ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Она избавила меня от этого труда, подвергнув меня настоящему допросу. Я после узнал, что она всегда так занимает незнакомых ей людей. Встречали вы когда-нибудь рассеянных людей, которые машинально задают вопросы, нисколько не интересуясь ответами? Она начала.
– Где вы жили в Америке?
– В Тадморе, в штате Иллинойс.
– Что за место Тадмор?
При таких обстоятельствах, я не мог особенно хорошо описать место.
– Что заставило вас ехать в Тадмор?
Невозможно было ответить на это, не говоря об Общине. Предполагая, что Община не может ее интересовать, я сказал о ней только несколько слов. К моему удивлению она заинтересовалась. Допрос продолжался, но теперь она не только слушала, но ждала с нетерпением ответов.
– В вашей Общине есть женщины?
– Женщин почти столько же, как и мужчин.
В ее глазах блеснул живой луч интереса, совершенно преобразивший их. Она заговорила быстро.
– Между приехавшими из Англии есть женщины, не имеющие ни родных, ни друзей?
– Да, у некоторых нет никого.
Я думал о Меллисент, говоря это. Уж не интересовалась ли она Меллисент? Следующий вопрос привел меня в совершенное недоумение и показал, что мое предположение было ошибочно.
– Между ними есть молодые женщины?
Мистер Фарнеби, стоявший до сих пор спиной к нам, вдруг обернулся и посмотрел на нее, когда она спросила есть ли между ними молодые женщины.
– О да, – сказал я. – Есть совершенные девочки.
Она так придвинулась ко мне, что ее колени касались моих.
– Каких лет? – спросила она.
Мистер Фарнеби оставил окно, подошел к дивану и прервал нас.
– Отвратительная стоит погода, не правда ли? – сказал он. – Вероятно, климат Америки…
Мистрис Фарнеби перебила своего мужа.
– Каких лет? – повторила она громче.
Вежливость требовала, чтобы я ответил хозяйке дома.
– Некоторым от 18 до 20 лет, другие моложе.
– Много моложе?
– Есть шестнадцати– и семнадцатилетние. – Волнение ее увеличилось, она схватила мою руку, чтобы совершенно овладеть моим вниманием.
– Американки или англичанки? – спросила она. Ее толстые, твердые пальцы держали мою руку, как в тисках.
– Вы будете в городе в ноябре? – спросил мистер Фарнеби опять намеренно прерывая нас. – Если вы хотите видеть Лорда-Мэра…
Мистрис Фарнеби с нетерпением потрясла меня за руку.
– Англичанки или американки? – повторила она еще настойчивее.
Мистер Фарнеби взглянул на нее. Если бы он мог одной силой воли бросить ее в пылающий огонь и сжечь в одну минуту, он сделал бы это. Его румяное лицо побледнело от сдержанного бешенства, когда он обернулся ко мне.
– Пойдемте, я вам покажу свои картины, – сказал он.
Его жена все еще крепко держала меня за руку. Нравилось ли ему это или нет, я должен был опять отвечать ей.
– Есть и американки, и англичанки, – сказал я.
Глаза ее широко раскрылись от ожидания. Она наклонилась так близко ко мне, что ее горячее дыхание касалось моих щек.
– Родившиеся в Англии?
– Нет, в Тадморе.
Она отпустила мою руку. Взгляд ее вдруг потух, она отвернулась, как будто совершенно забыв о моем присутствии, поднялась с дивана и села на стул у камина.
Мистер Фарнеби, побледнев еще сильней, подошел к ней, когда она переменила место. Я встал, чтобы посмотреть на картины, висевшие на стене: вы заметили, очевидно на пароходе, что у меня очень тонкий слух. Хотя мы были на противоположных концах комнаты, я слышал, что он шепнул, наклонившись к ней. – Чертовка ты этакая! – Вот что мистер Фарнеби сказал своей жене.
Часы на камине пробили половину восьмого. Гости стали входить один за другим. Они произвели на меня слабое впечатление, так как я был ошеломлен только что виденной мной сиеной из супружеской жизни. Мысли мои поглощены виденным и слышанным мной. Быть может, мистрис Фарнеби была немного помешана? Я прогнал эту мысль, как только она появилась. Ничто не оправдывало такого предположения. Вероятнее всего, она глубоко интересовалась какой-нибудь отсутствующей (может быть, погибшей) молодой девушкой, которой, судя по ее волнению и тону, не могло быть более шестнадцати или семнадцати лет. Сколько времени лелеяла она надежду видеть девушку или услышать о ней? Во всяком случае, надежда пустила очень глубокие корни, потому что она потеряла самообладание, когда я случайно коснулся этого предмета. Что касается ее мужа, это обстоятельство не только было ему неприятно, но даже приводило его в такое бешенство, что он не мог сдержать себя в присутствии третьего лица, приглашенного в его дом. Не сделал ли он какого-нибудь зла девушке? Не был ли он виновником ее исчезновения? Знала ли это его жена или только подозревала? Кто была эта девушка? Почему миссис Фарнеби принимала в ней такое удивительное участие, миссис Фарнеби, все интересы которой должны бы быть сосредоточены на приемной дочери, на сироте-племяннице, так как у нее не было своих детей? Я совершенно запутался в этих предположениях.
Разгадайте мне эту загадку и позвольте мне вернуться к обеду мистера Фарнеби, ожидавшему на столе.
Слуга распахнул дверь гостиной, и самый почетный гость повел мистрис Фарнеби в столовую. Я начал наблюдать за тем, что происходило вокруг меня. Не приглашали ни одной дамы, а мужчины все были уже пожилые. Я тщетно искал прелестную племянницу. Она, может быть, была нездорова? Я осмелился задать этот вопрос мистеру Фарнеби. Он ответил мне не очень любезно.
– Вы ее увидите за чайным столом, когда мы пойдем в гостиную. Молодым особам не место на званых обедах.
Когда я вышел в залу, я взглянул наверх, не знаю почему, может быть, на меня подействовал магнетизм. Во всяком случае я был вознагражден. Красивое, молодое лицо наклонилось над перилами и тотчас скромно спряталось. Кроме меня и мистера Фарнеби, все были еще в столовой. Уж не на молодого ли социалиста она смотрела?
Опять прервал письмо, благодаря перемене в погоде. Туман исчез, лакей гасит газ, и сероватая мгла врывается в комнату. Я спросил идет ли еще дождь. Он улыбается, потирает руки и говорит.
– Кажется, скоро прояснеет, сударь. – Волосы этого человека седые, он всю жизнь был официантом в Лондоне и все-таки весело смотрит на жизнь. Сколько силы и ума потрачено на пустяки!
Ну, теперь расскажу об обеде Фарнеби.
– Мне еще тяжело, Руфус, когда я думаю о нем. Так много было блюд, а мистер Фарнеби непременно требовал, чтоб ели всего. Его взор останавливался на мне, если я оставлял что-нибудь на тарелке и, казалось, говорил: „Я заплатил за этот роскошный обед и хочу, чтобы вы его ели“. В меню обеда было напечатано, какие вина мы обязаны пить после каждого блюда. Уже в самом начале обеда я попал в беду. Вкус хереса, например, мне положительно противен, а Рейнвейн превращается в уксус, когда я его глотаю. Я спросил вина, которое мог пить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95