вечно подавленная или восторженная от ерунды, подкрепляющая свои суждения неуместными стихами или цитатами из Библии.
Я позировал ее отцу, - вспоминал Даффи, - который в то время еще был уважаемым живописцем. Он намеревался писать Иоанна Крестителя или кого-то еще и привязался ко мне в таверне, сказав, что я как нельзя лучше соответствую этому образу. Задуманная картина, до завершения которой оставалось несколько недель, называлась “Святой архангел Михаил”, и к концу намеченного срока я безнадежно влюбился в его дочь.
И вот как застал нас год 1529-й: Фойгель - безумный слепой старый пьяница, Ипифания - седая кошелка, почти без остатка былой привлекательности, а я - покрытый шрамами старый кот с дурными манерами и без видов на будущее, и все мы сидим, точно бараны на бойне, в преддверии турецкого штурма”.
Ирландец расхохотался и исполнил несколько коленцев из джиги, ибо показалось ему, что, пусть со стороны и даже для него самого все выглядело именно так, на деле до финала истории было еще очень далеко.
Он пересекал маленькую площадь вокруг уснувшего фонтана, когда хлопанье крыльев над головой заставило его взглянуть вверх, и благостные мысли упорхнули, как вспугнутая стайка воробьев. Двое черных человекоподобных созданий кругами спускались к нему с неба. Лунный свет поблескивал на трепещущих крыльях, изогнутых ножнах и - странное дело - сабо на толстой подошве.
В ужасе Даффи инстинктивно схватился за рапиру, но левая рука застыла, не успев коснуться эфеса. Внезапно странное чувство овладело им, словно внутри неведомый возница оттеснил его и перехватил вожжи. Даффи в замешательстве наблюдал, как его собственная левая рука извлекла взамен кинжал, потом острое лезвие распороло ладонь его правой руки, так что кровь хлынула прежде, чем оно вышло наружу.
“Постойте, дьяволы, - подумал он, - каких-нибудь две минуты, и я раскромсаю себя на куски, избавив вас от хлопот”.
Он пытался восстановить управление телом, но чем сильнее он старался сопротивляться теперешнему своему состоянию, тем больше оно упрочивалось.
Рассеченная правая рука теперь извлекла рапиру и опустила ее острием вниз, так что клинок скреб по булыжнику; кровь сочилась сквозь пальцы и стекала из-под изогнутой гарды на клинок. Левой рукой он взвесил кинжал с закрытым эфесом - тем временем рослые создания сложили крылья и приземлились, сабо стукнули о камень - и выставил его для защиты. С расстояния всего в дюжину футов создания уже не так походили на людей. Их глаза были слишком велики, приплюснутые лбы вытянуты параллельно длинным ушам, широкие плечи горбились, а рты, вернее - пасти, оскалены в застывшей волчьей ухмылке. Даффи едва успел их разглядеть, как одна тварь поднесла к губам дудочку и заиграла пронзительную мелодию.
Прорычав проклятие на непонятном языке и продолжая волочить меч по мостовой, что причиняло нешуточную боль, Даффи метнулся к дудочнику и рубанул кинжалом, целя ему в голову. Существо в замешательстве отскочило, хлопая глазами. Его товарищ что-то прочирикал с явной досадой и указал на меч ирландца, где по ложбинке клинка кровь стекла уже до самого кончика, затем выхватил длинную скимитару и, переступая, точно насекомое, двинулся на Даффи, тогда как дудочник вновь уселся и возобновил леденящую кровь музыку.
Нацеленный в шею молниеносный выпад скимитары Даффи отбил гардой кинжала, подавив при этом порыв ответить, так как кинжал был слишком короток. Все же он рассмеялся, ибо движение уже было его собственным и он вновь контролировал свои действия.
Тут же, парировав другой выпад, он краем глаза заметил, как при соприкосновении кинжала со скимитарой от острия меча, скребущего по булыжнику, разлетелись искры. Внезапно его осенило, что стоит оторвать меч от земли - и он погиб.
Атаки дьявола становились все яростнее, и фехтование кинжалом против скимитары требовало от ирландца всех его сил и ловкости. Дудочка играла все быстрее и громче, и синий огонь вспыхивал и струился по острию меча Даффи, вторя безумной круговерти атак и отходов.
- На помощь! - хрипло выкрикнул он. - Кто-нибудь, приведите солдат! Зовите священника!
Однако трели дудочки, как видно, заглушали его голос, и он даже не вызвал эха. С поистине нечеловеческим проворством тварь метила то в ногу Даффи, то в лицо, то в руку. Размахивая кинжалом, точно отбиваясь от роя ос, ирландец умудрялся не подпускать длинный клинок к жизненно важным органам, но вскоре весь покрылся кровью из дюжины царапин. Ирландец начинал задыхаться, границы видимости понемногу заволакивала мерцающая пелена утомления.
Парировав очередной выпад отводом вниз и наружу, он судорожно всхлипнул, когда лезвие скимитары прошлось вместо стальной гарды по костяшкам его пальцев. Мгновением позже гарда наполнилась кровью, и хватка стала предательски скользкой.
Противник нацелил быстрый выпад Даффи в глаз, ирландец отреагировал взмахом кинжала вверх, но то был обманный финт: лезвие скимитары на полпути нырнуло к незащищенному левому боку. Даффи инстинктивно перехватил удар рапирой… и, едва острие оторвалось от булыжной мостовой, пронзительная музыка поглотила все его силы, и он мешком рухнул на землю.
При падении кинжал, все еще стиснутый в левой руке Даффи и покрытый теперь его собственной кровью, плотно вошел в щель между камнями. В тот же миг от земли по лезвию поднялась волна тепла, сообщив почти бесчувственному ирландцу достаточно силы, чтобы перевернуться и поднять тяжелую рапиру в неуклюжей попытке защиты от монстра, метнувшегося для последнего удара. В броске тварь нанизала себя на клинок, да так, что острие примерно на фут вышло из спины.
Звуки дудочки внезапно смолкли, и пронзенная тварь, вырвав из тела клинок ирландца, испустила пронзительный предсмертный вопль, что звонким эхом заметался между стенами. В последней судороге тварь отшвырнула скимитару, вдребезги разбившую чье-то окно, и повалилась ничком, с треском раскроив череп о мостовую.
Проигнорировав распростертого стонущего ирландца, дудочник подскочил к убитому товарищу, подхватил его и, тяжело хлопая крыльями, взлетел в ночное небо.
Даффи лежал неподвижно, тихо скулил, чувствуя, как начавшая засыхать кровь приклеивала оружие к изуродованным рукам, и не отрывал от летуна взгляда, пока тот не скрылся за крышами.
- При всем уважении, - разглагольствовал Вернер, повысив голос, чтобы перекрыть обычный для трапезной шум, - здесь я прячу свой свет в сосуде. Зарываю таланты, коими наделил меня создатель, когда надлежало бы найти им достойное применение.
Аврелиан улыбнулся:
- Вернер, до отъезда ты должен дать мне взглянуть на свои вирши.
- Вряд ли вам удастся оценить их по достоинству, - наморщил лоб трактирщик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Я позировал ее отцу, - вспоминал Даффи, - который в то время еще был уважаемым живописцем. Он намеревался писать Иоанна Крестителя или кого-то еще и привязался ко мне в таверне, сказав, что я как нельзя лучше соответствую этому образу. Задуманная картина, до завершения которой оставалось несколько недель, называлась “Святой архангел Михаил”, и к концу намеченного срока я безнадежно влюбился в его дочь.
И вот как застал нас год 1529-й: Фойгель - безумный слепой старый пьяница, Ипифания - седая кошелка, почти без остатка былой привлекательности, а я - покрытый шрамами старый кот с дурными манерами и без видов на будущее, и все мы сидим, точно бараны на бойне, в преддверии турецкого штурма”.
Ирландец расхохотался и исполнил несколько коленцев из джиги, ибо показалось ему, что, пусть со стороны и даже для него самого все выглядело именно так, на деле до финала истории было еще очень далеко.
Он пересекал маленькую площадь вокруг уснувшего фонтана, когда хлопанье крыльев над головой заставило его взглянуть вверх, и благостные мысли упорхнули, как вспугнутая стайка воробьев. Двое черных человекоподобных созданий кругами спускались к нему с неба. Лунный свет поблескивал на трепещущих крыльях, изогнутых ножнах и - странное дело - сабо на толстой подошве.
В ужасе Даффи инстинктивно схватился за рапиру, но левая рука застыла, не успев коснуться эфеса. Внезапно странное чувство овладело им, словно внутри неведомый возница оттеснил его и перехватил вожжи. Даффи в замешательстве наблюдал, как его собственная левая рука извлекла взамен кинжал, потом острое лезвие распороло ладонь его правой руки, так что кровь хлынула прежде, чем оно вышло наружу.
“Постойте, дьяволы, - подумал он, - каких-нибудь две минуты, и я раскромсаю себя на куски, избавив вас от хлопот”.
Он пытался восстановить управление телом, но чем сильнее он старался сопротивляться теперешнему своему состоянию, тем больше оно упрочивалось.
Рассеченная правая рука теперь извлекла рапиру и опустила ее острием вниз, так что клинок скреб по булыжнику; кровь сочилась сквозь пальцы и стекала из-под изогнутой гарды на клинок. Левой рукой он взвесил кинжал с закрытым эфесом - тем временем рослые создания сложили крылья и приземлились, сабо стукнули о камень - и выставил его для защиты. С расстояния всего в дюжину футов создания уже не так походили на людей. Их глаза были слишком велики, приплюснутые лбы вытянуты параллельно длинным ушам, широкие плечи горбились, а рты, вернее - пасти, оскалены в застывшей волчьей ухмылке. Даффи едва успел их разглядеть, как одна тварь поднесла к губам дудочку и заиграла пронзительную мелодию.
Прорычав проклятие на непонятном языке и продолжая волочить меч по мостовой, что причиняло нешуточную боль, Даффи метнулся к дудочнику и рубанул кинжалом, целя ему в голову. Существо в замешательстве отскочило, хлопая глазами. Его товарищ что-то прочирикал с явной досадой и указал на меч ирландца, где по ложбинке клинка кровь стекла уже до самого кончика, затем выхватил длинную скимитару и, переступая, точно насекомое, двинулся на Даффи, тогда как дудочник вновь уселся и возобновил леденящую кровь музыку.
Нацеленный в шею молниеносный выпад скимитары Даффи отбил гардой кинжала, подавив при этом порыв ответить, так как кинжал был слишком короток. Все же он рассмеялся, ибо движение уже было его собственным и он вновь контролировал свои действия.
Тут же, парировав другой выпад, он краем глаза заметил, как при соприкосновении кинжала со скимитарой от острия меча, скребущего по булыжнику, разлетелись искры. Внезапно его осенило, что стоит оторвать меч от земли - и он погиб.
Атаки дьявола становились все яростнее, и фехтование кинжалом против скимитары требовало от ирландца всех его сил и ловкости. Дудочка играла все быстрее и громче, и синий огонь вспыхивал и струился по острию меча Даффи, вторя безумной круговерти атак и отходов.
- На помощь! - хрипло выкрикнул он. - Кто-нибудь, приведите солдат! Зовите священника!
Однако трели дудочки, как видно, заглушали его голос, и он даже не вызвал эха. С поистине нечеловеческим проворством тварь метила то в ногу Даффи, то в лицо, то в руку. Размахивая кинжалом, точно отбиваясь от роя ос, ирландец умудрялся не подпускать длинный клинок к жизненно важным органам, но вскоре весь покрылся кровью из дюжины царапин. Ирландец начинал задыхаться, границы видимости понемногу заволакивала мерцающая пелена утомления.
Парировав очередной выпад отводом вниз и наружу, он судорожно всхлипнул, когда лезвие скимитары прошлось вместо стальной гарды по костяшкам его пальцев. Мгновением позже гарда наполнилась кровью, и хватка стала предательски скользкой.
Противник нацелил быстрый выпад Даффи в глаз, ирландец отреагировал взмахом кинжала вверх, но то был обманный финт: лезвие скимитары на полпути нырнуло к незащищенному левому боку. Даффи инстинктивно перехватил удар рапирой… и, едва острие оторвалось от булыжной мостовой, пронзительная музыка поглотила все его силы, и он мешком рухнул на землю.
При падении кинжал, все еще стиснутый в левой руке Даффи и покрытый теперь его собственной кровью, плотно вошел в щель между камнями. В тот же миг от земли по лезвию поднялась волна тепла, сообщив почти бесчувственному ирландцу достаточно силы, чтобы перевернуться и поднять тяжелую рапиру в неуклюжей попытке защиты от монстра, метнувшегося для последнего удара. В броске тварь нанизала себя на клинок, да так, что острие примерно на фут вышло из спины.
Звуки дудочки внезапно смолкли, и пронзенная тварь, вырвав из тела клинок ирландца, испустила пронзительный предсмертный вопль, что звонким эхом заметался между стенами. В последней судороге тварь отшвырнула скимитару, вдребезги разбившую чье-то окно, и повалилась ничком, с треском раскроив череп о мостовую.
Проигнорировав распростертого стонущего ирландца, дудочник подскочил к убитому товарищу, подхватил его и, тяжело хлопая крыльями, взлетел в ночное небо.
Даффи лежал неподвижно, тихо скулил, чувствуя, как начавшая засыхать кровь приклеивала оружие к изуродованным рукам, и не отрывал от летуна взгляда, пока тот не скрылся за крышами.
- При всем уважении, - разглагольствовал Вернер, повысив голос, чтобы перекрыть обычный для трапезной шум, - здесь я прячу свой свет в сосуде. Зарываю таланты, коими наделил меня создатель, когда надлежало бы найти им достойное применение.
Аврелиан улыбнулся:
- Вернер, до отъезда ты должен дать мне взглянуть на свои вирши.
- Вряд ли вам удастся оценить их по достоинству, - наморщил лоб трактирщик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87