Вальхтеов пускай и величественна, но холодна, Хродульф грустен, Бракила постоянно вытирает нос рукавом – нервничает.
Унферт с самого начала был угрюм, дружинные смотрят исподлобья, а вертящиеся подле крыльца лохматые псы поджали хвосты и спрятались, едва Фенрир на них сердито гавкнул для вящего порядка.
Один Беовульф разливался соловьем – ему не привыкать. Расположить к себе хозяев – дело обязательное, здесь важны красота и учтивость речи, ценимая варварами: гаут аж на скальдический слог перешел, рассыпая крайне неуклюжие (по авторитетному мнению римлянина-Северина), но вполне увесистые, с точки зрения данов, любезности – обходительные словеса ценнее любого золота!
Впрочем, без золота тоже не обойдется, но дары следует подносить конунгу, а не его жене и наследнику.
– Посмотри, он же… – тихонечко сказал Северин на ухо Гундамиру, когда гостей ввели в покои Хордгара. Оружие, как и велит закон, оставили у входа. – Он же пьян. Пьян или очень болен…
– Цыц, – шикнул вандал. – Не нашего ума дело.
Даже невозмутимый Беовульф слегка оторопел: он рассчитывал увидеть в Хеороте славного властителя, сумевшего подчинить себе едва ли не половину земель Даннмёрка, а на «высоком месте» конунга, под богами, полуразвалившись сидел неопрятный старик в нижних штанах и сероватой рубахе.
Борода нечесаная, волосы грязные, чуть не в колтунах. Взгляд отсутствующий, устремленный куда-то наверх, к отдушинам под закопченной крышей. Полная противоположность величественной Вальхтеов.
– Изволил конунг, владыка данов, мой повелитель, сказать, что знает род ваш и племя, и рад приветствовать героев, пришедших к нам из-за моря, – деревянно произнес Хродульф, встав рядом с «высоким местом».
Понятно, он исполняет заведенный ритуал: негоже пренебрегать обычаями, пускай конунг мертвецки пьян или безумен.
Хродульф повернулся к Хродгару, продолжавшему созерцать потолок остекленевшими глазами, поклонился:
– …Это люди, явившиеся к нам издалека, морской дорогой из края гаутов, привел их воин по имени Беовульф. Просят они, повелитель, выслушать слово, с которым к тебе спешили; о господин, не отказывай пришлым, слух преклони, благородный Хродгар. Оружие доброе служит порукой их силе и мужеству; муж могучий, приведший войско, вождь достойный!!
Хродгар даже не повернулся. К креслу подошла Вальхтеов, окинула гостей уверенным взглядом. Дала понять, что будет посредником между гостями и супругом, отсутствующим в реальном мире.
«Забери вас всех дьявол. – У Северина, безмолвно наблюдавшего за этим странным спектаклем, челюсть отвисла. – Что же здесь происходит? Какая роль нам уготована? Беовульф?..»
Беовульф справился с собой очень быстро. Принял у Алатея приготовленный деревянный ларец с подарками, с достоинством поклонился Хродгару, но обратился к Вальхтеов:
– Привет мой конунгу данов, и пусть эти кольца, гривны и камни порадуют его взгляд. Хродгар знает, зачем мы пришли в Хеорот.
– Знает, – утвердительно кивнула конунгин. У самого Хродгара с нижней губы свесилась нить мутной слюны. – И ты, Беовульф – наша последняя надежда. Я верю вельвам, говорящим с богами.
– Боги ушли из Даннмёрка, – неожиданно внятно сказал Хродгар. – Навсегда…
И вновь умолк.
* * *
– Сущий кошмар. – Северин тихонько делился с Алатеем и Гундамиром своими наблюдениями и неутешительными выводами. Они втроем прихватили кувшин с пивом и устроились в дальнем закутке мужского дома, куда дружину Беовульфа определили на постой. Сам Беовульф остался в Оленьем зале: когда Хродгара под руки увели в опочивальню, Вальхтеов выразила недвусмысленное желание побеседовать с ним наедине, а заодно приказала домочадцам готовить к вечеру пир, нельзя пренебрегать гостеприимством. – Видели, какие глаза у них всех? Неживые! А запах в доме Хродгара? Почуяли?
– Еще как почуяли, – буркнул Алатей. – Там кровью пахло. В каждом углу по курильнице, жгут можжевельник и пихту, сосновую смолу в очаги кидают, а все одно кровью смердит, как на бойне.
– Пол в доме деревянный, дощатый, а не земляной, – дополнил наблюдательный вандал. – Но застилают не соломой – наверное, запасы по весне вышли, – а еловыми лапками. Некоторые уже высохли и осыпались, я углядел отметины на досках. Никогда таких не видел.
Гундамир скрючил пальцы и провел ногтями по своей верхней рубахе, оставляя на тонкой телячьей коже светлые борозды.
– Следы когтей, – уверенно сказал Гундамир. – Больших, очень острых. Эдакая лапа принадлежит твари, которая гораздо крупнее любого медведя. Выщербины на крыльце рассмотрели? Нет? Я рассмотрел – бревно над притвором расщеплено, чудом не сломалось. Его потом железными скобами укрепили. Хозяева собственный дом портить не станут, а войны в этих местах давненько не случалось. Что скажете?
– А что ты хочешь услышать? – Алатей сдвинул брови и скрестил пальцы в охранном знаке. – Скильд верно подметил: выглядят даны скверно, взгляд затравленного зверя у каждого, снулые все, будто мухи осенью, едва ходят. На конунга смотреть стыдно, я бы после такого позора сам себя мечом поразил! Испорченное место этот Хеорот, дурное. И воздух здесь плохой, не надышишься никак… Фенрир, провались ты в Хель, это что еще такое?
Пес явился в дом с мослом в зубах и устремился к хозяевам: похвастать добычей. Перехватив настороженные, а затем и испуганные взгляды людей, выронил кость из пасти, отошел на три шага назад, виновато повилял коротким хвостом.
Северин выругался по-латыни.
Оказывается, Фенрир раздобыл обломок человеческой плечевой кости, на суставе еще виднелись лохмотья темной, подгнившей плоти. Отчетливо потянуло запашком разложения.
Гундамир всегда был парнем небрезгливым: поднял кость, повертел в руках, присвистнул:
– Мать-Фрейя, ведь эту штуковину не псы грызли… А ну пойдем! Фенрир, показывай, где нашел! Ищи!
Собака обошла деревянного идола на дворе, повернула в сторону Оленьего зала и уверенно потрусила в сторону берега. Остановилась через три с половиной сотни шагов, гулко заворчала.
– Фу… – Северин зажал рот ладонью, его едва не вывернуло. – Господи, кто мог такое сделать?
Подле нагромождения валунов лежал остов человека. Зрелище весьма плачевное: очертания грудной клетки едва угадываются, ребра разломаны как прутики, голова отсутствует, позвонки разбросаны по камням.
Темной кучей лежит пропитанная кровью ткань, вероятно рубаха или плащ. Умер этот несчастный не вчера и не сегодня, а седмицу-полторы назад, о чем свидетельствовала тяжелая вонь.
Но хуже всего другое: никаких сомнений, остов был изглодан чьими-то зубами.
– Почему его не искали? – озадачился Алатей. Повернулся в сторону близкого Хеорота, удивленно развел руками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Унферт с самого начала был угрюм, дружинные смотрят исподлобья, а вертящиеся подле крыльца лохматые псы поджали хвосты и спрятались, едва Фенрир на них сердито гавкнул для вящего порядка.
Один Беовульф разливался соловьем – ему не привыкать. Расположить к себе хозяев – дело обязательное, здесь важны красота и учтивость речи, ценимая варварами: гаут аж на скальдический слог перешел, рассыпая крайне неуклюжие (по авторитетному мнению римлянина-Северина), но вполне увесистые, с точки зрения данов, любезности – обходительные словеса ценнее любого золота!
Впрочем, без золота тоже не обойдется, но дары следует подносить конунгу, а не его жене и наследнику.
– Посмотри, он же… – тихонечко сказал Северин на ухо Гундамиру, когда гостей ввели в покои Хордгара. Оружие, как и велит закон, оставили у входа. – Он же пьян. Пьян или очень болен…
– Цыц, – шикнул вандал. – Не нашего ума дело.
Даже невозмутимый Беовульф слегка оторопел: он рассчитывал увидеть в Хеороте славного властителя, сумевшего подчинить себе едва ли не половину земель Даннмёрка, а на «высоком месте» конунга, под богами, полуразвалившись сидел неопрятный старик в нижних штанах и сероватой рубахе.
Борода нечесаная, волосы грязные, чуть не в колтунах. Взгляд отсутствующий, устремленный куда-то наверх, к отдушинам под закопченной крышей. Полная противоположность величественной Вальхтеов.
– Изволил конунг, владыка данов, мой повелитель, сказать, что знает род ваш и племя, и рад приветствовать героев, пришедших к нам из-за моря, – деревянно произнес Хродульф, встав рядом с «высоким местом».
Понятно, он исполняет заведенный ритуал: негоже пренебрегать обычаями, пускай конунг мертвецки пьян или безумен.
Хродульф повернулся к Хродгару, продолжавшему созерцать потолок остекленевшими глазами, поклонился:
– …Это люди, явившиеся к нам издалека, морской дорогой из края гаутов, привел их воин по имени Беовульф. Просят они, повелитель, выслушать слово, с которым к тебе спешили; о господин, не отказывай пришлым, слух преклони, благородный Хродгар. Оружие доброе служит порукой их силе и мужеству; муж могучий, приведший войско, вождь достойный!!
Хродгар даже не повернулся. К креслу подошла Вальхтеов, окинула гостей уверенным взглядом. Дала понять, что будет посредником между гостями и супругом, отсутствующим в реальном мире.
«Забери вас всех дьявол. – У Северина, безмолвно наблюдавшего за этим странным спектаклем, челюсть отвисла. – Что же здесь происходит? Какая роль нам уготована? Беовульф?..»
Беовульф справился с собой очень быстро. Принял у Алатея приготовленный деревянный ларец с подарками, с достоинством поклонился Хродгару, но обратился к Вальхтеов:
– Привет мой конунгу данов, и пусть эти кольца, гривны и камни порадуют его взгляд. Хродгар знает, зачем мы пришли в Хеорот.
– Знает, – утвердительно кивнула конунгин. У самого Хродгара с нижней губы свесилась нить мутной слюны. – И ты, Беовульф – наша последняя надежда. Я верю вельвам, говорящим с богами.
– Боги ушли из Даннмёрка, – неожиданно внятно сказал Хродгар. – Навсегда…
И вновь умолк.
* * *
– Сущий кошмар. – Северин тихонько делился с Алатеем и Гундамиром своими наблюдениями и неутешительными выводами. Они втроем прихватили кувшин с пивом и устроились в дальнем закутке мужского дома, куда дружину Беовульфа определили на постой. Сам Беовульф остался в Оленьем зале: когда Хродгара под руки увели в опочивальню, Вальхтеов выразила недвусмысленное желание побеседовать с ним наедине, а заодно приказала домочадцам готовить к вечеру пир, нельзя пренебрегать гостеприимством. – Видели, какие глаза у них всех? Неживые! А запах в доме Хродгара? Почуяли?
– Еще как почуяли, – буркнул Алатей. – Там кровью пахло. В каждом углу по курильнице, жгут можжевельник и пихту, сосновую смолу в очаги кидают, а все одно кровью смердит, как на бойне.
– Пол в доме деревянный, дощатый, а не земляной, – дополнил наблюдательный вандал. – Но застилают не соломой – наверное, запасы по весне вышли, – а еловыми лапками. Некоторые уже высохли и осыпались, я углядел отметины на досках. Никогда таких не видел.
Гундамир скрючил пальцы и провел ногтями по своей верхней рубахе, оставляя на тонкой телячьей коже светлые борозды.
– Следы когтей, – уверенно сказал Гундамир. – Больших, очень острых. Эдакая лапа принадлежит твари, которая гораздо крупнее любого медведя. Выщербины на крыльце рассмотрели? Нет? Я рассмотрел – бревно над притвором расщеплено, чудом не сломалось. Его потом железными скобами укрепили. Хозяева собственный дом портить не станут, а войны в этих местах давненько не случалось. Что скажете?
– А что ты хочешь услышать? – Алатей сдвинул брови и скрестил пальцы в охранном знаке. – Скильд верно подметил: выглядят даны скверно, взгляд затравленного зверя у каждого, снулые все, будто мухи осенью, едва ходят. На конунга смотреть стыдно, я бы после такого позора сам себя мечом поразил! Испорченное место этот Хеорот, дурное. И воздух здесь плохой, не надышишься никак… Фенрир, провались ты в Хель, это что еще такое?
Пес явился в дом с мослом в зубах и устремился к хозяевам: похвастать добычей. Перехватив настороженные, а затем и испуганные взгляды людей, выронил кость из пасти, отошел на три шага назад, виновато повилял коротким хвостом.
Северин выругался по-латыни.
Оказывается, Фенрир раздобыл обломок человеческой плечевой кости, на суставе еще виднелись лохмотья темной, подгнившей плоти. Отчетливо потянуло запашком разложения.
Гундамир всегда был парнем небрезгливым: поднял кость, повертел в руках, присвистнул:
– Мать-Фрейя, ведь эту штуковину не псы грызли… А ну пойдем! Фенрир, показывай, где нашел! Ищи!
Собака обошла деревянного идола на дворе, повернула в сторону Оленьего зала и уверенно потрусила в сторону берега. Остановилась через три с половиной сотни шагов, гулко заворчала.
– Фу… – Северин зажал рот ладонью, его едва не вывернуло. – Господи, кто мог такое сделать?
Подле нагромождения валунов лежал остов человека. Зрелище весьма плачевное: очертания грудной клетки едва угадываются, ребра разломаны как прутики, голова отсутствует, позвонки разбросаны по камням.
Темной кучей лежит пропитанная кровью ткань, вероятно рубаха или плащ. Умер этот несчастный не вчера и не сегодня, а седмицу-полторы назад, о чем свидетельствовала тяжелая вонь.
Но хуже всего другое: никаких сомнений, остов был изглодан чьими-то зубами.
– Почему его не искали? – озадачился Алатей. Повернулся в сторону близкого Хеорота, удивленно развел руками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84