— А я счастлив, — откликнулся он. — И хочу, чтобы вы знали: я уже и так несказанно счастлив!
Фенела поставила стакан на место.
— Как бы мне хотелось, Ник — ради вас же самого! — чтобы все было по-другому… по я уже объясняла, в чем дело, и вы сказали, что поняли.
— Да-да, я понял… по крайней мере пытаюсь понять, но, Фенела, это никак не мешает мне любить вас!
«Ох, не следовало мне так поступать с ним, — подумала Фенела. — Это ошибка, преступление — ведь он еще очень юн!»
Впрочем, она с самого начала не лукавила и была с ним совершенно откровенна. Тогда вечером, во время объяснения в кустарнике, она призналась ему, что любит другого. В разговоре не упоминалось никаких конкретных имен, тем не менее Фенела считала, что Ник не мог не знать: имелся в виду именно Рекс.
Она слышала свой голос — тихий, дрожащий, запинающийся на каждом слове — и все-таки с решимостью продолжающий изливать ее потаенные чувства.
— Я люблю другого. Вы обязательно должны узнать об этом прежде, чем мы решим, как нам быть дальше. Я люблю его так сильно, как уже никого и никогда полюбить не смогу… и, чтобы быть до конца честной, я обязана сообщить вам об этом.
Закончив свое признание, Фенела подумала, какой же сумасшедшей надо быть, чтобы вот так, как сейчас она, разрушить не только свое будущее, но и лишить My ее единственного шанса на счастье.
И еще Фенеле казалось, что это признание ее вынудил сделать Ник своей порядочностью, добротой и прежде всего той любовью, которую он испытывал к ней, Фенеле.
Не было никакой возможности забыть о том, что он любит ее. Даже в таком состоянии, когда все мысли Фенелы были поглощены ее собственными неприятностями, она заметила это в страстном тоне его голоса, в пожатии руки; казалось, что она — любовь Николаса — витает в окружающем воздухе, а Фенела могла предложить в ответ лишь благодарность и сострадание.
Когда она в конце концов закончила свое признание и воцарилась тишина, оставалось только в тревоге ждать, что он ответит.
«После того что я наговорила ему сейчас, — рассуждала про себя она, — Николас ни за что не захочет остаться со мной».
Но Ник недрогнувшим голосом задал ей всего один вопрос:
— Тот человек может жениться на вас?
— Нет.
— Ну тогда мы можем не думать о нем. Если вы позволите, мне хотелось бы позаботиться о вас, Фенела.
Позаботиться о ней.
И теперь у Фенелы мелькнула мысль: а осознает ли он, какие тяготы в те минуты взвалил па свои плечи? Ведь речь идет не только о ней самой; если он только понимает это, ему придется заботиться теперь не об одной Фенеле, которая сегодня стала его женой, но обо всей семье Прентис с ее бесконечными неурядицами и сваливающимися на нее постоянными невзгодами.
Все эти хлопоты Николасу придется взять на себя, и да поможет ему бог! Он еще, наверное, не представляет, что потребуется от него в будущем.
Фенела подняла глаза на Николаса: он стоял перед ней и держал бокал с шампанским в руке, которая заметно дрожала от волнения, вызванного переполнявшими его чувствами.
Она импульсивно протянула ему руку.
— Спасибо вам, Ник.
Он взял ее руку немного неуклюже, теряясь от смущения перед этим жестом Фенелы.
— За что?
— За вашу доброту. Думаю, мне еще никогда не приходилось встречать столь доброго человека, как вы.
Он нахмурил брови, как будто силясь правильно понять ее слова, затем внезапно выпустил руку девушки из своей, отошел от камина и сел на стул, стоявший напротив Фенелы.
— Давайте-ка внесем ясность в наши дальнейшие планы, — проговорил он. — Куда мы с вами отправимся дальше?
— Я еще как-то и не думала об этом. Николас бросил быстрый взгляд на часы, которые стояли на каминной полке.
— Уже почти одиннадцать.
— Тогда я считаю, что еще слишком ранний час для шампанского. Может быть, мне предложат чашку чая или кофе?
— Какой же я глупец! — воскликнул Николас. — Наверное, вы даже не успели утром позавтракать.
— Я почему-то не могла даже смотреть на еду, — призналась Фенела.
— Я тоже голоден, но вспомнил об этом только сейчас. Понимаете ли, испытывал чувство слабости, но думал, что это от потребности выпить глоток вина, хотя на самом деле это было вызвано самым обычным голодом.
Он поднялся со стула.
— Пойду посмотрю, что можно здесь достать.
— Вам помочь?
— Нет, предоставьте это мне.
Спустя двадцать минут они уже принялись за завтрак — кофе, тосты с медом и вареные яйца, которые им подали как величайшее одолжение, так как эти яйца только-только доставили из курятника хозяйки, расположенного на заднем дворе.
Бутылка шампанского, еще полная на три четверти, так и стояла, забытая, в стороне.
— Так будет все-таки более по-домашнему, — проговорил Ник, бросив взгляд сначала на бутылку, а затем на завтрак на столе.
— Никогда еще не получала столько удовольствия от еды, — ответила Фенела, — и больше всего меня радует то, что не придется самой мыть после завтрака посуду.
Николас протянул Фенеле свою чашку, чтобы она налила ему еще кофе.
— Фенела, — обратился он к девушке, — вы думали о том, что мы будем делать дальше?
Фенела отрицательно покачала головой.
— Я пока еще вообще ни о чем не думала, — ответила она; затем честно добавила: — Ну, может быть, я все-таки пыталась что-то предположить.
Николас поставил свою чашку на стол и теперь сидел, устремив взгляд на эту чашку.
— Я беспокоюсь за вас, Фенела, — проговорил он. — Уверен, что мы поступили правильно, когда решили пожениться без какой-либо суеты и шумихи, без огласки, без всех этих пересудов, которые, как правило, являются неотъемлемой частью каждого обряда бракосочетания; но дело в том, что нам придется вернуться и выслушать всю эту музыку, которая вряд ли окажется приятной для нашего слуха.
— Я знаю это.
Моя мать, — продолжал Николас, — прекрасная женщина, но у нее очень трудный характер. Ей это не понравится, Фенела, но все равно я считаю, что все приняло бы гораздо худший оборот, если бы мы сообщили ей о нашей женитьбе до того, как она свершилась.
— А что мы будем делать, если она откажется даже взглянуть на меня? — взволнованно спросила Фенела.
— Она не посмеет сделать этого, — ответил Ник, — просто не сможет. Видите ли, дом принадлежит мне, и все деньги тоже. Я совершенно не имею представления, почему мой отец составил именно такое завещание, по которому он оставил мать в полной зависимости от меня, хотя я лично, разумеется, никогда бы не воспользовался этим преимуществом своего положения. Но проблема заключается в том, что в нынешнее военное время мне трудно будет попросить мать переехать жить в другое место. Хотя, конечно, после того как война закончится, ситуация будет совершенно иной.
— Ах, Ник, мне бы хотелось теперь же…
— Нет, не продолжайте, — быстро прервал он ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56