Катака появилась откуда-то сверху, как заведено у лимуров.
Она была серой, с белым воротником на шее и плечах, симметричными черными пятнами на груди и боках и черным хвостом. Глаза ярко-оранжевые с узкими щелями зрачков. К выражению ее лица с мерками хуманов подходить было нельзя, но по положению хвоста и ушей Алекс видел, что она в ярости, хоть и сдерживается, как могут только лимуры.
Лимуры, откровенно говоря, хуманов презирали. Почти половину студентов колледжа составляли лимуры, но совсем немногих из них Алекс мог считать друзьями. Остальные не желали знаться с ним.
– Ты. Незрелый. Глупый. Легкомысленный, упрямый и бестолковый. Просто безобразие выпускать такое позорище, но лишь бы избавиться от тебя хоть на время.
Она швырнула керамический значок прямо в лицо Алексу, тот больно ударил, но Алекс успел поймать его и растерянно пробормотал, уважительно склонив голову:
– Спасибо, мирр'тика ши шинта…
– До отъезда повидайся с директором-хуманом, – холодно сказала Катака, прервав длинную тираду с официальным выражением уважения и благодарности. – Ему надо кое-что объяснить тебе.
С этими словами лимурка подпрыгнула и исчезла в лабиринте зелени, расползшейся над базальтовыми камнями колледжа.
Алекс закончил укладывать скудные пожитки и в последний раз оглядел комнату, которая так долго была его домом. Потом повернулся – и дверь за ним захлопнулась. Навсегда.
Но тут же вернулся. Гамак тоже принадлежал ему: он сделал его во время курса по сетям и силкам. Алекс отцепил его, сложил и запихнул в мешок. Потом вышел из комнаты в последний раз.
Директор по работе с хуманами занимался студентами-хуманами. В это время дня он обычно был в зверинце: проверял, все ли обитатели живы и утащили ли студенты – и хуманы, и лимуры – корзины и лопаты. Разыскивая его, Алекс прошел по зданию колледжа, составленному из шестиугольных базальтовых плит (некогда здесь стоял храм, уже давно заброшенный, и теперь территория была застроена лимурскими строениями из дерева, бамбука и прутьев). Покинув темные стены, он спустился по извилистой тропинке между загонами для животных, разделенных на секции по видам: травоядные, крупные плотоядные, мелкие плотоядные и так далее. Некоторые загоны были построены из камня и разделены внутри на забранные стеклом или решетками клетки. В некоторые были встроены собственные очаги, чтобы подогревать полы для нежных видов, которые с трудом выносили даже мягкие зимы Жадеита. Имелись и открытые загоны, и деревянные сараи и стойла, и каменные ограды с прутьями из редкой и драгоценной бронзы: только она достаточно крепка, чтобы удержать некоторых животных. Лабиринт с открывающимися лишь в одну сторону воротами и подъемными дверями вел от загона к загону. Здесь содержались животные со всего архипелага; одни были потомками анимов прошлого, других по случаю привозили и разводили в надежде, что в один прекрасный день они, возможно, снабдят кого-нибудь анимом.
Вообще анимисты верили, что у всего – животных и даже растений, камней и погоды – есть душа. Иногда эти души можно увидеть глазами анима. И конечно, есть множество богов и духов, обычно не обладающих материальной формой. Но только у животных – и только млекопитающих – достаточно общего на метафизическом уровне с млекопитающими-анимистами, чтобы могли появиться животные-партнеры, обычно называемые «анимулэ». Далеко не каждый аним может быть совместим с каждым анимистом. В сущности, считалось, что вероятность установления связи анимиста с любым данным анимом весьма незначительна. Своего анима еще надо было найти. Для этого и предпринимался духовный поиск.
Профессор Синд объясняла это, показывая им стеклянные свистки, используемые для дрессировки.
– Если я дуну вот в этот, – говорила она, – вы все слышите звук?
Класс кивал. Она брала другой свисток и дула в него.
– А это слышите?
Студенты-хуманы качали головами, а студенты-лимуры важно кивали.
– Это вопрос… высоты звука. Похоже, все анимы существуют на разных уровнях звука; каждый отдельный аним может услышать только определенный уровень.
Алекс быстро шел мимо загонов, то и дело останавливаясь, чтобы проститься с друзьями – и студентами, и животными. Несмотря на возбуждение, связанное с выпуском, к горлу подкатил комок, когда Мотати, одна из его немногих друзей-лимуров, проявила совершенно нетипичную эмоциональность и робко обняла его, прижавшись мягкой шерсткой к лицу. На глаза навернулись слезы, когда он почесал сквозь прутья решетки совсем старого льва, пока урчащий зверь, по привычке, приобретенной в младенчестве, мирно посасывал кончик хвоста. Лев прожил здесь дольше Алекса, и тот знал, что, хоть и вернется, больше не увидит старика. Он погладил тусклую гриву, внимательно следя, чтобы зверь вдруг не повернулся и не откусил палец. Кое-кто из новичков, занятых ежедневной уборкой, смотрел на него с завистью: в первые годы обучения студентам запрещалось разговаривать с животными, прикасаться к ним или даже смотреть им в глаза.
Алекс пытался сократить прощание, но все равно задержался и перехватил директора только у последних загонов зверинца.
Здесь держали домашнюю скотину, предназначенную в пищу студентам и животным колледжа. Загоны со свиньями и козами, большой курятник, утки и гуси в пруду, несколько загонов с морскими свинками. По одному склону холма бродили траусы, другой склон занимало стадо буйных длиннорогих буйволов. За загонами склон становился более пологим; здесь начинались террасы полей с каменными оградами и дренажными канавами для орошения, на которых использовался имеющийся в колледже в изобилии навоз. Поля и фруктовые сады простирались вокруг колледжа повсюду, где землю можно было хоть как-то разровнять. Работали на полях студенты; сейчас несколько из них занимались ремонтом каменных загородок.
Директор-хуман, которого звали Уэлсон, перебравшись через изгородь, подталкивал буйвола-вожака, не желающего выходить из загона вместе со всем стадом. Он был не первой молодости (бык, а не директор) и не хотел спускаться по крутому склону. Двое студентов, ответственных за вывод стада на водопой и на пастбище, нервно переминались поблизости.
Директор еще раз похлопал быка по спине, потом потянул его за хвост. Бык обернулся к нему с удивительным проворством, грозя огромными рогами в форме полумесяца, и директор, едва успев отскочить, потерял равновесие и спиной перевалился через изгородь. Бык фыркнул и медленно прошествовал к реке; студенты осторожно следовали за ним.
Когда Алекс подошел, директор уже встал и отряхивался, усмехаясь, но стараясь сохранять достоинство. Анима директора, грязная бурая длиннохвостая обезьянка, сидела неподалеку под лимонным деревом, угрожающе скаля зубы вслед удаляющемуся буйволу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Она была серой, с белым воротником на шее и плечах, симметричными черными пятнами на груди и боках и черным хвостом. Глаза ярко-оранжевые с узкими щелями зрачков. К выражению ее лица с мерками хуманов подходить было нельзя, но по положению хвоста и ушей Алекс видел, что она в ярости, хоть и сдерживается, как могут только лимуры.
Лимуры, откровенно говоря, хуманов презирали. Почти половину студентов колледжа составляли лимуры, но совсем немногих из них Алекс мог считать друзьями. Остальные не желали знаться с ним.
– Ты. Незрелый. Глупый. Легкомысленный, упрямый и бестолковый. Просто безобразие выпускать такое позорище, но лишь бы избавиться от тебя хоть на время.
Она швырнула керамический значок прямо в лицо Алексу, тот больно ударил, но Алекс успел поймать его и растерянно пробормотал, уважительно склонив голову:
– Спасибо, мирр'тика ши шинта…
– До отъезда повидайся с директором-хуманом, – холодно сказала Катака, прервав длинную тираду с официальным выражением уважения и благодарности. – Ему надо кое-что объяснить тебе.
С этими словами лимурка подпрыгнула и исчезла в лабиринте зелени, расползшейся над базальтовыми камнями колледжа.
Алекс закончил укладывать скудные пожитки и в последний раз оглядел комнату, которая так долго была его домом. Потом повернулся – и дверь за ним захлопнулась. Навсегда.
Но тут же вернулся. Гамак тоже принадлежал ему: он сделал его во время курса по сетям и силкам. Алекс отцепил его, сложил и запихнул в мешок. Потом вышел из комнаты в последний раз.
Директор по работе с хуманами занимался студентами-хуманами. В это время дня он обычно был в зверинце: проверял, все ли обитатели живы и утащили ли студенты – и хуманы, и лимуры – корзины и лопаты. Разыскивая его, Алекс прошел по зданию колледжа, составленному из шестиугольных базальтовых плит (некогда здесь стоял храм, уже давно заброшенный, и теперь территория была застроена лимурскими строениями из дерева, бамбука и прутьев). Покинув темные стены, он спустился по извилистой тропинке между загонами для животных, разделенных на секции по видам: травоядные, крупные плотоядные, мелкие плотоядные и так далее. Некоторые загоны были построены из камня и разделены внутри на забранные стеклом или решетками клетки. В некоторые были встроены собственные очаги, чтобы подогревать полы для нежных видов, которые с трудом выносили даже мягкие зимы Жадеита. Имелись и открытые загоны, и деревянные сараи и стойла, и каменные ограды с прутьями из редкой и драгоценной бронзы: только она достаточно крепка, чтобы удержать некоторых животных. Лабиринт с открывающимися лишь в одну сторону воротами и подъемными дверями вел от загона к загону. Здесь содержались животные со всего архипелага; одни были потомками анимов прошлого, других по случаю привозили и разводили в надежде, что в один прекрасный день они, возможно, снабдят кого-нибудь анимом.
Вообще анимисты верили, что у всего – животных и даже растений, камней и погоды – есть душа. Иногда эти души можно увидеть глазами анима. И конечно, есть множество богов и духов, обычно не обладающих материальной формой. Но только у животных – и только млекопитающих – достаточно общего на метафизическом уровне с млекопитающими-анимистами, чтобы могли появиться животные-партнеры, обычно называемые «анимулэ». Далеко не каждый аним может быть совместим с каждым анимистом. В сущности, считалось, что вероятность установления связи анимиста с любым данным анимом весьма незначительна. Своего анима еще надо было найти. Для этого и предпринимался духовный поиск.
Профессор Синд объясняла это, показывая им стеклянные свистки, используемые для дрессировки.
– Если я дуну вот в этот, – говорила она, – вы все слышите звук?
Класс кивал. Она брала другой свисток и дула в него.
– А это слышите?
Студенты-хуманы качали головами, а студенты-лимуры важно кивали.
– Это вопрос… высоты звука. Похоже, все анимы существуют на разных уровнях звука; каждый отдельный аним может услышать только определенный уровень.
Алекс быстро шел мимо загонов, то и дело останавливаясь, чтобы проститься с друзьями – и студентами, и животными. Несмотря на возбуждение, связанное с выпуском, к горлу подкатил комок, когда Мотати, одна из его немногих друзей-лимуров, проявила совершенно нетипичную эмоциональность и робко обняла его, прижавшись мягкой шерсткой к лицу. На глаза навернулись слезы, когда он почесал сквозь прутья решетки совсем старого льва, пока урчащий зверь, по привычке, приобретенной в младенчестве, мирно посасывал кончик хвоста. Лев прожил здесь дольше Алекса, и тот знал, что, хоть и вернется, больше не увидит старика. Он погладил тусклую гриву, внимательно следя, чтобы зверь вдруг не повернулся и не откусил палец. Кое-кто из новичков, занятых ежедневной уборкой, смотрел на него с завистью: в первые годы обучения студентам запрещалось разговаривать с животными, прикасаться к ним или даже смотреть им в глаза.
Алекс пытался сократить прощание, но все равно задержался и перехватил директора только у последних загонов зверинца.
Здесь держали домашнюю скотину, предназначенную в пищу студентам и животным колледжа. Загоны со свиньями и козами, большой курятник, утки и гуси в пруду, несколько загонов с морскими свинками. По одному склону холма бродили траусы, другой склон занимало стадо буйных длиннорогих буйволов. За загонами склон становился более пологим; здесь начинались террасы полей с каменными оградами и дренажными канавами для орошения, на которых использовался имеющийся в колледже в изобилии навоз. Поля и фруктовые сады простирались вокруг колледжа повсюду, где землю можно было хоть как-то разровнять. Работали на полях студенты; сейчас несколько из них занимались ремонтом каменных загородок.
Директор-хуман, которого звали Уэлсон, перебравшись через изгородь, подталкивал буйвола-вожака, не желающего выходить из загона вместе со всем стадом. Он был не первой молодости (бык, а не директор) и не хотел спускаться по крутому склону. Двое студентов, ответственных за вывод стада на водопой и на пастбище, нервно переминались поблизости.
Директор еще раз похлопал быка по спине, потом потянул его за хвост. Бык обернулся к нему с удивительным проворством, грозя огромными рогами в форме полумесяца, и директор, едва успев отскочить, потерял равновесие и спиной перевалился через изгородь. Бык фыркнул и медленно прошествовал к реке; студенты осторожно следовали за ним.
Когда Алекс подошел, директор уже встал и отряхивался, усмехаясь, но стараясь сохранять достоинство. Анима директора, грязная бурая длиннохвостая обезьянка, сидела неподалеку под лимонным деревом, угрожающе скаля зубы вслед удаляющемуся буйволу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96