— Хотя с некоторыми американцами, которых мы встречали, было интересно поговорить, а американки довольно привлекательны, все же я всегда чувствовал, что мой духовный дом Европа, а не Дикий Запад.
— Никогда ни в чем нельзя быть уверенным, — покачал головой Роберт. — Не забудьте зайти к Вандербильтам, когда будете в Нью-Йорке. Во время своего визита в прошлом году они так уговаривали вас — с чрезмерной настойчивостью, как мне казалось, — остановиться у них, но ваш ответ был достаточно уклончивым.
— Разумеется, я нанесу им визит, — согласился лорд Ларлестон, — но не думаю, что мне хотелось бы становиться чьим-нибудь гостем, пока я не осмотрюсь.
Роберт улыбнулся.
Он знал, что лорд Харлестон не просто чрезвычайно скрупулезен в выборе близких друзей. Он старался еще и не быть слишком приветливым с теми, с кем у него не было духовного родства.
В то же время ему нравился Уильям Генри Вандербильт, сын Корнелиуса, скончавшегося три года назад.
Именно Уильям Генри Вандербильт бросил ту знаменитую фразу — «К черту общественность!»— которая переходила из уст в уста. Теперь он был президентом Центрального банка Нью-Йорка и богатейшим человеком в мире.
Роберту нравилось бывать в его обществе, когда тот приезжал в Англию. Впрочем, сейчас он произнес с изрядной долей цинизма:
— Главная беда с богачами в том, что их золотая аура редко передается тем, кто с ними общается. Полагаю, что, прибыв в Нью-Йорк, вы обнаружите, — продолжал Роберт, — что знаете там множество людей, но не забывайте: вы решили ехать в Колорадо. Мне хочется услышать ваше мнение об этом месте. Мне и самому хотелось бы поехать с вами.
— Если мое одиночество станет совсем невыносимым, — ответил лорд Харлестон, — я за вами пошлю.
— Я действительно хотел бы этого больше всего на свете, — улыбнулся Роберт, — но вы же знаете, я не могу вкинуть отца. Врачи говорят, что он может умереть в любой момент.
— Мне очень жаль, — сочувственно сказал лорд Харлестон.
— На самом деле, это лучшее, что может случиться, — пожал плечами Роберт. — Половину времени он не понимает, что происходит вокруг, а остальную половину испытывает сильнейшие боли.
— Надеюсь только, что со мной такого не произойдет! — воскликнул лорд Харлестон. — Я предпочел бы быструю смерть от пули.
— Я тоже, — согласился Роберт.
Все было организовано настолько хорошо, что лорду Харлестону осталось только переодеться в дорожный костюм и сесть в экипаж, ожидающий его у дверей дома.
Г-н Уотсон проводил лорда Харлестона на вокзал и поручил заботам начальника станции, как бесценный пакет.
Купе было заказано в экспрессе, который ехал до Ливерпуля с астрономической, как считалось, скоростью.
Распрощавшись с секретарем, лорд Харлестон устроился на диване.
В купе его ждали всевозможные газеты и журналы на любой вкус, там же стояли корзина с едой и несколько бутылок вина.
Будь у него чуть больше времени, лорд Харлестон, несомненно, прицепил бы к экспрессу личный вагон.
Но в данных обстоятельствах ему пришлось довольствоваться отдельным купе, утешая себя тем, что его камердинер вместе с багажом едет в соседнем.
Проведя всю предыдущую ночь без сна, в беспокойных мыслях, лорд Харлестон чувствовал себя очень уставшим, а потому почти всю дорогу проспал.
В Ливерпуле уже ждал начальник станции, препроводивший его в экипаж, который быстро домчался до причала, где лорд Харлестон взошел на борт «Этрурии».
На борту его приветствовали, как члена королевской семьи.
Служащие компании «Кунард» прекрасно знали, насколько важно встретить по всем правилам титулованных особ.
Да и вся обстановка на корабле резко отличалась от той, что была во время самых первых рейсов через Атлантику.
Когда-то, в прежние времена, трансатлантические корабли были не больше пароходиков, что курсируют вдоль побережья морских курортов. Машинное отделение занимало почти все пространство, пассажиры ютились в тесных каютах.
Лорду Харлестону вспомнилось, как описывал Чарльз Диккенс свое первое путешествие в Америку.
Войдя в каюту, писатель увидел две койки, одна над другой. Верхняя более всего походила на полку.
«Никогда я не видел меньшего ложа для сна, разве что гроб», — вспоминал позднее Диккенс.
Хиггинс, камердинер лорда Харлестона, не в первый раз отправившийся в путь вместе со своим господином, с привычной быстротой преобразил походные условия в роскошную обстановку.
Вещи его светлости были распакованы; те, что не понадобятся во время путешествия, снова убраны в саквояж. В каюте, словно по волшебству, появились два графина с шерри и бренди из запасов лорда Харлестона. В ведерке со льдом стояло его любимое шампанское.
На полке уже стояли книги, заботливо собранные г-ном Уотсоном. Среди них лорд Харлестон обнаружил «Путеводитель по Америке», что немало его позабавило.
И наконец, на столик поставили большую вазу с гвоздиками из его собственной оранжереи. Увы, гвоздики тут же напомнили лорду Харлестону о Долли.
— Вы будете ужинать внизу, милорд? — спросил Хиггинс.
Лорд Харлестон задумался.
— Пожалуй, сегодня я бы предпочел поужинать в своей каюте, — сказал он, — а завтра посмотрю на обеденный салон.
Лорд Харлестон еще ни разу не был в Америке, но ему часто доводилось плавать на кораблях, направляющихся на Восток, и из прошлого опыта он знал: первая ночь в море всегда похожа на схватку.
Сложилась даже определенная традиция, согласно которой дамы в первый вечер не надевали вечерние платья, и, как уяснил для себя лорд Харлестон, не стоит спешить в день отплытия занять место за столиком в салоне — потом можно об этом пожалеть.
Будучи титулованной особой, он мог рассчитывать на место за столом капитана. Впрочем, если это ему покажется скучным, всегда можно потребовать отдельный столик.
Как бы то ни было, лучше немного подождать и посмотреть, как пойдут дела.
Еда, которую доставили в каюту, была вполне сносной, слуги вышколены превосходно.
Когда наконец слуги ушли, а камердинер отправился спать, лорд Харлестон внезапно почувствовал себя очень одиноким. «Видимо, тоскую по Англии», — усмехнулся он.
Перед его умственным взором мелькали образы прекрасных дам, танцующих под хрустальными люстрами, мужчин, смеющихся над очередной остротой маркиза де Совераля…
Лорда Харлестона все больше одолевала хандра.
Во всем виновата Долли. Нет, он никогда не сможет ей этого простить!
— Будь прокляты все женщины! — воскликнул Селби в сердцах и тут же усмехнулся:
— Кажется, я становлюсь женоненавистником.
Впрочем, относительно последнего он прекрасно понимал: это явное преувеличение.
Однако надеялся, что пройдет немало времени, прежде чем он снова позволит себе безумно увлечься очередной дамой, какой бы прекрасной она ни была.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
— Никогда ни в чем нельзя быть уверенным, — покачал головой Роберт. — Не забудьте зайти к Вандербильтам, когда будете в Нью-Йорке. Во время своего визита в прошлом году они так уговаривали вас — с чрезмерной настойчивостью, как мне казалось, — остановиться у них, но ваш ответ был достаточно уклончивым.
— Разумеется, я нанесу им визит, — согласился лорд Ларлестон, — но не думаю, что мне хотелось бы становиться чьим-нибудь гостем, пока я не осмотрюсь.
Роберт улыбнулся.
Он знал, что лорд Харлестон не просто чрезвычайно скрупулезен в выборе близких друзей. Он старался еще и не быть слишком приветливым с теми, с кем у него не было духовного родства.
В то же время ему нравился Уильям Генри Вандербильт, сын Корнелиуса, скончавшегося три года назад.
Именно Уильям Генри Вандербильт бросил ту знаменитую фразу — «К черту общественность!»— которая переходила из уст в уста. Теперь он был президентом Центрального банка Нью-Йорка и богатейшим человеком в мире.
Роберту нравилось бывать в его обществе, когда тот приезжал в Англию. Впрочем, сейчас он произнес с изрядной долей цинизма:
— Главная беда с богачами в том, что их золотая аура редко передается тем, кто с ними общается. Полагаю, что, прибыв в Нью-Йорк, вы обнаружите, — продолжал Роберт, — что знаете там множество людей, но не забывайте: вы решили ехать в Колорадо. Мне хочется услышать ваше мнение об этом месте. Мне и самому хотелось бы поехать с вами.
— Если мое одиночество станет совсем невыносимым, — ответил лорд Харлестон, — я за вами пошлю.
— Я действительно хотел бы этого больше всего на свете, — улыбнулся Роберт, — но вы же знаете, я не могу вкинуть отца. Врачи говорят, что он может умереть в любой момент.
— Мне очень жаль, — сочувственно сказал лорд Харлестон.
— На самом деле, это лучшее, что может случиться, — пожал плечами Роберт. — Половину времени он не понимает, что происходит вокруг, а остальную половину испытывает сильнейшие боли.
— Надеюсь только, что со мной такого не произойдет! — воскликнул лорд Харлестон. — Я предпочел бы быструю смерть от пули.
— Я тоже, — согласился Роберт.
Все было организовано настолько хорошо, что лорду Харлестону осталось только переодеться в дорожный костюм и сесть в экипаж, ожидающий его у дверей дома.
Г-н Уотсон проводил лорда Харлестона на вокзал и поручил заботам начальника станции, как бесценный пакет.
Купе было заказано в экспрессе, который ехал до Ливерпуля с астрономической, как считалось, скоростью.
Распрощавшись с секретарем, лорд Харлестон устроился на диване.
В купе его ждали всевозможные газеты и журналы на любой вкус, там же стояли корзина с едой и несколько бутылок вина.
Будь у него чуть больше времени, лорд Харлестон, несомненно, прицепил бы к экспрессу личный вагон.
Но в данных обстоятельствах ему пришлось довольствоваться отдельным купе, утешая себя тем, что его камердинер вместе с багажом едет в соседнем.
Проведя всю предыдущую ночь без сна, в беспокойных мыслях, лорд Харлестон чувствовал себя очень уставшим, а потому почти всю дорогу проспал.
В Ливерпуле уже ждал начальник станции, препроводивший его в экипаж, который быстро домчался до причала, где лорд Харлестон взошел на борт «Этрурии».
На борту его приветствовали, как члена королевской семьи.
Служащие компании «Кунард» прекрасно знали, насколько важно встретить по всем правилам титулованных особ.
Да и вся обстановка на корабле резко отличалась от той, что была во время самых первых рейсов через Атлантику.
Когда-то, в прежние времена, трансатлантические корабли были не больше пароходиков, что курсируют вдоль побережья морских курортов. Машинное отделение занимало почти все пространство, пассажиры ютились в тесных каютах.
Лорду Харлестону вспомнилось, как описывал Чарльз Диккенс свое первое путешествие в Америку.
Войдя в каюту, писатель увидел две койки, одна над другой. Верхняя более всего походила на полку.
«Никогда я не видел меньшего ложа для сна, разве что гроб», — вспоминал позднее Диккенс.
Хиггинс, камердинер лорда Харлестона, не в первый раз отправившийся в путь вместе со своим господином, с привычной быстротой преобразил походные условия в роскошную обстановку.
Вещи его светлости были распакованы; те, что не понадобятся во время путешествия, снова убраны в саквояж. В каюте, словно по волшебству, появились два графина с шерри и бренди из запасов лорда Харлестона. В ведерке со льдом стояло его любимое шампанское.
На полке уже стояли книги, заботливо собранные г-ном Уотсоном. Среди них лорд Харлестон обнаружил «Путеводитель по Америке», что немало его позабавило.
И наконец, на столик поставили большую вазу с гвоздиками из его собственной оранжереи. Увы, гвоздики тут же напомнили лорду Харлестону о Долли.
— Вы будете ужинать внизу, милорд? — спросил Хиггинс.
Лорд Харлестон задумался.
— Пожалуй, сегодня я бы предпочел поужинать в своей каюте, — сказал он, — а завтра посмотрю на обеденный салон.
Лорд Харлестон еще ни разу не был в Америке, но ему часто доводилось плавать на кораблях, направляющихся на Восток, и из прошлого опыта он знал: первая ночь в море всегда похожа на схватку.
Сложилась даже определенная традиция, согласно которой дамы в первый вечер не надевали вечерние платья, и, как уяснил для себя лорд Харлестон, не стоит спешить в день отплытия занять место за столиком в салоне — потом можно об этом пожалеть.
Будучи титулованной особой, он мог рассчитывать на место за столом капитана. Впрочем, если это ему покажется скучным, всегда можно потребовать отдельный столик.
Как бы то ни было, лучше немного подождать и посмотреть, как пойдут дела.
Еда, которую доставили в каюту, была вполне сносной, слуги вышколены превосходно.
Когда наконец слуги ушли, а камердинер отправился спать, лорд Харлестон внезапно почувствовал себя очень одиноким. «Видимо, тоскую по Англии», — усмехнулся он.
Перед его умственным взором мелькали образы прекрасных дам, танцующих под хрустальными люстрами, мужчин, смеющихся над очередной остротой маркиза де Совераля…
Лорда Харлестона все больше одолевала хандра.
Во всем виновата Долли. Нет, он никогда не сможет ей этого простить!
— Будь прокляты все женщины! — воскликнул Селби в сердцах и тут же усмехнулся:
— Кажется, я становлюсь женоненавистником.
Впрочем, относительно последнего он прекрасно понимал: это явное преувеличение.
Однако надеялся, что пройдет немало времени, прежде чем он снова позволит себе безумно увлечься очередной дамой, какой бы прекрасной она ни была.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36