ГАММА ДЛЯ СТАРШЕКЛАССНИКОВ
(в семи главах)
ДО...
Все действительно было уже до. Я имею в виду наше с вами
рождение. Был воздух и парила Земля под Солнцем, мычали коровы
и зловонные тиранозавры с рыком выскакивали из кустов, хватая
зазевавшихся, оглашая окрестности победным ревом. Мы родились
после. Намного позднее того, что было до. Но ведь и до нас мир
сходил с ума, время от времени стоял на голове, не зная еще,
что это открытие йоги, понятия не имея, что рано или поздно в
одной из столиц планеты, на заурядной улице, в заурядном доме
поселюсь я и подобно многим стану претендовать на право жизни
- такой, как я ее понимаю.
Увы, эту самую равнодушную бесконечность я осознал
давным-давно, еще года в три или четыре, когда слово
"придурок" произносилось через "л" и по слогам, а лица
покойников в нарядных гробах разглядывались с любопытством и
без малейшей примеси страха. Лежа на балконе пятого этажа и
прижимаясь голым пузом к разогретому бетону, я колупал ногтем
пятна засохшей краски и пытался перенестись сознанием в тот
убежавший день, когда мы красили перила в рыжий цвет. День
ускользал, как гибкая пиявка в воде, но сознание тем не менее
перемещалось, и вот совершенно неожиданно для себя я проскочил
дату своего рождения и пошел камнем в глубь, не подозревая, что
пронзаю уже не собственную память и даже не память родителей,
а нечто совершенно иное, не понятое мной до сих пор.
Я уплыл в минувшее, но не растерялся, тут же начав
озираться и изучать непривычные пейзажи. Я копался в
исторических напластованиях, как нищенка в мусорных
контейнерах, выгребая все самое цветастое и яркое. Надо
признать, мне не слишком нравились одежды прошлого, -
напротив, они смешили, провоцируя на лукавые комментарии, но я
любовался блеском рассекающих воздух рапир, с благоговейным
трепетом прислушивался к орудийному гулу российских
"единорогов" и вместе с кричащими толпами бежал на штурм
неизвестных мне зубчатых крепостей.
Честно скажу, подобными воспоминаниями я развлекался
довольно продолжительное время. Подозрение, что знать всего
этого я не могу, возникло в более зрелые годы, когда с
новехоньким портфелишком я отправился в путешествие по
школьным, столь похожим один на другой классам, и буйная
реальность потеснила зыбкие фантазии. Да, да! Именно так я
стал это называть - фантазии. Иных объяснений не было. А
октябре восемьдесят шестого, в день моего двадцатилетия,
впервые наметился раскол масс. Под массой - эм один и эм два я
подразумевал, конечно, себя самого и всех прочих обитателей
света, - коротко говоря, человечество и организационный лад,
сообразуясь с которым это самое человечество жило, процветало
и намеревалось процветать далее.
Я начал скучать, более того - тосковать, и когда
Митька, мой собрат по учебному курсу, стал предлагать мне
отрастить волосы - такие, чтоб чертям стало тошно или создать
на худой конец тайную организацию - в пику масонам и всем
прочим, я не отмахнулся, как раньше, потому что средство от
тоски следовало искать - и искать по возможности активно.
Однако где его искать, я не знал и, вероятно, мысленно
допускал, что в советах посторонних ответы тоже порой
находятся. Кроме того был Митька парнем дошлым и головастым.
Пропуская половину лекций и зачастую узнавая имя преподавателя
лишь на экзаменах, он умудрялся иметь вполне твердое "три" по
большинству предметов. А три это вполне удовлетворительно -
для преподавателей, для декана, для всего общества. К тому же
по части предметов он, изумляя окружающих и разрушая самые
зловещие прогнозы, получал "хор" и "отл". В общем, к словам
Митьки следовало прислушаться. Правда, длинные волосы меня не
слишком прельщали, но вот против тайной организации я не
возражал, и пару учебных недель мы потратили с Митькой на
разные организационные мелочи, придумывая пароли и отзывы,
шифры возможных донесений и тайные знаки, знаменующие
иерархические ступени создаваемой организации. Митька,
например, предлагал отращивать ногти. В ту пору у него был
бзик - что-нибудь обязательно да отращивать. Не волосы, так
ногти. Вот он и предложил: большой ноготь на мизинце будет
соответствовать званию рядового, на безымянном - младшему
офицеру и так далее вплоть до маршальских титулов. Пальцев, к
счастью, на руках хватало. Не хватило другого. Терпения. Я
отрекся от этой детской затеи, но вовсе не потому, что
повзрослел или поумнел. Просто, должно быть, надоело. Очень уж
долго растут ногти. А состояния взрослости, если честно, я
по-прежнему не ощущал. Хотя действительно, уже не тушевался,
слыша такие заковыристые словечки, как "бренность",
"дезавуировать" или "нонконформизм". Я знал словечки и
похлеще, но раскол тем не менее состоялся. Как я уже говорил -
между массами эм-один и эм-два. И привнес его проклятущий
маятник. То есть, это я так думаю. Или представляю. Аналогия,
пусть самая отдаленная, все же упрощает положение. Мысленный
хаос, перенимая обтекаемую систему образов, мало-помалу
выстраивается по ранжиру. Вместо шума и беспорядочных пуль во
все стороны - начинает угадываться ритмичное перещелкивание
теннисных ракеток. Ровно расчерченный корт, тугая сетка,
строгая очередность ударов - все мое к тебе и от тебя снова ко
мне. А на табло оптимистические цифры и боевая ничья. За все
наши внутренние усилия набегают очки и порой немалые.
Полагаю, некоторое время загадочный маятник летел в
прошлое, но маятник на то и маятник, чтобы периодически
возвращаться. Тяжелый диск вынырнул из забытого, как лещ из
илистого пруда, и отточенной секирой рассек нынешнюю мою
событийность. Отныне он несся уже вперед, и я, как пешеход,
взирающий вслед убежавшему автомобилю, ощущал его запах, его
свинцово-золотой вес, а главное - я мог теперь внимать
отголоскам будущего. Внимать, но не анализировать. Мы, люди, -
неважные аналитики. Нам только кажется, что мы думаем, но мы
лишь воображаем себе разные мысли и радуемся, когда они по
собственной воле забредают в наши не слишком привычные к тому
головы.
РЕ-БЕМОЛЬ
Небо рыдало, окна домов плакали. "Оу-оу!" - тоскливо
завывал незнакомый певец за стеной у соседей. Воздух
мстительно остывал, заползал промозглыми ручищами в рукава,
лапал за шею. Зимой градусник в моей однокомнатной берлоге
показывал двадцать два градуса. Сейчас лето, но трепетная
паутинка стрелки не поднимается выше четырнадцати-тринадцати.
Не правда ли, забавно?
А еще забавно, что мой сосед наверху - сумасшедший. Зовут
его Толечка Пронин. Чуть ли не ежедневно он забегает ко мне,
чтобы одарить каким-нибудь вновь сочиненным афоризмом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21