Даже соперницы признавали, что леди Бленкли одевалась лучше всех в Лондоне. Говорили, будто, когда принц Уэльский бывал раздражителен, она могла вернуть ему расположение духа быстрее, чем кто бы то ни было.
Герцог обнаружил, что, когда он был близок с Элейн Бленкли, под сдержанным, цивилизованным обликом проступал неистовый первобытный огонь. Это воспламеняло герцога и дарило обоим страстное возбуждение, не изведанное прежде.
И все же теперь герцог начал сознавать: чего-то в этой близости недостает.
Он не понимал, чего именно. Но знал одно: по какой-то причине, осознать которую он не мог, он был очень рад, что завтра уезжает в Оллертон и не увидит Элейн по крайней мере десять дней.
Герцог оторвался от созерцания своего отражения в зеркале и посмотрел на леди Бленкли.
Она устроилась на диване в намеренно соблазнительной позе, подчеркивавшей ее кошачью грацию, которую герцог так ценил.
— Ты сделал меня очень счастливой, Керн, — мягко произнесла леди Бленкли.
— Именно это я сам хотел тебе сказать, Элейн. Она протянула руку. Взяв ее, герцог почувствовал, как Элейн сжала пальцы.
— Возвращайся поскорее, — сказала она. — Ты ведь знаешь, как мне без тебя грустно.
— Я тоже буду без тебя грустить, — ответил он, не желая обманывать ее ожидания. Он знал, что говорит неправду.
Подойдя к двери, герцог взял шляпу и трость и, больше ни слова не сказав, вышел.
Спускаясь по широкой лестнице в холл, где дежурили лакеи в ливрее Бленкли, герцог спросил себя, вернется ли он когда-нибудь в этот дом.
На следующее утро герцог в коляске направился в Оллертон. Он любил свежий воздух. Но мысли его занимала вовсе не Элейн Бленкли, а предстоящий прием.
Он получил письмо от матери, в котором говорилось, что все, кого она пригласила, разумеется, ответили согласием.
Ожидались леди Миллисент Клайд, дочь графа и графини Клайдширских, благородная Элис Даун, дочь лорда и леди Даунхэм, и леди Розмари, дочь маркиза и маркизы Донкастерских, — с ней герцог уже встречался.
Герцогиня писала:
«Поскольку ты уже знаком с леди Розмари, ты, наверное, принял решение, и в приеме теперь нет необходимости».
«Да, пожалуй, приглашать на прием леди Розмари уже не требуется», — подумал герцог, прочитав письмо матери.
В прошлом году он считал ее весьма привлекательной девушкой, которая обещает стать настоящей красавицей, хоть и уделял ей мало внимания, поскольку она еще находилась под присмотром гувернантки.
Как выяснилось, герцог был настроен слишком оптимистично. Прибыв в дом маркиза (располагавшийся, кстати, неподалеку от ипподрома), он обнаружил, что лошади хозяина гораздо интереснее и привлекательнее, чем его дочь.
Леди Розмари была весьма похожа на лошадь — этого герцог в женщинах не любил, — а ее манера говорить наводила на мысли о конюшне, где она, без сомнения, проводила слишком много времени.
Побывав в обществе юной леди на скачках и на верховой прогулке, герцог пришел к выводу: это совсем не та женщина, которую он хотел бы видеть своей женой.
«Будем надеяться, две другие окажутся лучше», — подумал он, выехав за окраину Лондона и оказавшись за городом.
Даже сама мысль о браке была настолько неприятна, что он готов был прямо сейчас вернуться в Лондон в поисках привычных увеселений.
Но тут герцог представил себе Мармиона: обрюзгшего, грузного, с расплывшимся красным лицом — и понял даже если сам он не хотел бы помешать кузену унаследовать титул, приказ королевы оставался в силе.
Тем не менее всеми фибрами души герцог восставал против брака.
У него не было желания становиться женатым мужчиной. Герцог не тешил себя иллюзиями. Даже если он будет испытывать какой-нибудь интерес или просто естественное влечение к своей жене, все равно оно скоро угаснет.
Именно так и случилось с Элейн Бленкли.
Вчера, отправляясь спать, герцог понял: этот роман закончен. Элейн, конечно, будет против и, возможно, даже устроит сцену, если засыпет его одного, но ее имя уже вычеркнуто из списка, ее не будет в числе оллертонских гостей.
«Любопытно, к кому же меня повлечет теперь?» — спросил себя герцог.
Встретив очередную красавицу, герцог каждый раз бывал заинтригован, как исследователь неизведанной земли или ученый, нашедший на склоне горы странный, не занесенный в каталоги цветок.
Но очень быстро он понимал, что заранее знает каждый ход готовой начаться игры.
Все это походило на шахматную партию с очень слабым противником, когда исход определен заранее, и исход этот — легкая победа.
Порой какая-нибудь женщина казалась герцогу таинственной и загадочной, но вскоре ему становилось ясно, что она нисколько не похожа на сфинкса, а единственное ее желание — как можно скорее очутиться в его объятиях.
— Черт побери, — произнес герцог. — Думаю, мне стоит поохотиться на крупную дичь.
Но тут же понял, что и это не ново; более того, будущее ждало его в Оллертоне: три светловолосые голубоглазые девушки, достаточно высокие, чтобы не потеряться в блеске оллертонских тиар, и с пышными формами, делающими честь нитям фамильного жемчуга.
Почти то же самое герцогиня говорила Аните во время их совместного путешествия из Харрогита. Анита восхищалась поездом герцога, как ребенок.
— Я думала, только у королевы есть свой поезд! — воскликнула она. — Но, конечно, герцог — это почти король, правда?
— Не совсем, — улыбаясь, отвечала герцогиня, — хотя я уверена, Керн так и считает.
— Он так величаво выглядит, и это только его право иметь все, чтобы подчеркнуть свое положение, — с детской непосредственностью сказала Анита. — Наверное, в детстве у него был игрушечный поезд и он хотел купить настоящий, когда вырастет.
— Подобное никогда не приходило мне в голову, — сказала герцогиня, — но мы как-нибудь можем спросить об этом его самого.
Она улыбнулась Аните, которая садилась то на одно, то на другое сиденье в купе-гостиной, намереваясь, очевидно, попробовать все.
Когда слуги в ливрее герцога подали обед, глаза Аниты засверкали. Герцогиня подумала, что девушка выглядит так, словно в первый раз смотрит пантомиму.
— Я должна вам почитать, — напомнила Анита, когда герцогиня решила удалиться в свое спальное купе.
— Мне было очень приятно поговорить с вами, дорогая, — ответила герцогиня. — На самом деле мне не требуется чтец.
Она заметила огорчение в глазах Аниты и догадалась: девушке кажется, что она скоро расстанется со своими обязанностями.
— Тем не менее мне нравится ваше общество, — поспешила добавить герцогиня, — и, поскольку мой личный секретарь в отпуске, по прибытии в Оллертон вы поможете мне устроить особый прием, который дает мой сын.
— Особый прием? — переспросила Анита.
— Да, — кивнула герцогиня. — Поэтому мы направляемся в большой дом, а не ко мне в Дуврскую усадьбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30