Это были лазутчики царя, я знал это. Но на кого они работали? Шпионили в Афинах и за Царем Царей для Филиппа? Или же, наоборот, выведывали его тайны по поручению Царя Царей и афинских демократов?
«Наверное, справедливо и то, и другое, – решил я. – Подобные прохвосты могут взять золото с обеих сторон, а потом станут превозносить победителя».
В пиршественном зале присутствовали Парменион и прочие полководцы Филиппа. Впрочем, за едой, как и подобает, не было речи о военных делах. Разговор шел о политике. Всех волновало, сумеют ли посланцы Демосфена уговорить Фивы заключить союз с Афинами.
– И все это после того благородства, с которым ты, царь, отнесся к обоим городам, – проговорил Антипатр, – такова их благодарность.
– Я никогда не рассчитывал на нее, – отвечал Филипп, протягивая опустевший кубок виночерпию.
Стоя за царским ложем, я с удовлетворением видел поблизости Александра.
– Нужно выступать против них немедленно. – Александр едва не кричал, чтобы его легкий тенорок был услышан в общем говоре. – Сначала на Фивы, а потом на Афины.
– Если мы выступим сейчас, – отвечал Филипп, – то у них появится повод для укрепления союза.
Александр посмотрел на отца:
– И ты предоставишь им возможность готовиться к войне с нами?.. А мы будем сидеть здесь и пить вино?
Его собственный кубок не наполнялся после того, как царевич покончил с едой. Александр пил немного и ел тоже. Его старый учитель Леонид, как мне говорили, воспитывал мальчика в спартанском духе.
– Пусть они получат побольше времени, чтобы поторговаться об условиях союза. – Филипп усмехнулся. – Если повезет, они успеют поссориться и опасный для нас союз рассыплется сам собой.
– Ну а если удача отвернется от нас? – спросил Александр. – Что тогда?
Филипп надолго припал к кубку.
– Тогда подождем и посмотрим. Терпение, мой сын, терпение… Одна из ценнейших добродетелей, как мне говорили.
– Наряду с отвагой, – отрезал Александр.
Все в пиршественном зале мгновенно притихли.
Но Филипп расхохотался:
– Я уже избавлен от необходимости доказывать собственную отвагу, сын. Можешь пересчитать мои шрамы.
Александр отвечал ему улыбкой:
– Да, о ней знают все.
Напряженный момент миновал. Мужчины снова заговорили, потребовали вина. Филипп погладил ногу мальчишки, который наполнил его кубок. Александр мрачно посмотрел на царя, а потом перевел взгляд на Соратников. Птолемей и все прочие уже приставали к служанкам. Кроме Гефестиона. Тот смотрел лишь на Александра, словно бы в просторном шумном зале не было никого другого.
Тут я заметил Павсания, нашего начальника, замершего в дверях пиршественного зала. Уперев кулаки в бока, он кипел негодованием, однако сегодня его громы и молнии грозили не двум телохранителям, стоявшим у входа. Рот Павсания кривила обычная кислая ухмылочка, но глаза его были прикованы к Филиппу, и даже со своего места я видел, как он ненавидит царя.
Шли часы, кубки наполнялись снова и снова, речи гостей становились грубей и откровенней, но никто не поднимался… Наконец Филипп оторвался от ложа и, опустив тяжелую руку на плечо мальчишки, который прислуживал ему, побрел в сторону спальни. Остальные гости тоже начали вставать… Многие прихватывали девицу или юнца. Сохраняя холодную трезвость, Александр поднялся со своего ложа. Столь же сдержанный Гефестион пересек зал и встал возле царевича.
Когда из кухни прислали рабов прибрать в зале, Павсаний наконец отпустил нас в казарму. Он не скрывал своего гнева, но не стал даже намекать на его причину.
Я улегся и сделал вид, что сплю, а услышав храп соседей, поднялся и во тьме направился к царице. Я уже достаточно хорошо знал расположение комнат во дворце и мог самостоятельно добраться до ее покоев. Но я не хотел, чтобы стражи или служанки увидели меня на пути. Поэтому я вышел на парадную площадь босой и в тонком хитоне.
Было холодно и темно, луна пряталась за низкими тучами, в разрывах между ними мерцали звезды. То и дело налетали порывы влажного ветра. Держась в тени у стены, так, чтобы стражи не смогли заметить меня, я быстро миновал площадь, а потом ловко забрался на крышу конюшни. Я не стал брать с собой оружия, чтобы случайным шумом не пробудить дремавших часовых. Лишь кинжал, как обычно, был привязан к моему бедру.
Кровли конюшни и соседнего, чуть более высокого строения разделяло некоторое расстояние, я перепрыгнул его почти бесшумно и потом полез по грубым камням стены к еще более высокой крыше самого дворца.
Потом я пробрался между наклонными стропилами и наконец решил, что нахожусь над покоями царицы. Я повис на руках и, качнувшись в сторону занавешенного окна, спрыгнул на подоконник.
– Я ждала тебя, Орион, – проговорила Олимпиада из тьмы.
Я попал прямо в ее спальню. Опустившись на корточки, я опирался руками о вощеные доски пола, готовый драться, если придется.
– Не бойся, – сказала Олимпиада, прочитав мои мысли. – Я хочу, чтобы ты провел со мной эту ночь.
– Так ты знала, что я приду? – Я смотрел на ее тело, смутно белевшее на постели.
– Нет, я приказала тебе прийти, – сказала она, дразня меня высокомерием. – Не думай, что ты сделал это по собственной воле.
Я не хотел верить ей.
– Но почему ты не послала служанку, как тогда?
Я не увидел – почувствовал, что она улыбается во мраке опочивальни.
– Зачем давать повод для дворцовых сплетен? Царь любит тебя. Он доверяет тебе. Даже Александр восхищается твоей доблестью. Зачем портить тебе жизнь, позволяя слугам узнать, что ты к тому же и мой любовник?
– Но я не…
– Это именно так, Орион, – отрезала Олимпиада. Тело ее как будто слабо светилось во тьме, гибкое, обнаженное и манящее.
– Но я не хочу быть твоим любовником, – выдавил я сквозь стиснутые зубы с невероятным трудом.
– Хочешь или нет – это совершенно не важно, – отвечала Олимпиада. – Ты сделаешь то, что я прикажу. Ты будешь вести себя так, как я захочу. И не заставляй меня проявлять жестокость по отношению к тебе, Орион. Я могу заставить тебя пресмыкаться в грязи, если захочу этого. Я способна принудить тебя сделать такое, что полностью погубит твою душу.
– Зачем тебе это нужно? – потребовал я ответа, пододвигаясь ближе к постели. – Что ты пытаешься совершить?
– Не надо вопросов, Орион, – сказала она. – Сегодня ночь удовольствий. А завтра ты узнаешь, какими будут твои новые обязанности… Быть может…
Я был беспомощен. Я не мог противостоять ей. Даже увидев, что на ложе ее извивались и ползали змеи, я не мог отвернуться, не смог отвести от нее своих глаз. Она расхохоталась, когда я медленно снял хитон.
– Убери кинжал, – приказала она. – Тебе он не потребуется. Хватит и того, что есть у тебя от природы.
Я исполнил ее приказ. Сухой и прохладной чешуей змеи прикасались к моему телу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
«Наверное, справедливо и то, и другое, – решил я. – Подобные прохвосты могут взять золото с обеих сторон, а потом станут превозносить победителя».
В пиршественном зале присутствовали Парменион и прочие полководцы Филиппа. Впрочем, за едой, как и подобает, не было речи о военных делах. Разговор шел о политике. Всех волновало, сумеют ли посланцы Демосфена уговорить Фивы заключить союз с Афинами.
– И все это после того благородства, с которым ты, царь, отнесся к обоим городам, – проговорил Антипатр, – такова их благодарность.
– Я никогда не рассчитывал на нее, – отвечал Филипп, протягивая опустевший кубок виночерпию.
Стоя за царским ложем, я с удовлетворением видел поблизости Александра.
– Нужно выступать против них немедленно. – Александр едва не кричал, чтобы его легкий тенорок был услышан в общем говоре. – Сначала на Фивы, а потом на Афины.
– Если мы выступим сейчас, – отвечал Филипп, – то у них появится повод для укрепления союза.
Александр посмотрел на отца:
– И ты предоставишь им возможность готовиться к войне с нами?.. А мы будем сидеть здесь и пить вино?
Его собственный кубок не наполнялся после того, как царевич покончил с едой. Александр пил немного и ел тоже. Его старый учитель Леонид, как мне говорили, воспитывал мальчика в спартанском духе.
– Пусть они получат побольше времени, чтобы поторговаться об условиях союза. – Филипп усмехнулся. – Если повезет, они успеют поссориться и опасный для нас союз рассыплется сам собой.
– Ну а если удача отвернется от нас? – спросил Александр. – Что тогда?
Филипп надолго припал к кубку.
– Тогда подождем и посмотрим. Терпение, мой сын, терпение… Одна из ценнейших добродетелей, как мне говорили.
– Наряду с отвагой, – отрезал Александр.
Все в пиршественном зале мгновенно притихли.
Но Филипп расхохотался:
– Я уже избавлен от необходимости доказывать собственную отвагу, сын. Можешь пересчитать мои шрамы.
Александр отвечал ему улыбкой:
– Да, о ней знают все.
Напряженный момент миновал. Мужчины снова заговорили, потребовали вина. Филипп погладил ногу мальчишки, который наполнил его кубок. Александр мрачно посмотрел на царя, а потом перевел взгляд на Соратников. Птолемей и все прочие уже приставали к служанкам. Кроме Гефестиона. Тот смотрел лишь на Александра, словно бы в просторном шумном зале не было никого другого.
Тут я заметил Павсания, нашего начальника, замершего в дверях пиршественного зала. Уперев кулаки в бока, он кипел негодованием, однако сегодня его громы и молнии грозили не двум телохранителям, стоявшим у входа. Рот Павсания кривила обычная кислая ухмылочка, но глаза его были прикованы к Филиппу, и даже со своего места я видел, как он ненавидит царя.
Шли часы, кубки наполнялись снова и снова, речи гостей становились грубей и откровенней, но никто не поднимался… Наконец Филипп оторвался от ложа и, опустив тяжелую руку на плечо мальчишки, который прислуживал ему, побрел в сторону спальни. Остальные гости тоже начали вставать… Многие прихватывали девицу или юнца. Сохраняя холодную трезвость, Александр поднялся со своего ложа. Столь же сдержанный Гефестион пересек зал и встал возле царевича.
Когда из кухни прислали рабов прибрать в зале, Павсаний наконец отпустил нас в казарму. Он не скрывал своего гнева, но не стал даже намекать на его причину.
Я улегся и сделал вид, что сплю, а услышав храп соседей, поднялся и во тьме направился к царице. Я уже достаточно хорошо знал расположение комнат во дворце и мог самостоятельно добраться до ее покоев. Но я не хотел, чтобы стражи или служанки увидели меня на пути. Поэтому я вышел на парадную площадь босой и в тонком хитоне.
Было холодно и темно, луна пряталась за низкими тучами, в разрывах между ними мерцали звезды. То и дело налетали порывы влажного ветра. Держась в тени у стены, так, чтобы стражи не смогли заметить меня, я быстро миновал площадь, а потом ловко забрался на крышу конюшни. Я не стал брать с собой оружия, чтобы случайным шумом не пробудить дремавших часовых. Лишь кинжал, как обычно, был привязан к моему бедру.
Кровли конюшни и соседнего, чуть более высокого строения разделяло некоторое расстояние, я перепрыгнул его почти бесшумно и потом полез по грубым камням стены к еще более высокой крыше самого дворца.
Потом я пробрался между наклонными стропилами и наконец решил, что нахожусь над покоями царицы. Я повис на руках и, качнувшись в сторону занавешенного окна, спрыгнул на подоконник.
– Я ждала тебя, Орион, – проговорила Олимпиада из тьмы.
Я попал прямо в ее спальню. Опустившись на корточки, я опирался руками о вощеные доски пола, готовый драться, если придется.
– Не бойся, – сказала Олимпиада, прочитав мои мысли. – Я хочу, чтобы ты провел со мной эту ночь.
– Так ты знала, что я приду? – Я смотрел на ее тело, смутно белевшее на постели.
– Нет, я приказала тебе прийти, – сказала она, дразня меня высокомерием. – Не думай, что ты сделал это по собственной воле.
Я не хотел верить ей.
– Но почему ты не послала служанку, как тогда?
Я не увидел – почувствовал, что она улыбается во мраке опочивальни.
– Зачем давать повод для дворцовых сплетен? Царь любит тебя. Он доверяет тебе. Даже Александр восхищается твоей доблестью. Зачем портить тебе жизнь, позволяя слугам узнать, что ты к тому же и мой любовник?
– Но я не…
– Это именно так, Орион, – отрезала Олимпиада. Тело ее как будто слабо светилось во тьме, гибкое, обнаженное и манящее.
– Но я не хочу быть твоим любовником, – выдавил я сквозь стиснутые зубы с невероятным трудом.
– Хочешь или нет – это совершенно не важно, – отвечала Олимпиада. – Ты сделаешь то, что я прикажу. Ты будешь вести себя так, как я захочу. И не заставляй меня проявлять жестокость по отношению к тебе, Орион. Я могу заставить тебя пресмыкаться в грязи, если захочу этого. Я способна принудить тебя сделать такое, что полностью погубит твою душу.
– Зачем тебе это нужно? – потребовал я ответа, пододвигаясь ближе к постели. – Что ты пытаешься совершить?
– Не надо вопросов, Орион, – сказала она. – Сегодня ночь удовольствий. А завтра ты узнаешь, какими будут твои новые обязанности… Быть может…
Я был беспомощен. Я не мог противостоять ей. Даже увидев, что на ложе ее извивались и ползали змеи, я не мог отвернуться, не смог отвести от нее своих глаз. Она расхохоталась, когда я медленно снял хитон.
– Убери кинжал, – приказала она. – Тебе он не потребуется. Хватит и того, что есть у тебя от природы.
Я исполнил ее приказ. Сухой и прохладной чешуей змеи прикасались к моему телу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73