ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Рикардо Рейс воззвал к мужской солидарности: Беседа наша, к сожалению, будет непродолжительна, ко мне тут кое-кто должен зайти, и, согласитесь, будет неловко, если. Вы, я вижу, времени зря не теряете, всего три недели как объявились, и вот — уже свидание. «Свидание», пожалуй, это слишком сильно сказано, я жду горничную. Не могу поверить, дражайший Рейс, что такой взыскательный ценитель прекрасного, вхожий на Олимп, свой человек у всех богинь, собирается разделить ложе с горняшкой, с гостиничной прислугой, и неужели вы, со столь похвальным постоянством воспевавший только Лидий да Хлой, пленились ныне служанкой, признаюсь, я разочарован. Эту служанку как раз зовут Лидия, и я ею не пленился, я вообще не из тех, кто попадает в плен. Ах-ах-ах, стало быть, пресловутая поэтическая справедливость все-таки существует: вы так упорно призывали Лидию, и вот Лидия пришла, вам повезло больше, чем Камоэнсу, которому для обладания Натерсией надо было придумать это имя, а дальше дело не пошло. Сюда придет всего лишь тезка той, о ком я сочинял оды. Неблагодарный! вам ли не знать, что представляла бы собой героиня ваших од, если бы подобный феномен существовал в реальности, какое возникло бы невообразимое сочетание чистейшей духовности, смирения и мудрого молчания. В самом деле, это сомнительно. Столь же сомнительно, как и существование самого поэта, писавшего эти оды. Отчего же — вот он перед вами. Разрешите, любезнейший Рейс, я изъясню свои сомнения: я вижу перед собой человека с детективом в руках, с грелкой у ног, лежащего в ожидании служанки, которая согреет ему все прочие члены, не взыщите за безыскусную простоту языка, и подумайте сами, могу ли я поверить, будто это — тот самый, кто написал: «Отстранись, и на жизнь безмятежно взирай», любопытно было бы узнать, много ль увидит он с такого расстояния, и откуда он взирает на жизнь. Позвольте, не вы ли написали: «Поэт — лицедей несравнимый, когда он выграется в роль» ? Признаюсь, это я написал, но иногда уста наши произносят откровения, дальнейшие пути которых нам самим неведомы, но это-то еще полбеды, скверно, что я умер, не успев понять, поэт ли притворяется человеком или человек — поэтом. Претворять в жизнь вымысел и притворяться — не одно и то же. Это — вопрос или утверждение? Вопрос. Разумеется, это — разные вещи, я притворялся другими, вы — самим собой, я лицедействовал, вы лицемерили, а если хотите постичь разницу, перечтите меня, а потом — себя. Боюсь, что от подобных разговоров у меня начнется бессонница. Ничего, вот придет ваша Лидия, она вас убаюкает, слышал я, что преданные хозяину служанки — очень ласковы. В замечании вашем чудится мне досада. Весьма вероятно. Скажите мне еще вот что — я притворяюсь как поэт или как человек? Дружище Рейс, ваш случай — безнадежный, вы просто притворяетесь, притворяетесь самим собой, и это не имеет отношения ни к поэту, ни к человеку. Стало быть, помочь мне нельзя? Это уже другой вопрос. Другой. Нельзя, ибо вы прежде всего сами не знаете, кто вы такой. Но вам-то иногда удавалось это узнать? Я не в счет, потому что меня нет, но не тревожьтесь — в толкованиях и объяснениях недостатка не будет. А я, может быть, и в Португалию-то вернулся, чтобы узнать, кто я такой. Что за глупости, дорогой мой, что за ребячество, подобные озарения случаются только на пути в Дамаск , а мы — в Лиссабоне, не забывайте этого, отсюда
дороги нет. Спать хочу. Сейчас уйду, и вы уснете: знаете, пожалуй, это единственное, чему я теперь завидую, как глупы те, кто называет сон братом смерти — родным или двоюродным, не помню. Двоюродным, кажется. И что же — после тех малоприятных слов, которые я вам высказал, вы по прежнему хотите, чтобы я вернулся? Хочу, мне ведь особенно не с кем поговорить. Что ж, причина основательная, спору нет. Да, у меня к вам просьба: когда будете выходить, дверь не захлопывайте, а притворите, мне не хочется вставать, пригрелся, знаете ли. Все еще надеетесь, что уснете не один? Кто знает, Фернандо, кто знает.
Полчаса спустя дверь открылась. Лидия, дрожа после долгого перехода по лестницам и коридорам, скользнула в постель, прильнула, спросила: Хорошо в театре было? — и Рикардо Рейс, не покривив душой, ответил: Хорошо, очень хорошо.

* * *
Ни Марсенда, ни ее отец к обеду не пришли. Чтобы узнать причину, не потребовалось Рикардо Рейсу прибегать ни к хитроумным тактическим уловкам, ни к следственным ухищрениям — надо было лишь дать время Сальвадору и себе, выждать и, облокотясь о стойку в рецепции, повести неспешную и вялую беседу о том, о еем, а потом обронить мимоходом, упомянуть словно бы между прочим, будто переводя в другую тональность музыкальную тему, возникающую из развития основной, что вот, мол, был вчера на премьере в Национальном и там встретился и познакомился с доктором Сампайо и его дочерью, очень милые и достойные люди. На миг померкла улыбка на усатых устах Сальвадора, сраженного тем, что новость дошла до него с опозданием: позвольте, как же так, он видел сегодня нотариуса и сеньориту Марсенду, и ни он, ни она не сказали ему, что накануне вечером встретили доктора Рикардо Рейса в театре, теперь-то, конечно, он это знает, но дорога ложка к обеду, сейчас-то уже — почти два, как же такое могло произойти, разумеется, не следовало ожидать, что ему представят подробный рапорт, чтобы, заступив на вахту, он оказался в полном курсе дела: Так и так, познакомились с доктором Рикардо Рейсом, так и так, познакомился с нотариусом Сампайо и дочерью его Марсендой, но все же это выглядит вопиющей несправедливостью — на протяжении долгих часов держать в неведении его, управляющего отелем, истинного и бескорыстного друга своих постояльцев, о, мир, сколь неправеден ты, сколь неблагодарен! Исчезновение улыбки, если уж мы взялись о ней толковать, происходит моментально, а вот чтобы объяснить, почему это происходит, потребуется известное время, ибо не должно оставаться недоговоренностей и сомнений в том, каковы же причины неожиданной и на первый взгляд непонятной перемены, поскольку сфера чувств человеческих таит в себе порой такие бездны, что мы, отважившись исследовать их, сильно рискуем не скоро выбраться назад. Рикардо Рейс и не собирался ничего исследовать: ему лишь показалось, что какая-то мысль внезапно смутила Сальвадора, и правильно, как мы с вами знаем, показалось, хотя если бы принялся он отгадывать саму эту мысль, то не отгадал бы, что лишний раз доказывает, как мало мы знаем друг о друге и как скоро истощается наше терпение, если только, конечно, не идет речь о настоящем криминальном расследовании, пример которого дает нам, пусть не впрямую, пресловутый «The God of the labyrinth». Но Сальвадор превозмог свою досаду, причем, как принято говорить, времени ему понадобилось меньше, чем нам — чтобы рассказать об этом, и, не противясь природному добродушию, показал, что всем доволен и весьма, щедрой рукой отвешивая похвалы доктору Сампайо и дочери его Марсенде:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130