И лишь упав на землю, она испустила предсмертный крик, который донесся до слуха Джеффри Хоуксмура в комнате наверху.
Кровь Маргарет окрасила снег под ней. Пальцы ее разжались, и на снегу мягко заблестело золото браслета, засверкал изумруд и заиграли жемчуга.
Муж наклонился и поднял браслет, только что подаренный жене ее любовником. Затем он опустил вещицу в карман, носком сапога отодвинул тело от двери и обнажил шпагу.
Джеффри вполне хватило бы времени, чтобы открыть в комнате окошко, выходившее во двор. Хватило бы времени, чтобы сбежать по крышам домов. Но вместо этого он быстро спустился по лестнице и оказался на улице. Он уже знал, какая картина предстанет его глазам. У Маргарет не было ни единого шанса на спасение. Когда Джеффри повернулся лицом к Равенспиру, в руке его блеснула обнаженная шпага.
Давние враги молча обменялись ненавидящими взглядами. Джеффри отсалютовал противнику шпагой, но не успел он опустить ее, как ему в спину вонзился кинжал наемного убийцы, проникнув сквозь ребра прямо в сердце.
Равенспир, опустив оружие, подошел поближе к умирающему врагу.
— Ты опозорил род Равенспиров, щенок, и поэтому позорно умираешь. Нож в спину — это все, что ты заслужил.
— И ты еще смеешь говорить о чести, Равенспир?..
Джеффри выговаривал слова медленно, с трудом, на его губах пузырилась кровь. И все же умирающему удалось вложить иронию в свои последние слова.
— Вспомни Эстер и вспомни бесчестье.
Окровавленные губы еще смогли сложиться в улыбку. Голубые глаза на секунду презрительно сощурились, но тут же подернулись пленкой, померкли, и Джеффри Хоуксмур умер рядом со своей возлюбленной, смешав на снегу свою и ее кровь.
Глава 1
Лондон, 1709 год
Королева Анна осторожно опустила свое оплывшее тело в большое кресло, обтянутое пурпурным бархатом и отделанное золотой тесьмой. Кресло стояло во главе длинного стола в зале совета Вестминстерского дворца. Придворные дамы, стоявшие по обеим сторонам от ее величества, тщательно уложили аккуратными складками шлейф ее парадного платья, старательно прикрыв распухшие и забинтованные ноги своей повелительницы, осторожно поставленные на бархатную подушечку. Несмотря на их заботливые движения, королева не смогла сдержать болезненной гримасы. Сегодня ее подагра разыгралась как никогда.
Эту гримасу заметили люди, ожидавшие в комнате и после прихода королевы, занявшие свои места за длинным столом. Им стало ясно, что королева сегодня раздражена, непредсказуема и, скорее всего на нынешнем заседании совета будет капризна.
— Все хорошо. Можете оставить меня.
С этими словами королева махнула сложенным веером своим придворным дамам, которые тут же присели в глубоком реверансе и, отступив от королевского кресла, исчезли за портьерами, которые отделяли помещение совета от передней.
Королева сделала изрядный глоток вина из кубка, стоявшего около ее локтя. Лицо ее побагровело, налитые кровью глаза заплыли и превратились в щелочки на покрытом пятнами лице. Волосы королевы были уложены весьма небрежно, платье собралось складками на располневшем теле, не затянутом сейчас в корсет, в глазах застыло выражение боли. Она, нахмурясь, оглядела сидящих за столом людей, по очереди всматриваясь в каждое лицо.
Наконец взгляд ее остановился на мужчине, сидевшем у дальнего конца стола. Человеку этому на вид можно было дать примерно лет тридцать пять, волосы его были подстрижены коротким ежиком. На нем хорошо сидели темный камзол и бриджи серого бархата. Большие кисти рук, на пальцах которых не сверкало ни единого перстня, покоились на столе, ногти были коротко острижены. Руки солдата и настоящего рубаки, покрытые мозолями, которые их владелец заработал во многих битвах на полях Европы.
— Лорд Хоуксмур, мы рады вас приветствовать. Вы привезли нам известия от герцога Мальборо?
Саймон Хоуксмур склонил голову, но остался сидеть в кресле.
— Ваше величество будут им рады. Его светлость поручил мне сообщить вам все о битве при Мальплаке.
Его голос был низким, глубоким и неожиданно мелодичным для прирожденного воина, щеку которого украшал едва подживший шрам.
— Надеюсь, сэр, ваши раны уже зажили?
Лорд Хоуксмур снова поклонился.
— В значительной степени, мадам.
Он протянул запечатанное послание слуге, который, в свою очередь, почтительно поднес его королеве.
Та сломала печать и молча читала доклад несколько минут, после чего отложила его в сторону.
— Наш генерал в высшей степени лестно оценивает вашу доблесть на поле брани, лорд Хоуксмур. Он чрезвычайно сожалеет, что ваши раны не дают вам возможности вернуться к нему на службу.
Герцог Мальборо в письме также просил свою владычицу отметить доблесть графа наградой, но королева Анна никогда не славилась щедростью.
Она сделала еще глоток из своего кубка. Новая волна боли заставила ее свести брови. Сумрачный взгляд королевы снова прошелся по лицам людей, сидевших по обе стороны стола, и остановился, наконец, на смуглом человеке с угловатыми чертами лица и темно-серыми глазами. На голове у него красовался парик с косичкой на затылке; человек был одет в парадный, шитый изумрудным шелком костюм, резко контрастировавший с одеянием лорда Хоуксмура, сидевшего напротив него. Но ведь Равенспиры в отличие от Хоуксмуров никогда не были приверженцами холодного аскетизма пуритан.
Дед Саймона Хоуксмура в 1649 году был казнен по приказу короля. Семья Хоуксмур отличилась во времена протектората Оливера Кромвеля и после Реставрации была наказана с той же суровостью, с какой в свое время Кромвель наказывал сторонников свергнутого короля Карла I. В обществе вражда двух лагерей уже не проявлялась, по крайней мере, открыто. Однако в частной жизни подданных, как информировали королеву, все оставалось по-прежнему. И не было еще двух таких семей во всей Англии, между которыми пролегла бы столь глубокая вражда, как между Хоуксмурами и Равенспирами.
Королева улыбнулась, хотя лицо ее выражало скорее боль, чем удовольствие. Ее постельничая Сара, герцогиня Мальборо, сделала на днях весьма верное замечание. В сферу интересов правительницы государства обязательно должно входить установление мира и согласия между подданными, особенно теми, кто занимает высокое положение при ее дворе. Но обязанностью повелительницы также является вознаграждение тех, кто верой и правдой служит ей, по возможности без ущерба для казны. Герцогине на ум пришел хитрый план, с помощью которого можно ублажить герцога Мальборо и наградить графа Хоуксмура. Причем королеве эта награда обойдется всего лишь в цену нового платья да еще в какую-нибудь блестящую безделушку для невесты. К тому же ей сразу удастся наладить отношения между двумя враждующими семействами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Кровь Маргарет окрасила снег под ней. Пальцы ее разжались, и на снегу мягко заблестело золото браслета, засверкал изумруд и заиграли жемчуга.
Муж наклонился и поднял браслет, только что подаренный жене ее любовником. Затем он опустил вещицу в карман, носком сапога отодвинул тело от двери и обнажил шпагу.
Джеффри вполне хватило бы времени, чтобы открыть в комнате окошко, выходившее во двор. Хватило бы времени, чтобы сбежать по крышам домов. Но вместо этого он быстро спустился по лестнице и оказался на улице. Он уже знал, какая картина предстанет его глазам. У Маргарет не было ни единого шанса на спасение. Когда Джеффри повернулся лицом к Равенспиру, в руке его блеснула обнаженная шпага.
Давние враги молча обменялись ненавидящими взглядами. Джеффри отсалютовал противнику шпагой, но не успел он опустить ее, как ему в спину вонзился кинжал наемного убийцы, проникнув сквозь ребра прямо в сердце.
Равенспир, опустив оружие, подошел поближе к умирающему врагу.
— Ты опозорил род Равенспиров, щенок, и поэтому позорно умираешь. Нож в спину — это все, что ты заслужил.
— И ты еще смеешь говорить о чести, Равенспир?..
Джеффри выговаривал слова медленно, с трудом, на его губах пузырилась кровь. И все же умирающему удалось вложить иронию в свои последние слова.
— Вспомни Эстер и вспомни бесчестье.
Окровавленные губы еще смогли сложиться в улыбку. Голубые глаза на секунду презрительно сощурились, но тут же подернулись пленкой, померкли, и Джеффри Хоуксмур умер рядом со своей возлюбленной, смешав на снегу свою и ее кровь.
Глава 1
Лондон, 1709 год
Королева Анна осторожно опустила свое оплывшее тело в большое кресло, обтянутое пурпурным бархатом и отделанное золотой тесьмой. Кресло стояло во главе длинного стола в зале совета Вестминстерского дворца. Придворные дамы, стоявшие по обеим сторонам от ее величества, тщательно уложили аккуратными складками шлейф ее парадного платья, старательно прикрыв распухшие и забинтованные ноги своей повелительницы, осторожно поставленные на бархатную подушечку. Несмотря на их заботливые движения, королева не смогла сдержать болезненной гримасы. Сегодня ее подагра разыгралась как никогда.
Эту гримасу заметили люди, ожидавшие в комнате и после прихода королевы, занявшие свои места за длинным столом. Им стало ясно, что королева сегодня раздражена, непредсказуема и, скорее всего на нынешнем заседании совета будет капризна.
— Все хорошо. Можете оставить меня.
С этими словами королева махнула сложенным веером своим придворным дамам, которые тут же присели в глубоком реверансе и, отступив от королевского кресла, исчезли за портьерами, которые отделяли помещение совета от передней.
Королева сделала изрядный глоток вина из кубка, стоявшего около ее локтя. Лицо ее побагровело, налитые кровью глаза заплыли и превратились в щелочки на покрытом пятнами лице. Волосы королевы были уложены весьма небрежно, платье собралось складками на располневшем теле, не затянутом сейчас в корсет, в глазах застыло выражение боли. Она, нахмурясь, оглядела сидящих за столом людей, по очереди всматриваясь в каждое лицо.
Наконец взгляд ее остановился на мужчине, сидевшем у дальнего конца стола. Человеку этому на вид можно было дать примерно лет тридцать пять, волосы его были подстрижены коротким ежиком. На нем хорошо сидели темный камзол и бриджи серого бархата. Большие кисти рук, на пальцах которых не сверкало ни единого перстня, покоились на столе, ногти были коротко острижены. Руки солдата и настоящего рубаки, покрытые мозолями, которые их владелец заработал во многих битвах на полях Европы.
— Лорд Хоуксмур, мы рады вас приветствовать. Вы привезли нам известия от герцога Мальборо?
Саймон Хоуксмур склонил голову, но остался сидеть в кресле.
— Ваше величество будут им рады. Его светлость поручил мне сообщить вам все о битве при Мальплаке.
Его голос был низким, глубоким и неожиданно мелодичным для прирожденного воина, щеку которого украшал едва подживший шрам.
— Надеюсь, сэр, ваши раны уже зажили?
Лорд Хоуксмур снова поклонился.
— В значительной степени, мадам.
Он протянул запечатанное послание слуге, который, в свою очередь, почтительно поднес его королеве.
Та сломала печать и молча читала доклад несколько минут, после чего отложила его в сторону.
— Наш генерал в высшей степени лестно оценивает вашу доблесть на поле брани, лорд Хоуксмур. Он чрезвычайно сожалеет, что ваши раны не дают вам возможности вернуться к нему на службу.
Герцог Мальборо в письме также просил свою владычицу отметить доблесть графа наградой, но королева Анна никогда не славилась щедростью.
Она сделала еще глоток из своего кубка. Новая волна боли заставила ее свести брови. Сумрачный взгляд королевы снова прошелся по лицам людей, сидевших по обе стороны стола, и остановился, наконец, на смуглом человеке с угловатыми чертами лица и темно-серыми глазами. На голове у него красовался парик с косичкой на затылке; человек был одет в парадный, шитый изумрудным шелком костюм, резко контрастировавший с одеянием лорда Хоуксмура, сидевшего напротив него. Но ведь Равенспиры в отличие от Хоуксмуров никогда не были приверженцами холодного аскетизма пуритан.
Дед Саймона Хоуксмура в 1649 году был казнен по приказу короля. Семья Хоуксмур отличилась во времена протектората Оливера Кромвеля и после Реставрации была наказана с той же суровостью, с какой в свое время Кромвель наказывал сторонников свергнутого короля Карла I. В обществе вражда двух лагерей уже не проявлялась, по крайней мере, открыто. Однако в частной жизни подданных, как информировали королеву, все оставалось по-прежнему. И не было еще двух таких семей во всей Англии, между которыми пролегла бы столь глубокая вражда, как между Хоуксмурами и Равенспирами.
Королева улыбнулась, хотя лицо ее выражало скорее боль, чем удовольствие. Ее постельничая Сара, герцогиня Мальборо, сделала на днях весьма верное замечание. В сферу интересов правительницы государства обязательно должно входить установление мира и согласия между подданными, особенно теми, кто занимает высокое положение при ее дворе. Но обязанностью повелительницы также является вознаграждение тех, кто верой и правдой служит ей, по возможности без ущерба для казны. Герцогине на ум пришел хитрый план, с помощью которого можно ублажить герцога Мальборо и наградить графа Хоуксмура. Причем королеве эта награда обойдется всего лишь в цену нового платья да еще в какую-нибудь блестящую безделушку для невесты. К тому же ей сразу удастся наладить отношения между двумя враждующими семействами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102