ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Кстати говоря, газеты, захваченные Дастином со скамеечки у крыльца, остались прежними — от 12 апреля 1961 года.
Единственным привычным предметом обстановки были коммуникаторы. Навигатор насуплено отмалчивался, напрочь отказываясь как-либо комментировать происшедшее.
— Тихо! — Дастин поднял палец. — Слышишь? Машина гудит!
Вихрем слетели вниз по лестнице. Я на всякий случай посмотрелся в зеркало. Сразу вспомнилось пребывание в «дырке», изображавшей книжный магазин, где я вступил во владение книжкой товарища Сталина (а книга посейчас лежит на тумбочке у кровати, где я ее оставил утром). Может быть, наш теперешний облик вновь не совпадает с реальным? Ничего подобного. Черный комбез, заляпанный пятнами слонопотамьего молока, кобура на поясе и шеврон службы безопасности Внесолнечной Колониальной Администрации. И на том спасибо.
Игра продолжалась вовсю — подъехали первые посетители.
На дороге стоял скромненький, но изящный черный «мерседес», на которых обычно ездят герои фильмов о событиях тридцатых годов ХХ века. Красивая машина, умели тогда делать и для души, и для эстетики.
Появилась молодая пара. Господин в темном костюме и белокурая девушка — такую хоть на рекламный плакат: «Настоящая немка». Синие глаза, облегающее бежевое платье длиной чуть ниже колен, шляпка, аккуратный ридикюльчик. Я онемел, увидев на лацкане пиджака ее сопровождающего круглый значок со свастикой в центре и вполне переводимой надписью по ободу — «Национал-социалистическая рабочая партия Германии».
Куда же это нас занесло? И почему они не удивляются нашему внешнему виду, несколько не подходящему к эпохе Второй мировой?
Парочка вопросительно уставилась на нас.
— Герр Дастин? — осведомился молодой человек со значком.
— Э… Да, — выдавил напарник. Подумал и добавил: — Чего изволите?
— Мне кружку «Бюргерброй» и айсбайн, для фройлян — бокал красного вина.
И уселись за ближайший столик.
— Что такое «айсбайн»? — шепотом спросил меня Дастин.
— Какая-то хрень из свинины, — мои познания в кулинарии особой глубиной не отличались. — Смотри, еще кто-то пришел… Давай-ка быстренько налей этому парню пива, а я попробую найти красное вино для мадемуазель. Видишь бутылки над стойкой? Неприлично же — они наши гости, а мы бизнес поддержать не можем!
— Рехнулся? — прошипел Дастин. — Выставить их отсюда с громом и треском! Это же игра!
— А если нет? Если все взаправду? Раз уж игра — давай соблюдать правила. В общем, ты содержишь трактир, а я у тебя на подхвате. Начали?
— Идиотизм, — точно отобразил Дастин наше положение и побледнел, когда его вдруг тронули за плечо сзади. Обернулся. Раскрыл рот.
— Майн герр? — на Дастина лыбилась дородная, брюнхильдисто-белокурая дева в накрахмаленном фартучке. Явилась дева из глубины дома. — Что заказано господами?
— Айсбайн, — подсказал я.
— Айн момент! — дева что-то чиркнула в извлеченном из кармана передника блокнотике и упорхнула в дверь за стойкой. Я едва только не пинками препроводил ничего не осознающего Дастина к бару, ткнул пальцем в краники, из которых наверняка наливалось пиво, а сам ухватил ближайшую ко мне бутылку красного (этикетка гласила: «Розе д'Анжу, урожай 1936 года») и вонзился в пробку штопором.
Брюнхильда появилась, как и обещала, почти мгновенно. Тащила подносик с дымящейся и благоухающей едой, снежными салфетками и аккуратно сложенным столовым прибором. Я успел перебросить туда же наполненный бокал и перехватить у Дастина пенистую кружку с пивом. Брюнхильда, колыхая наипышнейшей грудью, отправилась к заказчикам.
Ныл патефон, оглашая нашу таверну страданиями Марлен Дитрих, с большой кухни, где хозяйничала златоволосая дева и еще какие-то личности, мне категорически незнакомые, проистекал вкусный запах, зала постепенно наполнялась посетителями. Самые разные социальные слои. Если первые двое — парень с нацистским значком и красавица в шляпке — явно представляли средний класс, то затем подходили работяги в картузах. Вполне приличные работяги, чисто, пусть и непритязательно одетые, вежливые и укладистые. Заглянули военные. Я, хоть и дал себе слово впредь ничему не удивляться, пролил от неожиданности вино из бутылки, а саму бутылку рассадил об угол стола. Первый — обер-лейтенант ВВС, серо-сизая форма, над правым нагрудным карманом летящий орелик с венком в лапах. Внутри венка — паучиный коловорот. Между второй и третьей пуговицами кителя — черно-бело-красная орденская полосочка Железного Креста. Второй попроще: какой-то снабженец в лейтенантском чине. Конечно, в школе у меня была пятерка по истории, но всех тонкостей быта середины ХХ века я не помнил.
Дастин вкалывал, как проклятый. Тому пива, этому рыбы. Третьему сардельки в томате. Четвертому — водки. Приходилось еще и рассчитываться, давать сдачу. И, само собой, поддерживать разговор.
Тут я понял главное. Все говорили по-немецки. Я тоже. Отлично понимая язык, из которого прежде знал два-три самых общераспространенных слова наподобие «да», «нет», «спасибо». Что же такое творится на белом свете?
Удивительное дело, но Дастин, хоть и был слегка тугодумом, быстро вышел из ступора. В немалой степени ему помог прайс-лист, висевший перед глазами. Что сколько стоит, что подают в нашей пивной… Иногда гости прямо-таки настырно пытались заговорить с ним на политические темы, однако Дастин благоразумно и натужно улыбался, заявляя, что он не интересуется делами вне трактира. Вам еще пива? Извольте.
Часа через четыре (к семи вечера по земному стандартному времени) поток гостей достиг пика, мне, как «гарсону», помогавшему сисястой Брюнхильде, хотелось лишь прилечь и забыть обо всем сегодняшнем неразумии окружающего мира. Дастин бросал на меня страдальческие взгляды, отирая льняным полотенцем облитые пивом руки. Признаться, нас просто достали. Вроде бы и кабацких драк нет, и посетители более-менее приличные, и во вкус дела немножко вошли… В голове вертелась единственная глупая мысль: как там Эсмеральда? Небось опять доить придется.
И вдруг все кончилось. Дверь больше не хлопала, последний припозднившийся работяга — скорее всего, докер или грузчик в гавани (КАКОЙ ТАКОЙ ГАВАНИ?!) — откланялся, бросил на стойку несколько монеток и, покачиваясь, ушел. Брюнхильда, отнюдь не выглядевшая уставшей, вытребовала у Дастина дневное вознаграждение размером в двадцать марок, надела приталенное пальтишко, шляпку с вуалью, и тоже растворилась в неизвестности. Навигатор, незаметно наблюдавший за этим кабаком в обоих смыслах данного слова, суконно молчал. Мужики с кухни ушли через черный ход.
— Ф-фу! — я набросил на мытое стекло двери табличку «Закрыто». Дастин, как-то посеревший и скукожившийся, сидел на табурете за стойкой, считая деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136