ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Над единственным свернутым на рее парусом лодки дул легкий ветерок. Воняло навозом. На корме мускулистый лысый мужчина мерно отбивал большой колотушкой ровный ритм на изношенном барабане. Следовало вовремя опускать свое весло в воду, иначе полагался удар кнутом.
Там же на корме теснились другие мужчины, прикрывая глаза ладонями и переговариваясь, они указывали на что-то друг другу. Они были облачены в длинные, до колен, полотняные туники и в красные или голубые плащи, доходившие до середины лодыжек. Изящные кинжалы у их поясов с отделанными серебром рукоятями годились скорей для украшения, чем для битвы; плащи скреплялись золотыми застежками. Молодые люди, стройные, с редкими еще бородками… но с печатью заботы на суровых лицах. Их явно смущало что-то впереди. Посмотрев в том направлении, я увидел мыс, лишенный деревьев, и скалы, встававшие над песчаной полоской берега. Видимо, мы плыли туда…
Где я и как сюда попал? Я отчаянно пытался это понять, но мог вспомнить лишь прекрасную высокую сероглазую женщину. Мы любили друг друга. Мы были… Горечь утраты помрачила мое сознание: она умерла.
Голова кружилась – мысли мои завертелись, словно водоворот в темном море, куда меня неумолимо затягивало. Она умерла. Тогда мы тоже находились на корабле, однако совершенно непохожем на этот, и путешествовали не по водам, а по просторам космоса. Но звездолет взорвался, и она умерла. Нас убили. Мы погибли вместе.
И все же я снова жил: потный, грязный, и спина моя еще болела от ударов… Я плыл на громадном примитивном каноэ, приближаясь к неизведанным землям под медным безоблачным небом.
«Кто я?» Внезапно испугавшись, я осознал, что не знаю ничего, кроме своего имени.
«Меня зовут Орион», – сказал я себе, пытаясь хоть что-нибудь вспомнить. Однако в памяти моей был провал, все воспоминания исчезли начисто, как будто с классной доски стерли мел.
Я зажмурил глаза, стараясь думать лишь о любимой когда-то женщине и о сказочном корабле, мчавшемся среди звезд. Но теперь я не мог припомнить даже ее имени. Перед глазами полыхало пламя, в ушах звенел крик. Я обнимал ее, защищая от обжигавшего нас адского пламени, железные стены вокруг уже раскалились докрасна.
– Орион, он победил, – сказала она. – Мы умрем вместе. Другого утешения нам не осталось, любовь моя.
Я вспомнил боль, терзавшую рассекаемую и раздираемую плоть, дымившуюся и лопающуюся от жара, – но куда сильней была мука разлуки, прощания навеки; она исчезла, единственная во всех вселенных… женщина, которую я любил.
Кнут вновь ожег мою спину, ужалил голову.
– Греби сильнее! Налегай на весло, сукин сын, или, клянусь богами, я заколю тебя вместо бычка, как только мы высадимся на берег!
Покрытое шрамами лицо надсмотрщика побагровело от гнева. Он пригнулся и еще раз полоснул меня по плечам кнутом. Я не почувствовал боли, механически отключившись от нее, потому что всегда в совершенстве владел своим телом. Стоило мне захотеть, я бы мог переломить корявое весло и вогнать его расщепленный конец прямо в череп жестокого кнутобойца. Но разве можно сравнить боль от удара кнутом с муками смерти, с безнадежностью тяжкой утраты?
Мы обогнули скалистый мыс, он прикрывал тихую бухту, где вдоль изогнутого песчаного берега, вдали от волн, выстроились дюжины кораблей, подобных нашему. Клочками бумаги, принесенной издали ветром, жались к черным судам палатки и хижины; над очагами и тут и там поднимались тонкие серые струйки. Под густым покровом черного дыма в отдалении, примерно в миле от берега, на холме, виднелся город или какая-то крепость. Высокие каменные стены с квадратными башнями вздымались над склонами. Вдали зеленели поросшие лесом склоны, они постепенно сменялись горами, вершины которых дрожали в голубом мареве.
Заметив городские стены, молодые люди на корме, казалось, напряглись. Голоса их зазвучали приглушенно, но различить слова мне не составляло труда.
– Вот она, – мрачно обратился один из них к своим спутникам.
Стоявший рядом молодой человек кивнул и вымолвил одно только слово:
– Троя.
2
Мы не причалили – приземлились в буквальном смысле этого слова: судно ткнулось килем в песок, днище заскрежетало, и мы остановились. Надсмотрщик завопил, и все попрыгали за борт: взяв в руки веревки, с руганью напрягая мышцы плеч и рук, мы поволокли на берег просмоленный черный корпус; наконец только корма и руль остались в воде. Я знал, что здесь не бывает приливов. Эти люди узнают о них, только когда сумеют наконец преодолеть Столбы Геракла и выйти в Атлантику.
Я удивился, гадая, откуда мне это известно, но времени на раздумья не оставалось. Кнутобоец позволил нам слегка перевести дух, а потом заставил разгружать судно. Надсмотрщик ревел и ругался, потрясая многожильным кнутом, тряс, выпучив глаза, спутанной огненно-рыжей бородой, на его багровом лице белел шрам. Слушая его вопли, я таскал тюки, переносил блеявших овец и визжавших вонючих свиней. А знатные господа в плащах, льняных туниках и изящных сандалиях спускались по трапу; за каждым один или два раба несли вещи, в основном оружие и панцири.
– Вот и свежая убоина для войны, – буркнул мужчина, оказавшийся рядом со мной, кивнув в сторону знати. Грязный, как я, жилистый старик с загорелой и морщинистой кожей, загрубевшей от ветра. Редкие седые волосы его повлажнели от пота, борода была взъерошена и неопрятна. Как и на мне, кроме набедренной повязки, на нем ничего не было; худые ноги и узловатые колени на первый взгляд казались хрупкими и едва ли могли выдержать груз, который он переносил.
На берегу толпились люди, столь же неопрятные и грязные, как и мы. Они принимали от нас тюки и живой провиант с видимой радостью. Возвращаясь на лодку и вновь спускаясь по трапу, я заметил, что узкая полоска берега огорожена земляным валом, гребень которого был густо усажен заостренными кольями. Когда мы наконец закончили работу, сгрузив сотню или более массивных с двумя ручками сосудов с вином, солнце спустилось к самому мысу, который корабль обогнул днем. Утомленные, с гудящими мышцами, мы распростерлись у очага, получив деревянные плошки с дымящейся похлебкой из чечевицы и зелени.
Солнце скользнуло за горизонт, с севера повеяло холодом, ветер разбросал искры от нашего маленького костерка, взметнул их к потемневшему небу.
– Вот уж не думал, что попаду на равнину Илиона, – проговорил старик, работавший рядом со мной. Он поднес плошку к губам и с жадностью отхлебнул.
– Откуда ты? – спросил я его.
– Из Аргоса. Меня зовут Политос. А тебя?
– Орион.
– Ах! Значит, тебя назвали в честь Звездного Охотника.
Я кивнул, во мне шевельнулся слабый отголосок воспоминания. «Охотник. Да, я был охотником. Когда-то… Давным-давно».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89