова замахнулся.
-- Одной вполне достаточно,-- крикнула женщина, подбегая к отцу Муму, надеясь найти у него защиту.-- Месье,-- обратилась она к нему,-- вы видели, как он меня ударил.
-- Здесь плохое освещение,-- ответил старик, даже в своем горе он, повинуясь инстинкту, не желал связываться с полицией.-- К тому же в этот момент я отвернулся, смотрел в другую сторону. Тем не менее,-- сказал он молодому человеку, который с угрожающим видом надвигался на испанку,-- хочу напомнить вам, месье, что избиение женщины в определенных правоохранительных органах считается очень серьезным преступлением.
-- Я отдаюсь под вашу защиту, месье,-- сказала женщина, заходя за спину старика.
-- Не беспокойтесь,-- презрительно сказал человек в черном костюме.-- Я не стану больше ее бить. Она не достойна моей вспыльчивости. Я хочу только одного -- пусть вернет триста франков.
-- Что можно сказать о человеке,-- сказала испанка, укрывшись за широкой спиной Банари-Коинталя,-- который покупает даме цветы, а потом требует, чтобы она вернула ему потраченные на них деньги?
-- Чтобы все было предельно ясно,-- сказал человек с усиками,-позвольте мне сказать, что я никогда не покупал ей ни цветочка. Когда я вышел в туалет, она сама взяла букет фиалок из корзины продавщицы, а когда я вернулся, та потребовала от меня заплатить за цветы триста франков, если я не желаю скандала, и я...
-- Прошу вас,-- сказал старик, вдруг невольно выражая интерес к этому случаю.-- Все это сбивчиво, бестолково. Не будете ли любезны, не начнете сначала, все по порядку, может, тогда я смогу вам чем-то помочь.
Тиббел мысленно выражал старику благодарность за его стремление внести ясность в возникшую ситуацию, ибо без этого ему придется не спать всю оставшуюся ночь и вспоминать ту череду событий, которая привела к полуночной погоне и расправе. Тиббел никогда в своей жизни ни разу не ударил женщину и даже не мог себе представить, что он на такое способен, тем более за какие-то триста франков, то есть всего за шестьдесят центов на американские деньги.
-- Позвольте мне восстановить весь ход событий,-- сказал человек в черном костюме, стараясь опередить испанку, не дать ей рассказать свою версию, не позволить этой негодной женщине замутить чистый источник истины.-- Так вот. Я увидел ее в баре. Она сидела, поджидая клиентов.
-- Я никого там не поджидала,-- горячо возразила она.-- Я шла домой из кинотеатра и остановилась, чтобы выпить кружку пива в баре и отправиться спать.
-- В конечном счете,-- нетерпеливо продолжал человек в черном костюме,-- ты ничего не имела против, чтобы я тебя взял.
-- Никто меня не брал,-- стояла на своем испанка.
-- Послушай, если мы будем здесь уточнять термины: взял не взял, пригласил не пригласил,-- то проведем на этой улице всю ночь до утра.
-- Я позволила тебе заплатить вместо меня за кружку пива,-- сказала женщина.-- И мне нет никакого дела до того, каким грязным способом ты это интерпретировал.
-- Но ты еще позволила мне заплатить триста франков за букетик фиалок,-- сказал он.
-- Да, я позволила тебе сделать такой жест, свойственный галантному кавалеру,-- высокомерно ответила она.-- В Испании именно так поступают все истинные джентльмены.
-- Ты также позволила мне усадить тебя в мой автомобиль,-- сказал человек в черном костюме,-- потом ты позволила себе возбудить меня поцелуем в губы.
-- Ну, знаете ли,-- драматичным тоном возразила испанка, поворачиваясь к отцу Муму.-- Это явная, вдохновенная ложь.
-- Нет, это не ложь,-- сказал человек в черном костюме.-- Если это ложь, то что же это такое? -- Резким жестом руки он, ухватившись за кончик накладного воротника, сорвал его с шеи. Поднес его к глазам месье Банари-Коинталя.
Старик, наклонившись, смотрел на него в упор своими подслеповатыми глазами.
-- Что там? -- спросил он.-- Здесь ужасно темно. Ничего не видно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92