Девушка, в свою очередь, тоже не могла удержаться от улыбки.
— Что за глупый способ проводить вечер, — сказала она.
— Вполне с вами согласен, — отозвался лорд Чард. — Конечно, было бы гораздо разумнее с их стороны воспользоваться случаем, чтобы побеседовать о политике, философии, мировых делах или, как ваш покорный слуга, удостоиться чести любоваться замечательными сокровищами, обладательница которых тонко чувствует и умеет ценить истинную красоту.
Леона не сразу сообразила, на что он намекал, потом коротко рассмеялась.
— Вы имеете в виду предметы в моей спальне? — спросила она. — Я вовсе не считаю себя знатоком по этой части и собрала их вместе просто потому, что они мне нравятся.
— Восхищаюсь вашим прекрасным вкусом, — ответил лорд Чард с поклоном.
— Они не представляют собой большой ценности, — пробормотала она слегка рассеянно, как бы следуя за ходом своих собственных раздумий. — Моему отцу пришлось продать большинство вещей, за которые он мог выручить приличную сумму, в том числе старинные полотна из галереи и почти все фамильное серебро.
— Разве деньги имеют значение, когда речь идет о гармонии и совершенстве? — возразил лорд Чард. — Скажите мне, какую цену вы бы предложили за это?
Тут он вынул из кармана позолоченный ножик и срезал одну из роз, только начинавшую распускаться, белую, с едва заметными розовыми прожилками. Ее лепестки, покрытые капельками росы, были неподражаемы в своей свежести и безупречности формы. Он подержал цветок в руках, словно присматриваясь к нему, и затем поднес его девушке.
— Миллион фунтов! — ответила она, смеясь. — И половину моего королевства в придачу.
— Возможно, наступит день, когда кто-нибудь попросит вас об этом, — произнес он мягко.
Леона устремила на него вопросительный взгляд, невольно повинуясь притягательной силе его глаз, и тут же почувствовала, как холодок пробежал у нее по жилам. Даже самой себе она не могла бы объяснить почему, но ей казалось, что это мгновение было наполнено глубоким, сокровенным смыслом для них обоих — и огненный шар солнца над их головами, и нежное благоухание роз, и эта торжественная, благоговейная тишина, нарушаемая только веселым щебетанием птиц.
Он смотрел на нее с таким видом, будто хотел что-то сообщить ей и не решался… Если бы только она могла знать, что именно.
— Я… я вас не понимаю, — с запинкой выговорила Леона, совершенно не задумываясь над своими словами, движимая единственным желанием — прервать тягостное молчание, которое, как ей представлялось, она не в состоянии была вынести.
В ответ он протянул ей розу. Леона взяла ее дрожащими от волнения пальцами и быстро отошла от него прочь.
— Я д-должна справиться на кухне насчет завтрака, милорд, — промолвила она в замешательстве и поспешно удалилась, ее серое платье растворилось в ярких бликах солнца, игравших на поверхности распахнутого окна.
Лорд Чард на мгновение замер на месте, глядя вслед Леоне. Потом он повернулся спиною к дому, уставившись в глубину сада, туда, где посыпанная гравием дорожка спускалась вниз, к реке. По-видимому, он был всецело погружен в какие-то, ведомые лишь ему одному, размышления и расчеты, пока внимание его не отвлек звук шагов позади, и хриплый голос рядом с ним произнес:
— Вам удалось что-либо обнаружить, милорд? Я вижу, вы сегодня поднялись чуть свет.
На лице Николаса Уэстона застыло тупое выражение, помятый галстук съехал набок, волосы были взъерошены, на подбородке пробивалась обильная щетина. Лорд Чард не удостоил своего секретаря ответом, а лишь окинул его с головы до ног выразительным взглядом, который, однако, оказывал на служивших под его началом солдат более сильное воздействие, чем самый суровый выговор, полученный от любого другого офицера. Николас Уэстон густо покраснел:
— Кажется, прошлой ночью я выпил лишнего, милорд. Должно быть все дело в коньяке — этот проклятый напиток ударил мне в голову. Готов поклясться, что он более крепок на вкус, когда за него не платят таможенных пошлин.
— Я полагаю, Николас, — прервал его лорд Чард ледяным тоном, — что мы отложим разговор на эту тему до тех пор, пока вы не приведете себя в порядок и не побреетесь. Здесь мисс Ракли, и мне не хотелось бы, чтобы мой подчиненный попался ей на глаза в таком виде.
Словно побитый хозяином пес, Николас Уэстон отвернулся и, не сказав ни слова, поплелся обратно к дому, между тем как лорд Чард, заложив руки за спину, медленно прогуливался взад и вперед по террасе, меряя ее шагами, будто палубу корабля, и впервые за все утро между бровями его залегла глубокая складка.
Спустя некоторое время на пороге дома появилась Леона.
— Извините, что я побеспокоила вас, милорд, — начала она не без смущения, — но кухарка интересуется, что вы предпочитаете на завтрак. Она собиралась подать специально для вас бараньи отбивные, паштет и, вероятно, буженину, но слуга, которого мы послали в деревню за продуктами, еще не вернулся, и я боюсь, что, если вы не расположены ждать, придется ограничиться яичницей с беконом.
— Яичница с беконом — мое самое любимое блюдо, — невозмутимо заметил лорд Чард.
— Чудесно! — воскликнула Леона, сразу просияв. — Тогда завтрак будет готов через несколько минут.
Девушка снова исчезла за дверью, а лорд Чард продолжал расхаживать из стороны в сторону, но теперь облачко грусти исчезло с его лица и на губах появилась слабая улыбка.
В задних комнатах дома Леона, передав необходимые указания миссис Берне, как раз заглянула напоследок в столовую, чтобы удостовериться, не забыл ли старый Брэмуэлл положить на стол чистую льняную скатерть, когда перед нею вдруг возник Хьюго, уже успевший умыться, побриться и сменить костюм, но очень бледный и с темными кругами под глазами.
— Вот ты где, Леона! — бросил он на ходу. — Я искал тебя повсюду. Где ты пропадала, скажи на милость?
— То же самое и я хотела спросить у тебя, — возразила она с улыбкой. — Сегодня рано утром я побывала у тебя в комнате и увидела, что кровать пуста.
Хьюго схватился за голову и застонал.
— Черт бы побрал этого Уэстона! — воскликнул он. — Я-то рассчитывал, что он и Чард к концу вечера будут пьяны в доску, но Чард ускользнул от нас прежде, чем я догадался его остановить, а Уэстон наливал мне рюмку за рюмкой до тех пор, пока я мог хоть немного соображать а что было потом, честное слово, не помню, хоть убей!
Леона от души рассмеялась, вся искрясь весельем.
— Ох, Хьюги, вечно ты попадаешь в истории. У тебя болит голова?
— Ужасно, — сознался он. — У меня пересохло в горле, и, между нами говоря, я просто вне себя после вчерашнего.
— Завтрак скоро будет готов, — успокаивающим тоном заметила Леона.
— При чем здесь завтрак? — Хьюго тяжело вздохнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
— Что за глупый способ проводить вечер, — сказала она.
— Вполне с вами согласен, — отозвался лорд Чард. — Конечно, было бы гораздо разумнее с их стороны воспользоваться случаем, чтобы побеседовать о политике, философии, мировых делах или, как ваш покорный слуга, удостоиться чести любоваться замечательными сокровищами, обладательница которых тонко чувствует и умеет ценить истинную красоту.
Леона не сразу сообразила, на что он намекал, потом коротко рассмеялась.
— Вы имеете в виду предметы в моей спальне? — спросила она. — Я вовсе не считаю себя знатоком по этой части и собрала их вместе просто потому, что они мне нравятся.
— Восхищаюсь вашим прекрасным вкусом, — ответил лорд Чард с поклоном.
— Они не представляют собой большой ценности, — пробормотала она слегка рассеянно, как бы следуя за ходом своих собственных раздумий. — Моему отцу пришлось продать большинство вещей, за которые он мог выручить приличную сумму, в том числе старинные полотна из галереи и почти все фамильное серебро.
— Разве деньги имеют значение, когда речь идет о гармонии и совершенстве? — возразил лорд Чард. — Скажите мне, какую цену вы бы предложили за это?
Тут он вынул из кармана позолоченный ножик и срезал одну из роз, только начинавшую распускаться, белую, с едва заметными розовыми прожилками. Ее лепестки, покрытые капельками росы, были неподражаемы в своей свежести и безупречности формы. Он подержал цветок в руках, словно присматриваясь к нему, и затем поднес его девушке.
— Миллион фунтов! — ответила она, смеясь. — И половину моего королевства в придачу.
— Возможно, наступит день, когда кто-нибудь попросит вас об этом, — произнес он мягко.
Леона устремила на него вопросительный взгляд, невольно повинуясь притягательной силе его глаз, и тут же почувствовала, как холодок пробежал у нее по жилам. Даже самой себе она не могла бы объяснить почему, но ей казалось, что это мгновение было наполнено глубоким, сокровенным смыслом для них обоих — и огненный шар солнца над их головами, и нежное благоухание роз, и эта торжественная, благоговейная тишина, нарушаемая только веселым щебетанием птиц.
Он смотрел на нее с таким видом, будто хотел что-то сообщить ей и не решался… Если бы только она могла знать, что именно.
— Я… я вас не понимаю, — с запинкой выговорила Леона, совершенно не задумываясь над своими словами, движимая единственным желанием — прервать тягостное молчание, которое, как ей представлялось, она не в состоянии была вынести.
В ответ он протянул ей розу. Леона взяла ее дрожащими от волнения пальцами и быстро отошла от него прочь.
— Я д-должна справиться на кухне насчет завтрака, милорд, — промолвила она в замешательстве и поспешно удалилась, ее серое платье растворилось в ярких бликах солнца, игравших на поверхности распахнутого окна.
Лорд Чард на мгновение замер на месте, глядя вслед Леоне. Потом он повернулся спиною к дому, уставившись в глубину сада, туда, где посыпанная гравием дорожка спускалась вниз, к реке. По-видимому, он был всецело погружен в какие-то, ведомые лишь ему одному, размышления и расчеты, пока внимание его не отвлек звук шагов позади, и хриплый голос рядом с ним произнес:
— Вам удалось что-либо обнаружить, милорд? Я вижу, вы сегодня поднялись чуть свет.
На лице Николаса Уэстона застыло тупое выражение, помятый галстук съехал набок, волосы были взъерошены, на подбородке пробивалась обильная щетина. Лорд Чард не удостоил своего секретаря ответом, а лишь окинул его с головы до ног выразительным взглядом, который, однако, оказывал на служивших под его началом солдат более сильное воздействие, чем самый суровый выговор, полученный от любого другого офицера. Николас Уэстон густо покраснел:
— Кажется, прошлой ночью я выпил лишнего, милорд. Должно быть все дело в коньяке — этот проклятый напиток ударил мне в голову. Готов поклясться, что он более крепок на вкус, когда за него не платят таможенных пошлин.
— Я полагаю, Николас, — прервал его лорд Чард ледяным тоном, — что мы отложим разговор на эту тему до тех пор, пока вы не приведете себя в порядок и не побреетесь. Здесь мисс Ракли, и мне не хотелось бы, чтобы мой подчиненный попался ей на глаза в таком виде.
Словно побитый хозяином пес, Николас Уэстон отвернулся и, не сказав ни слова, поплелся обратно к дому, между тем как лорд Чард, заложив руки за спину, медленно прогуливался взад и вперед по террасе, меряя ее шагами, будто палубу корабля, и впервые за все утро между бровями его залегла глубокая складка.
Спустя некоторое время на пороге дома появилась Леона.
— Извините, что я побеспокоила вас, милорд, — начала она не без смущения, — но кухарка интересуется, что вы предпочитаете на завтрак. Она собиралась подать специально для вас бараньи отбивные, паштет и, вероятно, буженину, но слуга, которого мы послали в деревню за продуктами, еще не вернулся, и я боюсь, что, если вы не расположены ждать, придется ограничиться яичницей с беконом.
— Яичница с беконом — мое самое любимое блюдо, — невозмутимо заметил лорд Чард.
— Чудесно! — воскликнула Леона, сразу просияв. — Тогда завтрак будет готов через несколько минут.
Девушка снова исчезла за дверью, а лорд Чард продолжал расхаживать из стороны в сторону, но теперь облачко грусти исчезло с его лица и на губах появилась слабая улыбка.
В задних комнатах дома Леона, передав необходимые указания миссис Берне, как раз заглянула напоследок в столовую, чтобы удостовериться, не забыл ли старый Брэмуэлл положить на стол чистую льняную скатерть, когда перед нею вдруг возник Хьюго, уже успевший умыться, побриться и сменить костюм, но очень бледный и с темными кругами под глазами.
— Вот ты где, Леона! — бросил он на ходу. — Я искал тебя повсюду. Где ты пропадала, скажи на милость?
— То же самое и я хотела спросить у тебя, — возразила она с улыбкой. — Сегодня рано утром я побывала у тебя в комнате и увидела, что кровать пуста.
Хьюго схватился за голову и застонал.
— Черт бы побрал этого Уэстона! — воскликнул он. — Я-то рассчитывал, что он и Чард к концу вечера будут пьяны в доску, но Чард ускользнул от нас прежде, чем я догадался его остановить, а Уэстон наливал мне рюмку за рюмкой до тех пор, пока я мог хоть немного соображать а что было потом, честное слово, не помню, хоть убей!
Леона от души рассмеялась, вся искрясь весельем.
— Ох, Хьюги, вечно ты попадаешь в истории. У тебя болит голова?
— Ужасно, — сознался он. — У меня пересохло в горле, и, между нами говоря, я просто вне себя после вчерашнего.
— Завтрак скоро будет готов, — успокаивающим тоном заметила Леона.
— При чем здесь завтрак? — Хьюго тяжело вздохнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71