Понимаете?
Шейла Данбер прислонилась к стене и, отхлебывая чай, внимательно посмотрела на Толстяка.
— Господин Толстяк, поправьте меня, если я ошибусь: разве мы, люди, находимся здесь не для того, чтобы предотвратить угрозу со стороны Пашти?
— Верно, для этого.
— Разве Пашти так или иначе не действовали враждебно по отношению к вашему народу? — Она вскинула бровь.
— Да, но атаковать корабль Ахимса…
— Это было бы для вас полной неожиданностью, так? Позвольте напомнить, что вы осмотрели весь мир в поисках лучших бойцов, которых могла предложить вам вовсе не миролюбивая планета. Осмелюсь сказать, господин Толстяк, вы довольно успешно справились с нашими ракетами, но если бы я была Пашти, я бы взорвала ваш корабль за минуту до пуска торпед. Это, господин Толстяк, простая оборонительная стратегия. Верно?
— Но миролюбивые разумные существа не нападают на других разумных существ!
— А какова ваша роль в разрушении станции Тахаак и в уничтожении Пашти?
— Ахимса не атакуют станцию Пашти! Ни один Ахимса не участвует в этом! Станцию Пашти будут атаковать люди!
— Очень странная логика, господин Толстяк. Не уверена, что Пашти с ней согласятся. Если, конечно, в их философской системе есть понятие ответственности. — Она подняла палец, глаза ее сияли. — Ага! Вот оно что. Попробуем по-другому. Если Пашти — цивилизованные существа, они никогда не нападут на корабль Ахимса. Однако их машины, ракеты, взрывчатые вещества и лазеры обязательно произведут атаку. Таким образом, защищаясь, ни один Пашти не убьет Ахимса. Логично, не так ли? И в то же время… цивилизованно.
Мысли Толстяка опять стали разбегаться, бока беспомощно обвисли.
Шейла подняла руки, увидев, что он явно расстроен. И спросила совсем другим голосом:
— Могу я заключить с вами сделку?
Толстяк поболтался в воздухе, ощущая присутствие новой для него молекулы страха в мозге.
— Какую сделку?
Шейла Данбер отпила еще чаю.
— В мою задачу входит добиться успеха в данной операции. Вы против этого не возражаете?
— Конечно, нет.
— Тогда вот что. Я не собираюсь влиять на внешнюю политику Ахимса, а также на полеты звездолетов Ахимса, а вы позволите мне самостоятельно разрабатывать боевые действия — и наступательные, и оборонительные. Ну как? Справедливо?
— Для этой цели вас и выбрали, майор Данбер.
— Отлично. — Шейла Данбер широко улыбнулась. — В таком случае могу ли я попросить у вас все необходимые планы и характеристики, чтобы я могла компетентно спланировать оборону этого корабля в том случае, если Пашти все-таки предпримут атаку?
Толстяк поколебался, пораженный тем, что боится. Что может сделать эта глупая самка?
— Да, да. Ваш вопрос понятен. Но предупреждаю, не надо мне угрожать. Я не хочу сожалеть о вашем присутствии здесь.
Ее лицо слегка побледнело, уголки рта напряглись.
— Мне прекрасно известно, что мы слабы, а ваши возможности безграничны.
— Не забывайте об этом.
Он отключил монитор, понимая, что Клякса смотрит на него — трясущийся комок плоти.
— Ну, штурман? Почему ты так смотришь на меня?
— Если они пойдут против тебя, ты их уничтожишь?
— Всех до единого.
— Но ведь они попытаются.
— Они понимают, чем рискуют.
* * *
Душа Шейлы дрожала, сердце ушло в пятки. Она обеими руками вцепилась в чашку с чаем, иначе чай выплеснулся бы. Сделав огромное волевое усилие, она сохранила спокойное выражение лица, хотя от страха кровь бешено заструилась по венам и все тело ее задрожало.
Разве человек может перехитрить Ахимса? Как она говорила? Ведь еще чуть-чуть — и он бы обо всем догадался. Впервые он открыто угрожал ей.
Но в голове ее уже начал складываться план. Идея начала обрастать плотью. Все детали становились на свои места. Она должна была как можно больше выудить из Толстяка. Если он заартачится, весь ее план рухнет. Так много “если”, и не все они зависят от Ахимса.
Должно быть, я сумасшедшая, ненормальная. И я должна идти напролом: выудить из него все, что можно. Она сделала глоток горячего чаю, не замечая, как он обжигает ей рот. У нас нет ни мира, ни уединения. Если бы у меня не оставалось надежды, наверное, и жить бы не стоило. При этой мысли она снова задрожала. Дедушка? Где ты теперь? Эта игра такая страшная! И на нашей стороне я играю в полном одиночестве.
Она допила остатки чая, сжала чашку в руке и в бессильной ярости стукнула кулаком по стене.
* * *
Светлана Детова уже приноровилась к своей тайной работе. Появилась новая информация. Она задержалась на новых файлах, дополняющих ее секретный архив. Один за другим она проверяла свои защитные коды, которые должны закрепить в памяти свежие рассекреченные материалы.
Потом остановилась и потерла пальцами усталые глаза, огляделась по сторонам: ей казалось, что она вот-вот задохнется. Ужасно надоела эта комната. Несмотря на обилие воздуха и зеркальную стену, которая создавала иллюзию большего пространства, помещение все чаще казалось ей камерой на Лубянке.
Светлана закусила нижнюю губу. Ни в одной из камер Лубянки еще не сидел такой дерзкий заключенный. Идея, сходная с той, что зародилась в мозгах Шейлы Данбер, уже затаилась где-то в глубине сознания Светланы. Теперь, когда кабина наблюдения была для них потеряна, ей оставалось только гадать — и слепо верить. Никто в ее жизни не мог заставить ее довериться кому бы то ни было. Но сейчас все изменилось.
Она посмотрела на экран терминала — ее раздражали мерцающие значки Ахимса. Но от нее зависели люди — такие, как Сэм Даниэлс.
— Он американец, — напомнила она себе.
Светлана энергично тряхнула головой, пытаясь отогнать его образ. Значки плясали перед глазами. Чисто интуитивно она расположила команды в иной последовательности и тут же пожалела о своей поспешности. Новая информация заполнила экран. Список команд. Она узнала их логическую очередность.
Какое-то время она внимательно смотрела на экран, потом медленная улыбка тронула ее губы.
— Может быть, именно сейчас, Толстяк, я поймала тебя за твои маленькие усики, — прошептала она, переводя дыхание. Трясущейся рукой она зафиксировала свою догадку в художественно исполненной закорючке, которая была похожа на дерево: список команд. Используя все, чему она научилась, Светлана вызвала рассекреченный файл. Когда данные вспыхнули на экране, она удовлетворенно улыбнулась.
* * *
Клякса старался удержать свои бока в натянутом состоянии, когда Толстяк читал сообщение: Болячка запрашивал Толстяка, почему тот не выходит на связь. Толстяк образовал манипулятор и отключил аппарат.
Клякса тихонько попискивал. Почему? Почему Оверон не желает отвечать на вопросы своих сородичей?
Толстяк, ты сошел с ума? В твоих действиях нет никакого смысла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153
Шейла Данбер прислонилась к стене и, отхлебывая чай, внимательно посмотрела на Толстяка.
— Господин Толстяк, поправьте меня, если я ошибусь: разве мы, люди, находимся здесь не для того, чтобы предотвратить угрозу со стороны Пашти?
— Верно, для этого.
— Разве Пашти так или иначе не действовали враждебно по отношению к вашему народу? — Она вскинула бровь.
— Да, но атаковать корабль Ахимса…
— Это было бы для вас полной неожиданностью, так? Позвольте напомнить, что вы осмотрели весь мир в поисках лучших бойцов, которых могла предложить вам вовсе не миролюбивая планета. Осмелюсь сказать, господин Толстяк, вы довольно успешно справились с нашими ракетами, но если бы я была Пашти, я бы взорвала ваш корабль за минуту до пуска торпед. Это, господин Толстяк, простая оборонительная стратегия. Верно?
— Но миролюбивые разумные существа не нападают на других разумных существ!
— А какова ваша роль в разрушении станции Тахаак и в уничтожении Пашти?
— Ахимса не атакуют станцию Пашти! Ни один Ахимса не участвует в этом! Станцию Пашти будут атаковать люди!
— Очень странная логика, господин Толстяк. Не уверена, что Пашти с ней согласятся. Если, конечно, в их философской системе есть понятие ответственности. — Она подняла палец, глаза ее сияли. — Ага! Вот оно что. Попробуем по-другому. Если Пашти — цивилизованные существа, они никогда не нападут на корабль Ахимса. Однако их машины, ракеты, взрывчатые вещества и лазеры обязательно произведут атаку. Таким образом, защищаясь, ни один Пашти не убьет Ахимса. Логично, не так ли? И в то же время… цивилизованно.
Мысли Толстяка опять стали разбегаться, бока беспомощно обвисли.
Шейла подняла руки, увидев, что он явно расстроен. И спросила совсем другим голосом:
— Могу я заключить с вами сделку?
Толстяк поболтался в воздухе, ощущая присутствие новой для него молекулы страха в мозге.
— Какую сделку?
Шейла Данбер отпила еще чаю.
— В мою задачу входит добиться успеха в данной операции. Вы против этого не возражаете?
— Конечно, нет.
— Тогда вот что. Я не собираюсь влиять на внешнюю политику Ахимса, а также на полеты звездолетов Ахимса, а вы позволите мне самостоятельно разрабатывать боевые действия — и наступательные, и оборонительные. Ну как? Справедливо?
— Для этой цели вас и выбрали, майор Данбер.
— Отлично. — Шейла Данбер широко улыбнулась. — В таком случае могу ли я попросить у вас все необходимые планы и характеристики, чтобы я могла компетентно спланировать оборону этого корабля в том случае, если Пашти все-таки предпримут атаку?
Толстяк поколебался, пораженный тем, что боится. Что может сделать эта глупая самка?
— Да, да. Ваш вопрос понятен. Но предупреждаю, не надо мне угрожать. Я не хочу сожалеть о вашем присутствии здесь.
Ее лицо слегка побледнело, уголки рта напряглись.
— Мне прекрасно известно, что мы слабы, а ваши возможности безграничны.
— Не забывайте об этом.
Он отключил монитор, понимая, что Клякса смотрит на него — трясущийся комок плоти.
— Ну, штурман? Почему ты так смотришь на меня?
— Если они пойдут против тебя, ты их уничтожишь?
— Всех до единого.
— Но ведь они попытаются.
— Они понимают, чем рискуют.
* * *
Душа Шейлы дрожала, сердце ушло в пятки. Она обеими руками вцепилась в чашку с чаем, иначе чай выплеснулся бы. Сделав огромное волевое усилие, она сохранила спокойное выражение лица, хотя от страха кровь бешено заструилась по венам и все тело ее задрожало.
Разве человек может перехитрить Ахимса? Как она говорила? Ведь еще чуть-чуть — и он бы обо всем догадался. Впервые он открыто угрожал ей.
Но в голове ее уже начал складываться план. Идея начала обрастать плотью. Все детали становились на свои места. Она должна была как можно больше выудить из Толстяка. Если он заартачится, весь ее план рухнет. Так много “если”, и не все они зависят от Ахимса.
Должно быть, я сумасшедшая, ненормальная. И я должна идти напролом: выудить из него все, что можно. Она сделала глоток горячего чаю, не замечая, как он обжигает ей рот. У нас нет ни мира, ни уединения. Если бы у меня не оставалось надежды, наверное, и жить бы не стоило. При этой мысли она снова задрожала. Дедушка? Где ты теперь? Эта игра такая страшная! И на нашей стороне я играю в полном одиночестве.
Она допила остатки чая, сжала чашку в руке и в бессильной ярости стукнула кулаком по стене.
* * *
Светлана Детова уже приноровилась к своей тайной работе. Появилась новая информация. Она задержалась на новых файлах, дополняющих ее секретный архив. Один за другим она проверяла свои защитные коды, которые должны закрепить в памяти свежие рассекреченные материалы.
Потом остановилась и потерла пальцами усталые глаза, огляделась по сторонам: ей казалось, что она вот-вот задохнется. Ужасно надоела эта комната. Несмотря на обилие воздуха и зеркальную стену, которая создавала иллюзию большего пространства, помещение все чаще казалось ей камерой на Лубянке.
Светлана закусила нижнюю губу. Ни в одной из камер Лубянки еще не сидел такой дерзкий заключенный. Идея, сходная с той, что зародилась в мозгах Шейлы Данбер, уже затаилась где-то в глубине сознания Светланы. Теперь, когда кабина наблюдения была для них потеряна, ей оставалось только гадать — и слепо верить. Никто в ее жизни не мог заставить ее довериться кому бы то ни было. Но сейчас все изменилось.
Она посмотрела на экран терминала — ее раздражали мерцающие значки Ахимса. Но от нее зависели люди — такие, как Сэм Даниэлс.
— Он американец, — напомнила она себе.
Светлана энергично тряхнула головой, пытаясь отогнать его образ. Значки плясали перед глазами. Чисто интуитивно она расположила команды в иной последовательности и тут же пожалела о своей поспешности. Новая информация заполнила экран. Список команд. Она узнала их логическую очередность.
Какое-то время она внимательно смотрела на экран, потом медленная улыбка тронула ее губы.
— Может быть, именно сейчас, Толстяк, я поймала тебя за твои маленькие усики, — прошептала она, переводя дыхание. Трясущейся рукой она зафиксировала свою догадку в художественно исполненной закорючке, которая была похожа на дерево: список команд. Используя все, чему она научилась, Светлана вызвала рассекреченный файл. Когда данные вспыхнули на экране, она удовлетворенно улыбнулась.
* * *
Клякса старался удержать свои бока в натянутом состоянии, когда Толстяк читал сообщение: Болячка запрашивал Толстяка, почему тот не выходит на связь. Толстяк образовал манипулятор и отключил аппарат.
Клякса тихонько попискивал. Почему? Почему Оверон не желает отвечать на вопросы своих сородичей?
Толстяк, ты сошел с ума? В твоих действиях нет никакого смысла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153