Она попросила меня встретиться с ней сегодня утром в Роще Колокольчиков, и маркиз был с ней.
— Я поражена! — сказала ее мать. — Может быть, теперь, дорогая, они будут приглашать тебя в усадьбу.
Гермия знала, что этого не будет, но ничего не смогла ответить, кроме «Я надеюсь, мама», — и продолжала доедать свое яйцо.
— Девериль — необыкновенный малый! — заметил ее отец в продолжение своих мыслей. — Он исключительный наездник, первый в светском спортивном Клубе четырех коней и к тому же отличный боксер, кроме всех других своих достоинств. Однако он выглядит всегда так, как будто потерял флорин, а нашел всего четырехпенсовик!
— Ты хочешь сказать, что он выглядит скучающим, папа?
— Вот именно! — ответил ее отец. — Скучающим и скептическим. На него рисуют много карикатур и всегда изображают его Дьяволом, потерявшим удачу!
Он засмеялся и продолжал:
— Что на самом деле вовсе не так. Девериль богат, влиятелен и, как мы говорили в Оксфорде, «взлетел высоко». В его жизни нет ничего, что оправдывало бы его мрачность.
— Должна же быть какая-то причина его меланхолии, — заметила миссис Брук.
— Я слышал, как Джон сказал однажды, что он потерпел неудачу в любви, будучи еще молодым человеком, и это наложило на него такой отпечаток. Я думаю, если он гостит в усадьбе, значит, графиня решила попытаться женить его на Мэрилин.
— Маркиз не кажется человеком, который сделает ее счастливой, — высказала свое мнение девушка.
Гермия увидела выражение лица своего отца и поняла, что он, как и она, считает графиню заинтересованной лишь в положении, которое займет Мэрилин, став женой маркиза.
Ни ее, ни графа не заботит, найдет ли она в нем того, кого сможет любить, и того, кто будет любить ее.
Но ее отец никогда не высказал бы этого, хотя Гермия была уверена, что он так думал, матушка же с легким вздохом произнесла:
— Может быть, когда Мэрилин выйдет замуж, твой брат снова будет позволять Гермии кататься на его лошадях. Ты знаешь, как она любит это.
— Сегодняшним утром я прокатилась превосходно, — сказала Гермия, — я проехала далеко за Лес Колдуний, до того, как присоединиться к Мэрилин в назначенное время.
— Я рад, что ты получила удовольствие, но смотри, как бы у тебя завтра с непривычки не прихватило спину, — улыбнулся ее отец.
— Если и прихватит, — заметила Гермия, — мама состряпала новую мазь для негнущихся суставов, которую просит у нее вся деревня.
— Она пользуется таким спросом, что мне придется тратить на ее изготовление все свободное время, — сказала миссис Брук. — Да, кстати, довольна ли миссис Барлес микстурой от кашля, которую ты отнесла ей?
— Я думаю, да, мама, — ответила Гермия. — Но она становится такой старой и дряхлой. Она все бормочет о сыне Бэне и, очевидно, очень беспокоится о нем.
— Это настоящий негодник, — воскликнул викарий, — да и с головой у него не все в порядке. Хотя он парень молодой да и часто голодает. Но с другой стороны, никто не даст ему работу, когда и более сильные мужчины в деревне не знают, куда приложить руки.
Он говорил с горечью, и Гермии хотелось бы, чтобы маркиз мог услышать его и понять, насколько тяжело для сильных и здоровых мужчин пребывать в бездеятельности не по своей вине.
— Беда Бэна в том, — сказала миссис Брук своим мягким голосом, — что он так и не стал взрослым и ввязывается в любые негодные дела. И при этом не помогает своей матери.
— Она очень стара, — заметила Гермия. — Вместо микстуры от кашля, мама, ей нужно было бы дать эликсир молодости!
Миссис Брук не смеялась.
— Как бы я желала найти его! Половина деревни нуждается в нем, хотя у меня такое ощущение, что, если бы у них было достаточно пищи, многие из них помолодели бы на двадцать лет за несколько дней.
— Я говорил с Джонам об этом только позавчера, — заметил викарий, вставая из-за стола, — но, как обычно, он не хочет меня слушать!
В его голосе слышалась нотка разочарования и огорчения, и его жена смотрела на него озабоченными глазами, когда он выходил из столовой.
Затем она сказала Гермии:
— Я знаю, что сделаю, дорогая! Я приготовлю бутылку моего успокоительного сиропа, и ты отнесешь его миссис Барлес. Может быть, после него она почувствует себя немного лучше.
— Она была очень подавлена, мама, — ответила Гермия, — и я знаю, она радуется всему, что ты даешь ей, и верит, что каждая ложка твоих снадобий полна магии. Другими словами, ты — волшебница!
Мисс Брук рассмеялась, и Гермия сказала, шутя:
— Тебе следует остерегаться, мама, чтобы они не начали бояться тебя так же, как боятся бедной старой женщины, которая жила в Лесу Колдуний.
— Но ты ведь слишком молода, чтобы видеть миссис Уомбат? — спросила миссис Брук.
— Я не помню, чтобы я ее видела, — отвечала Гермия, — но в деревне верят, что она все еще бродит по лесу, и что Сатана танцует с ее привидением, как он танцевал с ней, когда она еще была жива!
— Я никогда не слышала большей глупости! — воскликнула ее матушка. Бедной старушке было около девяноста лет, когда она умерла.
И она была слишком стара, чтобы танцевать с кем-либо, не говоря уж о Сатане!
— Мне рассказывали захватывающие истории о том, как люди, которых она проклинала, буквально увядали или с ними происходили страшные несчастья. Те же, кому она дарила свои благотворные магические чары, были счастливы во всем.
— Пусть бы она дала их тебе немного, — улыбнулась миссис Брук. — Потому что я бы хотела, чтобы у тебя, моя дорогая, была чудесная лошадь, несколько чудесных платьев и ты побывала бы на удивительном, чудесном балу, на котором все восхищались бы тобой.
— Спасибо тебе, мама, это — как раз то, чего я желаю себе, — сказала Гермия, — и если я все время сочиняю для себя истории, в которых все это происходит, может быть, это случится и на самом деле.
Она смеялась, унося пустые тарелки из столовой на кухню, и не видела выражения боли и страдания на лице матери.
Миссис Брук знала, что, несмотря на любящий и нежный характер ее дочери, в будущем ее не ждет ничего, кроме бедной и унылой жизни в Малом Брукфилде.
Ее отстранили от вечеров, проводившихся в усадьбе, и даже от возможности прокатиться на лошадях дяди.
«Но это же несправедливо!» — говорила себе миссис Брук.
Затем, поскольку она не могла оставаться долго вдали от мужа, которого глубоко любила, она поспешила из столовой, чтобы найти его в маленьком кабинете, где он начал работу над проповедью. Он произнесет ее в воскресенье тем немногим прихожанам из деревин, которые приходят в церковь послушать его.
Глава 4
Гермия с неохотой шла к домику миссис Барлес, расположенному в конце деревни, неся ей тоник, приготовленный ее матушкой.
Миссис Барлес утомляла ее своими бессвязными рассказами.
Иногда они становились осмысленными, но чаще всего ее мысли перескакивали с одного на другое, и она говорила и говорила без конца нечто совершенно непонятное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Я поражена! — сказала ее мать. — Может быть, теперь, дорогая, они будут приглашать тебя в усадьбу.
Гермия знала, что этого не будет, но ничего не смогла ответить, кроме «Я надеюсь, мама», — и продолжала доедать свое яйцо.
— Девериль — необыкновенный малый! — заметил ее отец в продолжение своих мыслей. — Он исключительный наездник, первый в светском спортивном Клубе четырех коней и к тому же отличный боксер, кроме всех других своих достоинств. Однако он выглядит всегда так, как будто потерял флорин, а нашел всего четырехпенсовик!
— Ты хочешь сказать, что он выглядит скучающим, папа?
— Вот именно! — ответил ее отец. — Скучающим и скептическим. На него рисуют много карикатур и всегда изображают его Дьяволом, потерявшим удачу!
Он засмеялся и продолжал:
— Что на самом деле вовсе не так. Девериль богат, влиятелен и, как мы говорили в Оксфорде, «взлетел высоко». В его жизни нет ничего, что оправдывало бы его мрачность.
— Должна же быть какая-то причина его меланхолии, — заметила миссис Брук.
— Я слышал, как Джон сказал однажды, что он потерпел неудачу в любви, будучи еще молодым человеком, и это наложило на него такой отпечаток. Я думаю, если он гостит в усадьбе, значит, графиня решила попытаться женить его на Мэрилин.
— Маркиз не кажется человеком, который сделает ее счастливой, — высказала свое мнение девушка.
Гермия увидела выражение лица своего отца и поняла, что он, как и она, считает графиню заинтересованной лишь в положении, которое займет Мэрилин, став женой маркиза.
Ни ее, ни графа не заботит, найдет ли она в нем того, кого сможет любить, и того, кто будет любить ее.
Но ее отец никогда не высказал бы этого, хотя Гермия была уверена, что он так думал, матушка же с легким вздохом произнесла:
— Может быть, когда Мэрилин выйдет замуж, твой брат снова будет позволять Гермии кататься на его лошадях. Ты знаешь, как она любит это.
— Сегодняшним утром я прокатилась превосходно, — сказала Гермия, — я проехала далеко за Лес Колдуний, до того, как присоединиться к Мэрилин в назначенное время.
— Я рад, что ты получила удовольствие, но смотри, как бы у тебя завтра с непривычки не прихватило спину, — улыбнулся ее отец.
— Если и прихватит, — заметила Гермия, — мама состряпала новую мазь для негнущихся суставов, которую просит у нее вся деревня.
— Она пользуется таким спросом, что мне придется тратить на ее изготовление все свободное время, — сказала миссис Брук. — Да, кстати, довольна ли миссис Барлес микстурой от кашля, которую ты отнесла ей?
— Я думаю, да, мама, — ответила Гермия. — Но она становится такой старой и дряхлой. Она все бормочет о сыне Бэне и, очевидно, очень беспокоится о нем.
— Это настоящий негодник, — воскликнул викарий, — да и с головой у него не все в порядке. Хотя он парень молодой да и часто голодает. Но с другой стороны, никто не даст ему работу, когда и более сильные мужчины в деревне не знают, куда приложить руки.
Он говорил с горечью, и Гермии хотелось бы, чтобы маркиз мог услышать его и понять, насколько тяжело для сильных и здоровых мужчин пребывать в бездеятельности не по своей вине.
— Беда Бэна в том, — сказала миссис Брук своим мягким голосом, — что он так и не стал взрослым и ввязывается в любые негодные дела. И при этом не помогает своей матери.
— Она очень стара, — заметила Гермия. — Вместо микстуры от кашля, мама, ей нужно было бы дать эликсир молодости!
Миссис Брук не смеялась.
— Как бы я желала найти его! Половина деревни нуждается в нем, хотя у меня такое ощущение, что, если бы у них было достаточно пищи, многие из них помолодели бы на двадцать лет за несколько дней.
— Я говорил с Джонам об этом только позавчера, — заметил викарий, вставая из-за стола, — но, как обычно, он не хочет меня слушать!
В его голосе слышалась нотка разочарования и огорчения, и его жена смотрела на него озабоченными глазами, когда он выходил из столовой.
Затем она сказала Гермии:
— Я знаю, что сделаю, дорогая! Я приготовлю бутылку моего успокоительного сиропа, и ты отнесешь его миссис Барлес. Может быть, после него она почувствует себя немного лучше.
— Она была очень подавлена, мама, — ответила Гермия, — и я знаю, она радуется всему, что ты даешь ей, и верит, что каждая ложка твоих снадобий полна магии. Другими словами, ты — волшебница!
Мисс Брук рассмеялась, и Гермия сказала, шутя:
— Тебе следует остерегаться, мама, чтобы они не начали бояться тебя так же, как боятся бедной старой женщины, которая жила в Лесу Колдуний.
— Но ты ведь слишком молода, чтобы видеть миссис Уомбат? — спросила миссис Брук.
— Я не помню, чтобы я ее видела, — отвечала Гермия, — но в деревне верят, что она все еще бродит по лесу, и что Сатана танцует с ее привидением, как он танцевал с ней, когда она еще была жива!
— Я никогда не слышала большей глупости! — воскликнула ее матушка. Бедной старушке было около девяноста лет, когда она умерла.
И она была слишком стара, чтобы танцевать с кем-либо, не говоря уж о Сатане!
— Мне рассказывали захватывающие истории о том, как люди, которых она проклинала, буквально увядали или с ними происходили страшные несчастья. Те же, кому она дарила свои благотворные магические чары, были счастливы во всем.
— Пусть бы она дала их тебе немного, — улыбнулась миссис Брук. — Потому что я бы хотела, чтобы у тебя, моя дорогая, была чудесная лошадь, несколько чудесных платьев и ты побывала бы на удивительном, чудесном балу, на котором все восхищались бы тобой.
— Спасибо тебе, мама, это — как раз то, чего я желаю себе, — сказала Гермия, — и если я все время сочиняю для себя истории, в которых все это происходит, может быть, это случится и на самом деле.
Она смеялась, унося пустые тарелки из столовой на кухню, и не видела выражения боли и страдания на лице матери.
Миссис Брук знала, что, несмотря на любящий и нежный характер ее дочери, в будущем ее не ждет ничего, кроме бедной и унылой жизни в Малом Брукфилде.
Ее отстранили от вечеров, проводившихся в усадьбе, и даже от возможности прокатиться на лошадях дяди.
«Но это же несправедливо!» — говорила себе миссис Брук.
Затем, поскольку она не могла оставаться долго вдали от мужа, которого глубоко любила, она поспешила из столовой, чтобы найти его в маленьком кабинете, где он начал работу над проповедью. Он произнесет ее в воскресенье тем немногим прихожанам из деревин, которые приходят в церковь послушать его.
Глава 4
Гермия с неохотой шла к домику миссис Барлес, расположенному в конце деревни, неся ей тоник, приготовленный ее матушкой.
Миссис Барлес утомляла ее своими бессвязными рассказами.
Иногда они становились осмысленными, но чаще всего ее мысли перескакивали с одного на другое, и она говорила и говорила без конца нечто совершенно непонятное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39