— Идет дождь. Не угодно ли, Матиас, я вас подвезу? — спросил Солонэ. — Мой кабриолет у ворот.
— Моя карета к вашим услугам, — сказал Поль, которому, очевидно, хотелось лично проводить старика.
— Я не хочу, чтобы вы теряли из-за меня время, — ответил Матиас, — и воспользуюсь любезностью коллеги.
— Ну-с, — сказал Ахилл Нестору, когда экипаж уже катил по мостовой, — вы поступили, право, как настоящий патриарх. В самом деле, молодые люди разорились бы.
— Меня испугало предстоящее им будущее, — сказал Матиас, не распространяясь по поводу истинной подоплеки своего предложения.
Нотариусы походили сейчас на двух актеров, обменивающихся за кулисами рукопожатием, после того как на сцене они только что бросили друг другу гневный вызов.
— Так, значит, — сказал Солонэ, думавший, между тем, о юридической стороне дела, — на меня возлагается покупка имений, о которых вы говорили? Ведь приданое предназначено именно для этой цели?
— А как же иначе собственность мадемуазель Эванхелиста может войти в майорат, учреждаемый графом де Манервилем? — спросил Матиас.
— Этот вопрос может разрешить министерство юстиции, — ответил Солонэ.
— Но ведь я являюсь нотариусом обеих сторон, — возразил Матиас. — А впрочем, господин де Манервиль может купить земли на свое имя. Составляя купчие, мы упомянем, что имения приобретаются на капитал, полученный в приданое.
— У вас на все есть ответ, старина! — сказал Солона, смеясь. — Вы нынче были бесподобны, вы разбили вас в пух и прах.
— Для старика, не подозревавшего о ваших пушках, заряженных картечью, это не так уж плохо, а?
— Ха-ха-ха! — рассмеялся Солонэ.
Жестокая борьба, поставившая на карту все благосостояние семьи, была для них лишь поводом для юридических споров.
— Сорок лет практики — это не безделица! — заметил Матиас. — Послушайте-ка, Солонэ, я человек покладистый: вы можете вместе со мной составить купчие на земли, которые будут присоединены к майорату.
— Благодарю вас, дорогой Матиас. В любое время я к вашим услугам.
Пока оба нотариуса ехали домой, мирно беседуя и ощущая лишь некоторое жжение в глотке, Поль и г-жа Эванхелиста чувствовали нервную дрожь, сосание под Ложечкой и легкое головокружение, какое после напряженного разговора испытывают люди с горячим характером под наплывом взбаламученных чувств и желаний. Когда уже готовы были утихнуть последние отголоски бури, г-же Эванхелиста пришла в голову ужасная мысль, блеснувшая, как молния, и вселившая в нее тревогу. «Уж не разрушил ли мэтр Матиас в несколько минут все, над чем я трудилась целых полгода? — всполошилась она. — Не помог ли он Полю выйти из-под моего влияния, пробудив в нем подозрительность, пока они беседовали в соседней гостиной?»
Госпожа Эванхелиста стояла перед камином, в задумчивости облокотившись на мраморную доску. Когда затворились ворота за каретой, увозившей нотариусов, она повернулась к Полю, нетерпеливо желая разрешить свои сомнения.
— Это самый ужасный день в моей жизни! — воскликнул Поль, в восторге, что спор кончился. — До чего, однако, несговорчив старина Матиас! Да услышит бог его пожелания, чтобы я стал пэром Франции! Милая Натали, мне хочется этого не столько для себя, сколько для вас. Вы — все мое честолюбие. Я живу только вами!
Велика была радость г-жи Эванхелиста, когда она услышала слова Поля, сказанные от всего сердца, и заглянула в прозрачную лазурь его глаз, — ни в его взгляде, ни в выражении его лица нельзя было заметить никакой задней мысли. Она упрекала себя за те колючие слова, какими позволила себе пришпорить Поля; упиваясь победой, она решила в будущем установить мир и согласие. Обычным своим спокойным тоном, придав своим глазам обаятельное выражение мягкого дружелюбия, она обратилась к Полю:
— Я могла бы сказать то же самое. Я погорячилась, мой мальчик, но ведь это не со зла. Что поделаешь — испанская кровь! Оставайтесь всегда таким, как сейчас, — добрым, как ангел; забудьте мои необдуманные слова и дайте мне руку.
Поль был смущен, чувствовал себя бесконечно виноватым; он обнял г-жу Эванхелиста.
— Милый Поль, — сказала она растроганно, — почему эти крючкотворы не уладили дело без нас, раз все можно было так хорошо уладить!
— Зато я увидел, — ответил Поль, — как вы великодушны и благородны.
— О да, Поль! — воскликнула Натали, пожимая ему руку.
— Нам нужно еще, мой мальчик, поговорить о кое-каких мелочах, — сказала г-жа Эванхелиста. — Многие придают большое значение пустякам, но мы с дочерью стоим выше их. Натали не нуждается в бриллиантах, я отдаю ей свои.
— Ах, маменька, неужели вы думаете, что я возьму их? — воскликнула Натали.
— Да, дитя мое, ведь это — одно из условий контракта.
— Но я не хочу, не согласна тогда выходить замуж! — возмутилась Натали. — Пусть эти драгоценности останутся у вас; ведь для отца было таким удовольствием дарить их вам. Как может Поль требовать…
— Помолчи, девочка, — сказала мать, глаза которой наполнились слезами. — За свое неумение вести дела мне придется поплатиться еще большим…
— Чем же?
— Придется продать наш особняк, чтобы уплатить тебе свой долг.
— Разве вы что-нибудь должны мне? Ведь я обязана вам всей жизнью! Я ваша вечная должница! Если ради моего замужества вам придется принести в жертву хоть самую малость, — я замуж не выйду, так и знайте!
— Дитя!
— Милая Натали, — сказал Поль, — поймите, что никто из нас не требует никаких жертв ни я, ни вы, ни ваша мать; они нужны нашим будущим детям…
— А если я не пойду за вас? — перебила она.
— Значит, вы не любите меня? — воскликнул Поль.
— Перестань, глупенькая! Ты думаешь, что брачный контракт — все равно что карточный домик, на который стоит только дунуть — и конец? Глупышка, ты даже не знаешь, каких трудов стоило уладить вопрос о майорате для твоего первенца! Так не создавай же для нас новых помех.
— Но зачем разорять маменьку? — спросила Натали, взглянув на Поля.
— А зачем вы так богаты? — возразил он, улыбаясь.
— Перестаньте спорить, дети, ведь вы еще не поженились, — сказала г-жа Эванхелиста. — Слушайте, Поль, Натали не нуждается ни в свадебных подарках, ни в нарядах, ни в драгоценностях. У нее и так всего довольно. Чем тратиться на подношения, лучше приберечь деньги на кое-какие роскошества в домашней жизни. Какая глупость, какое мещанство — выбрасывать сотню тысяч франков на подарки, от которых вскоре не останется ничего, кроме шкатулки, подбитой белым атласом! Напротив, пять тысяч франков в год на наряды избавят молодую женщину от целой кучи забот; тогда этих ста тысяч хватит на всю жизнь. Наконец деньги, сбереженные на свадебных подарках, пригодятся вам, чтоб заново отделать ваш парижский дом. А весной мы переедем в Ланстрак, так как за зиму Солона ликвидирует мои дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44