«Чушь собачья» — из какой деревни, посредством скольких дедов и бабок и прохожих человеков пришло к нашему герою его любимое выражение? «Чушь собачья» — это бессмыслица, это хаос. Когда он произносит свою любимую идиому, Эд обычно морщится. Он — организатор хаоса, он его — хаоса — победитель. Такие люди всю жизнь свою рубят хаос и укладывают его в аккуратные штабеля. Хаос, правда, быстро вылезает сзади джунглями из земли на только что порубленном участке.
Борец с чушью собачьей, участвуя в жизни собравшегося мужского коллектива, прислушивается, как Филатов рассказывает историю о похищении фарцовщика Сэма, взгляд же его блуждает где-то между хорошо построенным, как нос корабля викингов, подбородком друга Генулика и большим ржавым ведром, стоящим под умывальником. Из мотричевского умывальника в ведро с интервалом срываются капли. Рядом с ведром качаются зачесанный набок чубчик и прямой нос Леньки Иванова. Он сидит на полу. Рядом с машинкой «Москва». Это из нее выходят и распространяются по Харькову произведения Мотрича.
— Очевидно, они долго за ним следили, пытаясь узнать, где же он держит свои бабки. И когда так ничего и не выяснили, решили, пусть он скажет сам. — Филатов сидит у стола Мотрича и возит головой по высокой спинке стула и по стене. Филатов длинноног, тощ, коротко острижен. Как и подобает современному поэту, физику и сыну большого человека, он одет в джинсы, может быть проданные ему тем же Сэмом, о котором он рассказывает. Монотонно Филатов продолжает:
— Сэм стоял в «Автомате» и пил кофе с коньяком, когда к нему подошел человек и вежливо сказал: «Сэм, нужно поговорить, дело есть. Можно тебя на пару минут?» Сэм вышел с ним, ничего не подозревая… Он думал, что у человека есть что предложить, может быть антиквариат, может быть чемодан с фирменными шмотками, может быть валюта… Рожа типа была ему отдаленно знакома. Где-то Сэм его видел. Они вышли…
— Во пидармерия, дает шороху… — задвигался на табурете «мсье Бигуди», — как роман полисье…
— …у тротуара стояла машина. Вышли еще два типа и, уже невежливо, схватив Сэма, бросили его в машину. Моя Людмила как раз выходила из Театрального института и видела всю сцену. Людмила решила, что Сэма взяли кагебешники. Он сам тоже решил, что его взяли кагебешники, потому даже не вопил и в машину сел спокойно, так как знал, что нет у них ничего против него. То есть наводок полно, и стучали на Сэма немало, но доказать они не докажут. «Попугают, — подумал Сэм, — и отпустят». — Его уже подобным образом хватали… Однако в этот раз ему не понравилось, что в машине они завязали ему глаза. Тут Сэм стал сомневаться, кагебешники ли эти четверо…
— Трое, — поправляет Мотрич. Он сидит рядом с Ленькой Ивановым на полу.
— Четверо с шофером, — Филатов глядит на свои электронные часы. — Ехали они долго и с Сэмом не разговаривали. По расчетам Сэма, по времени, они его куда-то за город привезли… Хотя очень может быть, что они его спокойно по городу помотали, чтобы он подумал, что за город везут. Вывели они его и куда-то вниз по ступеням, двое за руки держат, свели…
— В подвал, пидармерия, повели! — Поль довольно потирает руки и вдруг даже вскакивает с табурета.
— Что, мсье Бигуди, нравится история? Видишь, какие крутые люди в нашем родном городке проживают… А ты — в Париж, в Париж! — Викторушка смеется. Присутствующие, знающие об отношениях Поля с Парижем, комментируют ремарку фырканьем и смешками.
— Развязали они ему глаза… Он глядит — точно, в подвале он, но стены не каменные, старая штукатурка. Трое в масках уже, и только тот, который его из «Автомата» вызвал, не в маске. Улыбается он всей рожей и говорит: «Вот что, Сэм, чтоб тебе сразу было ясно — все, что нам от тебя нужно, — это твои бабки. Где ты свои бабки держишь?»
«Какие бабки, ребята, вы что, охуели? — взмолился Сэм. — Вы меня с кем-то перепутали, ребята! Откуда у меня, студента Библиотечного института, бабки? Да я десятку забыл когда видел!»
Они расхохотались, и этот, без маски, говорит: «Мы тебе, Сэм, не Комитет госбезопасности и не ОБХС. Это ты им можешь заливать… А мы с тобой, Сэм, нянчиться не будем. Ты не выйдешь отсюда, Сэмуля, пока не скажешь, где ты прячешь свои бабки, и пока ребята не съездят туда и твои бабки не будут лежать на этом столе», — и тип постучал по столу.
«Да откуда у студента бабки…» — заныл Сэм. Те покачали головами, и который без маски взял стул от стены и поставил его в центр подвала. «Садись, Сэм!» — «Спасибо, — говорит Сэм, — я не хочу, я не устал». — «Садись, когда шеф просит», — говорит самый здоровый амбал и как врежет хуком Сэму в живот. Сэм схватился за живот и сел на стул. Вот как я сижу», — Филатов ерзает на стуле и даже чуть приподнимается на нем, чтобы показать, как он сидит.
«Не так, Сэм, — ласково говорит тот, который «шеф», — у нас так не сидят. Посадите его, ребята, как следует». «Ребята» Сэма схватили и стул под ним перевернули, посадили Сэма вот так… — Филатов вытаскивает из-под себя стул, ставит его таким образом, что спинка стула оказывается обращенной к присутствующим, и усаживается на него верхом, лицом к спинке.
— …посадили и тащат с него пиджак, и рубашку снимают. Сэм было дернулся: «Холодно у вас тут, ребята, рубашечку-то оставьте, пожалуйста». — «Не волнуйся, Сэм, — говорил шеф с улыбочкой, — сейчас жарко тебе будет. А поскольку женщин у нас тут нет, только джентльменс, то и джинсы с него, ребята, снимите». Сэм дернулся опять, но что он мог сделать? — Филатов вопросительно поглядел на присутствующих, как бы желая, чтобы они оправдали беспомощность Сэма. «Действительно, что мог сделать тщедушный маленький Сэм против четверых амбалов, — думает Эд Лимонов. — Подчиниться».
— Голого они его привязали к стулу и какие-то приволокли провода и электроаппаратуру. «Что это вы, ребята, собираетесь делать?» — спрашивает перепуганный Сэм. «Согреешься сейчас, Сэм, я же тебе обещал», — смеется шеф. Один из них между тем надел калоши на ноги, на руки резиновые перчатки, в руки взял обыкновенную металлическую суповую ложку, но к ложке провод припаян…
— Бля! — раздается восхищенный шепот сразу из нескольких глоток. — Ни хуя себе!
— Провод, — невозмутимо продолжает Филатов, — идет к трансформатору и к реле к ручному, чтобы напряжение, значит, менять, а от реле — в сеть. А реле у них очень примитивное оказалось. Знаете, такая катушка в полметра длиной с проводом, а по катушке рукою двигают кнопку. Больше напряжение — меньше напряжение. Внизу по раме шкала с делениями… «Ну что, Сэм, не вспомнил, где бабки твои лежат?» — спрашивает шеф. Сэм позеленел от страха, но как же бабки, которые он столько лет копил, отдавать. «Нет у меня денег! — кричит. — Нет!» — «Давай, Витя! — кивнул шеф тому, который с электроложкой, — погладь его по спине, может, вспомнит!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Борец с чушью собачьей, участвуя в жизни собравшегося мужского коллектива, прислушивается, как Филатов рассказывает историю о похищении фарцовщика Сэма, взгляд же его блуждает где-то между хорошо построенным, как нос корабля викингов, подбородком друга Генулика и большим ржавым ведром, стоящим под умывальником. Из мотричевского умывальника в ведро с интервалом срываются капли. Рядом с ведром качаются зачесанный набок чубчик и прямой нос Леньки Иванова. Он сидит на полу. Рядом с машинкой «Москва». Это из нее выходят и распространяются по Харькову произведения Мотрича.
— Очевидно, они долго за ним следили, пытаясь узнать, где же он держит свои бабки. И когда так ничего и не выяснили, решили, пусть он скажет сам. — Филатов сидит у стола Мотрича и возит головой по высокой спинке стула и по стене. Филатов длинноног, тощ, коротко острижен. Как и подобает современному поэту, физику и сыну большого человека, он одет в джинсы, может быть проданные ему тем же Сэмом, о котором он рассказывает. Монотонно Филатов продолжает:
— Сэм стоял в «Автомате» и пил кофе с коньяком, когда к нему подошел человек и вежливо сказал: «Сэм, нужно поговорить, дело есть. Можно тебя на пару минут?» Сэм вышел с ним, ничего не подозревая… Он думал, что у человека есть что предложить, может быть антиквариат, может быть чемодан с фирменными шмотками, может быть валюта… Рожа типа была ему отдаленно знакома. Где-то Сэм его видел. Они вышли…
— Во пидармерия, дает шороху… — задвигался на табурете «мсье Бигуди», — как роман полисье…
— …у тротуара стояла машина. Вышли еще два типа и, уже невежливо, схватив Сэма, бросили его в машину. Моя Людмила как раз выходила из Театрального института и видела всю сцену. Людмила решила, что Сэма взяли кагебешники. Он сам тоже решил, что его взяли кагебешники, потому даже не вопил и в машину сел спокойно, так как знал, что нет у них ничего против него. То есть наводок полно, и стучали на Сэма немало, но доказать они не докажут. «Попугают, — подумал Сэм, — и отпустят». — Его уже подобным образом хватали… Однако в этот раз ему не понравилось, что в машине они завязали ему глаза. Тут Сэм стал сомневаться, кагебешники ли эти четверо…
— Трое, — поправляет Мотрич. Он сидит рядом с Ленькой Ивановым на полу.
— Четверо с шофером, — Филатов глядит на свои электронные часы. — Ехали они долго и с Сэмом не разговаривали. По расчетам Сэма, по времени, они его куда-то за город привезли… Хотя очень может быть, что они его спокойно по городу помотали, чтобы он подумал, что за город везут. Вывели они его и куда-то вниз по ступеням, двое за руки держат, свели…
— В подвал, пидармерия, повели! — Поль довольно потирает руки и вдруг даже вскакивает с табурета.
— Что, мсье Бигуди, нравится история? Видишь, какие крутые люди в нашем родном городке проживают… А ты — в Париж, в Париж! — Викторушка смеется. Присутствующие, знающие об отношениях Поля с Парижем, комментируют ремарку фырканьем и смешками.
— Развязали они ему глаза… Он глядит — точно, в подвале он, но стены не каменные, старая штукатурка. Трое в масках уже, и только тот, который его из «Автомата» вызвал, не в маске. Улыбается он всей рожей и говорит: «Вот что, Сэм, чтоб тебе сразу было ясно — все, что нам от тебя нужно, — это твои бабки. Где ты свои бабки держишь?»
«Какие бабки, ребята, вы что, охуели? — взмолился Сэм. — Вы меня с кем-то перепутали, ребята! Откуда у меня, студента Библиотечного института, бабки? Да я десятку забыл когда видел!»
Они расхохотались, и этот, без маски, говорит: «Мы тебе, Сэм, не Комитет госбезопасности и не ОБХС. Это ты им можешь заливать… А мы с тобой, Сэм, нянчиться не будем. Ты не выйдешь отсюда, Сэмуля, пока не скажешь, где ты прячешь свои бабки, и пока ребята не съездят туда и твои бабки не будут лежать на этом столе», — и тип постучал по столу.
«Да откуда у студента бабки…» — заныл Сэм. Те покачали головами, и который без маски взял стул от стены и поставил его в центр подвала. «Садись, Сэм!» — «Спасибо, — говорит Сэм, — я не хочу, я не устал». — «Садись, когда шеф просит», — говорит самый здоровый амбал и как врежет хуком Сэму в живот. Сэм схватился за живот и сел на стул. Вот как я сижу», — Филатов ерзает на стуле и даже чуть приподнимается на нем, чтобы показать, как он сидит.
«Не так, Сэм, — ласково говорит тот, который «шеф», — у нас так не сидят. Посадите его, ребята, как следует». «Ребята» Сэма схватили и стул под ним перевернули, посадили Сэма вот так… — Филатов вытаскивает из-под себя стул, ставит его таким образом, что спинка стула оказывается обращенной к присутствующим, и усаживается на него верхом, лицом к спинке.
— …посадили и тащат с него пиджак, и рубашку снимают. Сэм было дернулся: «Холодно у вас тут, ребята, рубашечку-то оставьте, пожалуйста». — «Не волнуйся, Сэм, — говорил шеф с улыбочкой, — сейчас жарко тебе будет. А поскольку женщин у нас тут нет, только джентльменс, то и джинсы с него, ребята, снимите». Сэм дернулся опять, но что он мог сделать? — Филатов вопросительно поглядел на присутствующих, как бы желая, чтобы они оправдали беспомощность Сэма. «Действительно, что мог сделать тщедушный маленький Сэм против четверых амбалов, — думает Эд Лимонов. — Подчиниться».
— Голого они его привязали к стулу и какие-то приволокли провода и электроаппаратуру. «Что это вы, ребята, собираетесь делать?» — спрашивает перепуганный Сэм. «Согреешься сейчас, Сэм, я же тебе обещал», — смеется шеф. Один из них между тем надел калоши на ноги, на руки резиновые перчатки, в руки взял обыкновенную металлическую суповую ложку, но к ложке провод припаян…
— Бля! — раздается восхищенный шепот сразу из нескольких глоток. — Ни хуя себе!
— Провод, — невозмутимо продолжает Филатов, — идет к трансформатору и к реле к ручному, чтобы напряжение, значит, менять, а от реле — в сеть. А реле у них очень примитивное оказалось. Знаете, такая катушка в полметра длиной с проводом, а по катушке рукою двигают кнопку. Больше напряжение — меньше напряжение. Внизу по раме шкала с делениями… «Ну что, Сэм, не вспомнил, где бабки твои лежат?» — спрашивает шеф. Сэм позеленел от страха, но как же бабки, которые он столько лет копил, отдавать. «Нет у меня денег! — кричит. — Нет!» — «Давай, Витя! — кивнул шеф тому, который с электроложкой, — погладь его по спине, может, вспомнит!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79