Просто меня все раздражает, вот и все. Не знаю. Все думаю о Тринидаде, увижу ли я его когда-нибудь? Думаю о Долорес. Пять лет, парень. Ха, вряд ли она будет меня дожидаться. А мама? Папа? Мария? Ой-ей-ей, они состарятся на пять лет. Мария, Иисусе, моя маленькая сестричка. Может, она выйдет замуж за какого-то проходимца, а меня не будет рядом, чтобы убить его. А Луис, черт побери? Он закончит школу, а я этого не увижу, парень. Он женится, а вдруг на какой-то толстухе или тупице?
Они шли по длинному коридору. Круз опустил голову и говорил, отчаянно жестикулируя.
— Пять лет? Ну ладно, для нас это не покажется долго. А для них? Парень, мир здорово изменится за эти пять лет. А что они будут думать, а? Мать сойдет с ума от волнения.
Мэрфи кивнул. Они дошли до столовой. Он взял две чашки кофе. Слова Круза растревожили его, затронув что-то спрятанное глубоко внутри. Как странно, видно, он соскучился по чувствам. Волна раздражения захлестнула его, но он привычным усилием воли подавил ее.
— А знаешь, по чему я больше всего тоскую? — продолжал Круз, отпивая кофе и усаживаясь на стул. — Конец охотничьего сезона, парень. На земле иней, вся полынь белая. Осины преобразились — листья на них желтые, красные, падают на землю золотым дождем. Высоко в горах так хорошо пахнет, воздух такой чистый и прозрачный; можжевельник, пихты — как духи с шалфеем. Чем выше, тем чище воздух, тем синее небо. Знаешь, кажется, что у скал и у сухой травы есть душа. Там боги смотрят на тебя, парень. Черт побери, и не так важно, убьешь ты оленя или нет. Просто побыть в тех местах, послушать птиц, приблизиться к земле. Потом, к вечеру ты топаешь к грузовику, едешь по грязным дорогам, спускаясь с горы. Солнце близится к закату — все небо охвачено огнем: оранжево-желтым, красным, розовым, облака как лазерные лучи — вообще цвета, как на картинах Навайо. Фары освещают дорогу, кругом скалы, рытвины, и ты играешь в эту игру, рискуя свалиться в канаву или врезаться во что-нибудь, Наконец доползаешь до подножия, а оттуда до городка восемь миль. К этому времени становится совсем темно, и видны только светящиеся вывески мотелей — “Семь-одиннадцать”, “У Санчеса”. Заходишь в один из них, берешь дешевого пивка и зубоскалишь с Розой о тех матерых самцах, которых не удалось подстрелить в этот раз. Мол, если бы не сорвал веточку полыни, а выстрелил, то уже сейчас за плечами болтались бы чудо-олени. Роза смеется и желает тебе удачи в завтрашней охоте.
Круз замолчал, мечтательная улыбка блуждала на его губах. Он погрузился в задумчивость, и его темные глаза погрустнели. Мэрфи до боли прикусил нижнюю губу. Почему у него нет подобных воспоминаний? Неужели ему нечем согреть сердце, кроме как мыслями о доброй выпивке и потасовках? Он вздохнул и сказал:
— Ну, Фил, а дальше?
Круз задумался, и его лицо озарилось улыбкой, идущей откуда-то из глубины души.
— Потом наполняешь пивом фляжку до самого верха и едешь по городку, кланяясь старикам — Монтойе, Филипу, Рамону — и отпуская шуточки через окно. Когда подъезжаешь к дому, все окна освещены таким уютным желтым светом, собаки выбегают, заливаясь лаем. Сестрица открывает дверь и спрашивает: “Ну, принес что-нибудь? Или опять промахнулся?” А потом, как подойдешь к двери, парень, запах маисовых лепешек просто валит с ног. Мама всегда их пекла, когда мы ходили охотиться. Не знаю, наверное, семейная традиция. В доме тепло, и папа рассказывает о том времени, когда он подстрелил шестифутового самца на пике Лас-Крусес, и показывает на висящие над дверью рога. Очень старая история, он ее рассказывал еще тогда, когда я был слишком мал, чтобы что-то понимать. — Губы Круза задрожали. — Интересно, услышу я ее когда-нибудь еще?
Мэрфи кивнул сочувственно.
— Слушай, когда мы вернемся, возьмешь меня с собой, а?
Круз тряхнул головой.
— Ты хочешь пойти поохотиться? После всего… Почему, парень?
Мэрфи поднял плечо, глядя в сторону, боясь встретиться взглядом с Крузом.
— Не знаю. Я… ну… ты так здорово рассказываешь. Все это так чудесно. Просто бродить и вдыхать запахи, а потом возвращаться и встречаться со всеми этими людьми. Идти домой… к маисовым лепешкам, к семье. Слушай, старина, я никогда не видел своего отца. Моя мать, ну, она… она… Ладно, не хочется говорить об этом. Но у тебя. Фил, у тебя есть что-то стоящее. В следующий раз, когда затоскуешь по дому, приходи ко мне. Потому что когда все это закончится, мне некуда возвращаться. — Мэрфи усмехнулся. — Если не считать охотничьей вылазки где-то в горах Тринидада.
Круз улыбнулся и потянулся к Мэрфи, чтобы хлопнуть его по плечу:
— Держись, парень! — Потом немного смутился. — Тебе и правда интересно поболтать об этом? Может, я тебе надоел, тогда ты…
— Нет. — Мэрфи сделал гримасу и залпом допил кофе. — Ты просто поделился со мной кусочком мечты. Такое слишком жалко терять.
— Значит, наступит день?
— Наступит, — успокоил его Мэрфи. Если мы не станем первыми трупами людей среди звезд, старина.
* * *
Моше с любопытством оглядел маленькую комнату Ривы. Почему все они выглядят одинаково? Эта комната отличается от других только отсутствием вещмешка.
— Будь как дома. Пива хочешь? — спросила Рива, переходя на английский.
Моше сразу же включил свой обруч, вызывая голограмму ставшей уже страшно знакомой станции Тахаак.
— С удовольствием, — отозвался он, подходя к голограмме поближе и вновь вглядываясь в переплетение замысловатых тоннелей. Теперь он представлял, как его танки проникают в бреши, проделанные летающими “воздушными” торпедами. Каково будет поле обстрела? Возможности его орудия ограничены — если он что-то неправильно рассчитает, станция лопнет, как консервная банка.
— “Голд стар”, — сказала она, вкладывая в его руку холодную бутылочку. — Не знаю, похоже ли пиво на то, что подавали в иерусалимском “Хилтоне”, давай попробуем.
— Не вижу разницы. Ахимса очень старается, чтобы мы чувствовали себя как дома. — Он нахмурился, не отрывая взгляда от станции. — Нам нужно усовершенствовать орудие, систему прицела и двигатель.
Рива тряхнула головой, и рыжая прядь упала на плечо.
— Находясь в торпеде, я не вижу, как направлен лазерный луч. Это как-то связано со скоростью света.
— Есть вопрос, — затребовал обруч Моше. — Мне надо посмотреть все виды космических кораблей Пашти. Поисковые корабли, особенно те отсеки, в которых располагается стрелковое оборудование.
Рядом с вращающимся колесом станции Пашти возникли голограммы трех различных видов кораблей.
— Их размеры соизмеримы с размерами станции? — спросил Моше.
Голограммы сразу же уменьшились в размерах.
— Есть вопрос, — приказала Рива. — Начертите сравнительные характеристики этих кораблей и наших торпед. — Она сличила цифры и чертежи, которые указывали на сходство в устройстве различных кораблей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153
Они шли по длинному коридору. Круз опустил голову и говорил, отчаянно жестикулируя.
— Пять лет? Ну ладно, для нас это не покажется долго. А для них? Парень, мир здорово изменится за эти пять лет. А что они будут думать, а? Мать сойдет с ума от волнения.
Мэрфи кивнул. Они дошли до столовой. Он взял две чашки кофе. Слова Круза растревожили его, затронув что-то спрятанное глубоко внутри. Как странно, видно, он соскучился по чувствам. Волна раздражения захлестнула его, но он привычным усилием воли подавил ее.
— А знаешь, по чему я больше всего тоскую? — продолжал Круз, отпивая кофе и усаживаясь на стул. — Конец охотничьего сезона, парень. На земле иней, вся полынь белая. Осины преобразились — листья на них желтые, красные, падают на землю золотым дождем. Высоко в горах так хорошо пахнет, воздух такой чистый и прозрачный; можжевельник, пихты — как духи с шалфеем. Чем выше, тем чище воздух, тем синее небо. Знаешь, кажется, что у скал и у сухой травы есть душа. Там боги смотрят на тебя, парень. Черт побери, и не так важно, убьешь ты оленя или нет. Просто побыть в тех местах, послушать птиц, приблизиться к земле. Потом, к вечеру ты топаешь к грузовику, едешь по грязным дорогам, спускаясь с горы. Солнце близится к закату — все небо охвачено огнем: оранжево-желтым, красным, розовым, облака как лазерные лучи — вообще цвета, как на картинах Навайо. Фары освещают дорогу, кругом скалы, рытвины, и ты играешь в эту игру, рискуя свалиться в канаву или врезаться во что-нибудь, Наконец доползаешь до подножия, а оттуда до городка восемь миль. К этому времени становится совсем темно, и видны только светящиеся вывески мотелей — “Семь-одиннадцать”, “У Санчеса”. Заходишь в один из них, берешь дешевого пивка и зубоскалишь с Розой о тех матерых самцах, которых не удалось подстрелить в этот раз. Мол, если бы не сорвал веточку полыни, а выстрелил, то уже сейчас за плечами болтались бы чудо-олени. Роза смеется и желает тебе удачи в завтрашней охоте.
Круз замолчал, мечтательная улыбка блуждала на его губах. Он погрузился в задумчивость, и его темные глаза погрустнели. Мэрфи до боли прикусил нижнюю губу. Почему у него нет подобных воспоминаний? Неужели ему нечем согреть сердце, кроме как мыслями о доброй выпивке и потасовках? Он вздохнул и сказал:
— Ну, Фил, а дальше?
Круз задумался, и его лицо озарилось улыбкой, идущей откуда-то из глубины души.
— Потом наполняешь пивом фляжку до самого верха и едешь по городку, кланяясь старикам — Монтойе, Филипу, Рамону — и отпуская шуточки через окно. Когда подъезжаешь к дому, все окна освещены таким уютным желтым светом, собаки выбегают, заливаясь лаем. Сестрица открывает дверь и спрашивает: “Ну, принес что-нибудь? Или опять промахнулся?” А потом, как подойдешь к двери, парень, запах маисовых лепешек просто валит с ног. Мама всегда их пекла, когда мы ходили охотиться. Не знаю, наверное, семейная традиция. В доме тепло, и папа рассказывает о том времени, когда он подстрелил шестифутового самца на пике Лас-Крусес, и показывает на висящие над дверью рога. Очень старая история, он ее рассказывал еще тогда, когда я был слишком мал, чтобы что-то понимать. — Губы Круза задрожали. — Интересно, услышу я ее когда-нибудь еще?
Мэрфи кивнул сочувственно.
— Слушай, когда мы вернемся, возьмешь меня с собой, а?
Круз тряхнул головой.
— Ты хочешь пойти поохотиться? После всего… Почему, парень?
Мэрфи поднял плечо, глядя в сторону, боясь встретиться взглядом с Крузом.
— Не знаю. Я… ну… ты так здорово рассказываешь. Все это так чудесно. Просто бродить и вдыхать запахи, а потом возвращаться и встречаться со всеми этими людьми. Идти домой… к маисовым лепешкам, к семье. Слушай, старина, я никогда не видел своего отца. Моя мать, ну, она… она… Ладно, не хочется говорить об этом. Но у тебя. Фил, у тебя есть что-то стоящее. В следующий раз, когда затоскуешь по дому, приходи ко мне. Потому что когда все это закончится, мне некуда возвращаться. — Мэрфи усмехнулся. — Если не считать охотничьей вылазки где-то в горах Тринидада.
Круз улыбнулся и потянулся к Мэрфи, чтобы хлопнуть его по плечу:
— Держись, парень! — Потом немного смутился. — Тебе и правда интересно поболтать об этом? Может, я тебе надоел, тогда ты…
— Нет. — Мэрфи сделал гримасу и залпом допил кофе. — Ты просто поделился со мной кусочком мечты. Такое слишком жалко терять.
— Значит, наступит день?
— Наступит, — успокоил его Мэрфи. Если мы не станем первыми трупами людей среди звезд, старина.
* * *
Моше с любопытством оглядел маленькую комнату Ривы. Почему все они выглядят одинаково? Эта комната отличается от других только отсутствием вещмешка.
— Будь как дома. Пива хочешь? — спросила Рива, переходя на английский.
Моше сразу же включил свой обруч, вызывая голограмму ставшей уже страшно знакомой станции Тахаак.
— С удовольствием, — отозвался он, подходя к голограмме поближе и вновь вглядываясь в переплетение замысловатых тоннелей. Теперь он представлял, как его танки проникают в бреши, проделанные летающими “воздушными” торпедами. Каково будет поле обстрела? Возможности его орудия ограничены — если он что-то неправильно рассчитает, станция лопнет, как консервная банка.
— “Голд стар”, — сказала она, вкладывая в его руку холодную бутылочку. — Не знаю, похоже ли пиво на то, что подавали в иерусалимском “Хилтоне”, давай попробуем.
— Не вижу разницы. Ахимса очень старается, чтобы мы чувствовали себя как дома. — Он нахмурился, не отрывая взгляда от станции. — Нам нужно усовершенствовать орудие, систему прицела и двигатель.
Рива тряхнула головой, и рыжая прядь упала на плечо.
— Находясь в торпеде, я не вижу, как направлен лазерный луч. Это как-то связано со скоростью света.
— Есть вопрос, — затребовал обруч Моше. — Мне надо посмотреть все виды космических кораблей Пашти. Поисковые корабли, особенно те отсеки, в которых располагается стрелковое оборудование.
Рядом с вращающимся колесом станции Пашти возникли голограммы трех различных видов кораблей.
— Их размеры соизмеримы с размерами станции? — спросил Моше.
Голограммы сразу же уменьшились в размерах.
— Есть вопрос, — приказала Рива. — Начертите сравнительные характеристики этих кораблей и наших торпед. — Она сличила цифры и чертежи, которые указывали на сходство в устройстве различных кораблей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153