Четверо совят, к великому удовольствию родителей, то и дело затевали шумные стычки. Угощение, как ни удивительно, оказалось на славу. Специально для путников подали салат из белых грибов. Совы к нему не притронулись. Дандин решил, что осведомиться, чем же питаются хозяева, будет не особенно вежливо. Впрочем, маски из коры, валявшиеся вокруг совиного жилища, не оставляли на этот счет сомнений.
Наевшись, Тарквин решил отблагодарить хозяев — он взял харолину и затянул только что сочиненную песню:
Коль сальнорыла нападут —
Они лихие парни, —
Ты на подмогу кликни тут
Храбрейшего Макгарни!
Он врежет им с такою силой,
Что мигом завопят: «Помилуй!
Помилуй нас, помилуй нас,
Помилуй нас, Макгарни!»
Взглянув на совят, Мэриел не смогла удержаться от улыбки:
— Бедненькие, у них совсем глаза слипаются.
Громогласка немедля разбудила детей увесистыми тумаками и затрещинами:
— Когда вы научитесь хорошим манерам? Надо же, красавчик кролик поет для них песенку, а они дрыхнут!
Мэриел улеглась, положив под голову свернутый Чайкобой.
— О, не надо их бранить. Они устали, да и мы, честно говоря, тоже. А если этот красавчик кролик вздумает порадовать нас еще одной песенкой, мой Чайкобой прогуляется промеж его дивных длинных ушей!
Тарквин долго не ложился — он припоминал строки путеводного стихотворения и обсуждал с Каменноголовом дальнейший маршрут. Впрочем, от нового знакомого было мало толку. И все же заяц, памятуя, что с гостеприимным хозяином шутки плохи, делал вид, что внимательно прислушивается к его советам.
— Вишь, в этом стишке говорится о спасении дураков.
Понятное дело, это о тебе, старина, так ведь?
Каменноголов оскорбленно захлопал глазами:
— Что ты несешь, кролик? По-твоему, значит, я дурак.
Вижу, ты не умеешь себя вести. Придется поучить тебя вежливости. Спору нет, мы, Макгарни, не самые мудрые совы, зато мы храбрейшие из храбрых! Защищайся, или я заброшу тебя на верхушку дерева.
Заяц примирительно протянул лапу:
— Извини, старина, ей-ей, не хотел тебя обидеть. Дураки, понятно, мы, я и мои друзья-бедолаги. Да разве ж я посмел бы так тебя обозвать. Наоборот, я сразу смекнул, что тебе ума не занимать. Помог бы нам, подсказал, куда дальше путь держать. Там, в этом стишке, говорится как-то так:
Ни жабе, ни огню не верь,
Что светит впереди.
Дурак не избежит потерь —
С тропинки не сходи.
Слышь, понял теперь, старина? Глупцы-то мы, ежу ясно. А ты, случаем, не знаешь, что это за место такое?
Каменноголов поднялся и прошелся, чтобы немного размяться. Один из совят в полудреме клюнул отца в лапу, и нежный родитель любовно отвесил сыну подзатыльник.
— Настоящий Макгарни! Не сальнорылам будет чета.
Прямо сердце радуется! Уж конечно, кролик, я знаю, о чем говорится в этих стишках. Гнилое болото — вот куда вам придется идти. Сам-то я туда не суюсь. Отвратное местечко. Но утром, так и быть, провожу вас туда. А сейчас пора на боковую. Ты, кролик, мастер петь. У меня-то для такой ерунды нет времени, и вообще, на мой вкус, добрая драка лучше всякой песни. Но заруби себе на носу — не вздумай ночью бренчать. Если разбудишь мою жену, наверняка утром не досчитаешься лап. А теперь ложись. Приятных снов.
Неистовый Габул давно уже не знал сна. Гонимый страхом и тоской, сутки напролет бродил он по залам и покоям форта Блейдгирт. Мысль о том, что Кривоглазу удалось уйти от расправы, терзала его помутившийся рассудок. Впрочем, Габул не сомневался — рано или поздно погоня настигнет вероломного капитана. Теперь он мечтал, что Кривоглаза доставят ему живым. Бормоча себе под нос и зловеще усмехаясь, Габул направился вниз по узкой винтовой лестнице.
— Нет, я его убивать не буду. Смерть от клинка слишком легка, слишком приятна для старины Кривоглаза.
У Габула есть для него кое-что другое. Верно, забыл про Скраббага? Ничего, вспомнишь. Вспомнишь те времена, когда я был капитаном на «Крысином дозоре», а ты простым пиратом. Тогда-то мы и поймали Скраббага — на теплом острове посреди теплого моря. Сослужишь мне службу, старина Скраббаг, и сам позабавишься. Если только ты еще не сдох.
Все еще посмеиваясь, безумный король спустился в подземелье. Он отпер боковую дверь и снял со стены копье. Посреди комнаты возвышался огромный круглый камень, к которому было прикреплено толстое железное кольцо. Габул продел в кольцо кончик копья и с натугой перевернул камень. Под ним зияла глубокая дыра. Габул пошарил там копьем:
— Скраббаг, приятель, это я, Габул. Как ты там, жив еще? Подай голос.
Ответа не было. Габул опускал копье все ниже, в непроглядную тьму. Вдруг послышался какой-то шорох, а за ним — щелканье и треск. Габул довольно осклабился:
— Жив, старый кровопийца, что ему сделается. Ну как поживаешь, Скраббаг? Вдоволь ли тебе тухлых рыбьих голов и птичьих костей? Небось хочешь чего посвежее?
Шорох и щелканье усилились. Кто-то ухватился за наконечник копья, но Габул быстро его отдернул.
— Погоди, приятель. Экий ты прыткий. Знаю, тебе не терпится затянуть меня к себе в гости. Будет и на твоей улице праздник. Старина Габул приготовил тебе славный подарочек. Помнишь Кривоглаза? Того мерзавца, что помогал тебя ловить? Из-за него ты расстался со своим теплым островом и очутился в этой вонючей дыре. На досуге подумай, как с ним поквитаться. Скоро он составит тебе компанию там, внизу!
С жутким хохотом Габул перевернул камень, прикрыв отверстие в полу.
Снаружи, за стенами форта Блейдгирт, ветер ревел и стонал в скалах. Какая-то сила вновь и вновь влекла Габула в пиршественный зал. Войдя, он положил когтистые лапы на стол, опустил на них голову и забормотал, обращаясь к колоколу:
— Какой ты стал грязный! Слуги больше не чистят тебя, не натирают твои бока, железяка! Такой колокол мне и нужен — грязная громадина с грубым, страшным голосом. Настанет день, когда построят мою колокольню.
Ты будешь висеть там и трезвонить, стоит мне дернуть за веревку. Лишь по моему приказу ты будешь греметь или молчать. Что скажешь, а?
Но огромный колокол безмолвствовал. Габул пожирал его воспаленными глазами. Мало-помалу его отяжелевшие веки начали слипаться. И сразу он увидел корабль, охваченный пламенем. Затем ему представилась укромная бухта, скрытая лесными зарослями, — там на мели, беспомощно завалившись набок, стоял еще один корабль; а вот и еще один, с днищем, пробитым рифами. Безжизненные тела капитанов Бладрига, Салтара, Куцехвоста и Лупоглаза плыли по волнам. Крысы, крысы, мертвые крысы наполняли его лихорадочный сон. Вдруг из серой туман ной дымки выступил исполинский барсук в сверкающих латах. Он занес меч, готовясь к удару…
Бонннгггг!
Габул очнулся и вновь устремил на колокол исполненный ненависти взгляд. Колокол молчал, но крысиный ко роль чувствовал — перед ним враг, беспощадный и непримиримый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Наевшись, Тарквин решил отблагодарить хозяев — он взял харолину и затянул только что сочиненную песню:
Коль сальнорыла нападут —
Они лихие парни, —
Ты на подмогу кликни тут
Храбрейшего Макгарни!
Он врежет им с такою силой,
Что мигом завопят: «Помилуй!
Помилуй нас, помилуй нас,
Помилуй нас, Макгарни!»
Взглянув на совят, Мэриел не смогла удержаться от улыбки:
— Бедненькие, у них совсем глаза слипаются.
Громогласка немедля разбудила детей увесистыми тумаками и затрещинами:
— Когда вы научитесь хорошим манерам? Надо же, красавчик кролик поет для них песенку, а они дрыхнут!
Мэриел улеглась, положив под голову свернутый Чайкобой.
— О, не надо их бранить. Они устали, да и мы, честно говоря, тоже. А если этот красавчик кролик вздумает порадовать нас еще одной песенкой, мой Чайкобой прогуляется промеж его дивных длинных ушей!
Тарквин долго не ложился — он припоминал строки путеводного стихотворения и обсуждал с Каменноголовом дальнейший маршрут. Впрочем, от нового знакомого было мало толку. И все же заяц, памятуя, что с гостеприимным хозяином шутки плохи, делал вид, что внимательно прислушивается к его советам.
— Вишь, в этом стишке говорится о спасении дураков.
Понятное дело, это о тебе, старина, так ведь?
Каменноголов оскорбленно захлопал глазами:
— Что ты несешь, кролик? По-твоему, значит, я дурак.
Вижу, ты не умеешь себя вести. Придется поучить тебя вежливости. Спору нет, мы, Макгарни, не самые мудрые совы, зато мы храбрейшие из храбрых! Защищайся, или я заброшу тебя на верхушку дерева.
Заяц примирительно протянул лапу:
— Извини, старина, ей-ей, не хотел тебя обидеть. Дураки, понятно, мы, я и мои друзья-бедолаги. Да разве ж я посмел бы так тебя обозвать. Наоборот, я сразу смекнул, что тебе ума не занимать. Помог бы нам, подсказал, куда дальше путь держать. Там, в этом стишке, говорится как-то так:
Ни жабе, ни огню не верь,
Что светит впереди.
Дурак не избежит потерь —
С тропинки не сходи.
Слышь, понял теперь, старина? Глупцы-то мы, ежу ясно. А ты, случаем, не знаешь, что это за место такое?
Каменноголов поднялся и прошелся, чтобы немного размяться. Один из совят в полудреме клюнул отца в лапу, и нежный родитель любовно отвесил сыну подзатыльник.
— Настоящий Макгарни! Не сальнорылам будет чета.
Прямо сердце радуется! Уж конечно, кролик, я знаю, о чем говорится в этих стишках. Гнилое болото — вот куда вам придется идти. Сам-то я туда не суюсь. Отвратное местечко. Но утром, так и быть, провожу вас туда. А сейчас пора на боковую. Ты, кролик, мастер петь. У меня-то для такой ерунды нет времени, и вообще, на мой вкус, добрая драка лучше всякой песни. Но заруби себе на носу — не вздумай ночью бренчать. Если разбудишь мою жену, наверняка утром не досчитаешься лап. А теперь ложись. Приятных снов.
Неистовый Габул давно уже не знал сна. Гонимый страхом и тоской, сутки напролет бродил он по залам и покоям форта Блейдгирт. Мысль о том, что Кривоглазу удалось уйти от расправы, терзала его помутившийся рассудок. Впрочем, Габул не сомневался — рано или поздно погоня настигнет вероломного капитана. Теперь он мечтал, что Кривоглаза доставят ему живым. Бормоча себе под нос и зловеще усмехаясь, Габул направился вниз по узкой винтовой лестнице.
— Нет, я его убивать не буду. Смерть от клинка слишком легка, слишком приятна для старины Кривоглаза.
У Габула есть для него кое-что другое. Верно, забыл про Скраббага? Ничего, вспомнишь. Вспомнишь те времена, когда я был капитаном на «Крысином дозоре», а ты простым пиратом. Тогда-то мы и поймали Скраббага — на теплом острове посреди теплого моря. Сослужишь мне службу, старина Скраббаг, и сам позабавишься. Если только ты еще не сдох.
Все еще посмеиваясь, безумный король спустился в подземелье. Он отпер боковую дверь и снял со стены копье. Посреди комнаты возвышался огромный круглый камень, к которому было прикреплено толстое железное кольцо. Габул продел в кольцо кончик копья и с натугой перевернул камень. Под ним зияла глубокая дыра. Габул пошарил там копьем:
— Скраббаг, приятель, это я, Габул. Как ты там, жив еще? Подай голос.
Ответа не было. Габул опускал копье все ниже, в непроглядную тьму. Вдруг послышался какой-то шорох, а за ним — щелканье и треск. Габул довольно осклабился:
— Жив, старый кровопийца, что ему сделается. Ну как поживаешь, Скраббаг? Вдоволь ли тебе тухлых рыбьих голов и птичьих костей? Небось хочешь чего посвежее?
Шорох и щелканье усилились. Кто-то ухватился за наконечник копья, но Габул быстро его отдернул.
— Погоди, приятель. Экий ты прыткий. Знаю, тебе не терпится затянуть меня к себе в гости. Будет и на твоей улице праздник. Старина Габул приготовил тебе славный подарочек. Помнишь Кривоглаза? Того мерзавца, что помогал тебя ловить? Из-за него ты расстался со своим теплым островом и очутился в этой вонючей дыре. На досуге подумай, как с ним поквитаться. Скоро он составит тебе компанию там, внизу!
С жутким хохотом Габул перевернул камень, прикрыв отверстие в полу.
Снаружи, за стенами форта Блейдгирт, ветер ревел и стонал в скалах. Какая-то сила вновь и вновь влекла Габула в пиршественный зал. Войдя, он положил когтистые лапы на стол, опустил на них голову и забормотал, обращаясь к колоколу:
— Какой ты стал грязный! Слуги больше не чистят тебя, не натирают твои бока, железяка! Такой колокол мне и нужен — грязная громадина с грубым, страшным голосом. Настанет день, когда построят мою колокольню.
Ты будешь висеть там и трезвонить, стоит мне дернуть за веревку. Лишь по моему приказу ты будешь греметь или молчать. Что скажешь, а?
Но огромный колокол безмолвствовал. Габул пожирал его воспаленными глазами. Мало-помалу его отяжелевшие веки начали слипаться. И сразу он увидел корабль, охваченный пламенем. Затем ему представилась укромная бухта, скрытая лесными зарослями, — там на мели, беспомощно завалившись набок, стоял еще один корабль; а вот и еще один, с днищем, пробитым рифами. Безжизненные тела капитанов Бладрига, Салтара, Куцехвоста и Лупоглаза плыли по волнам. Крысы, крысы, мертвые крысы наполняли его лихорадочный сон. Вдруг из серой туман ной дымки выступил исполинский барсук в сверкающих латах. Он занес меч, готовясь к удару…
Бонннгггг!
Габул очнулся и вновь устремил на колокол исполненный ненависти взгляд. Колокол молчал, но крысиный ко роль чувствовал — перед ним враг, беспощадный и непримиримый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72