Все это послужило вкусным гарниром к речной форели в масле, посыпанной сверху толченым миндалем.
Даниэль с жадностью посмотрела на подрумяненную оленью ляжку, но когда граф отрезал ей большой кусок, вынуждена была отказаться, сокрушенно покачав головой. Блюдо тонко нарезанной и аппетитно пахнувшей картошки, поджаренной на решетке, также было отвергнуто. Линтон с изумлением посмотрел на девушку и с деланным испугом сказал:
— При такой спартанской диете бриджи младшего сына хозяйки никогда не станут вам впору.
— Не далее как вчера, милорд, вы предупреждали меня о необходимости соблюдать умеренность в еде. Кроме того, мой желудок не привык к жирной пище. И я не хочу лишить вас сна, заставив всю ночь держать мою голову над тазом.
— Вы неисправимы, Данни! Был ли хоть один случай, когда вы не нашлись, что ответить, мадемуазель Даниэль де Сан-Варенн?
Линтон откинулся на спинку стула и с наслаждением отпил глоток вина из бокала, с нескрываемым интересом глядя на девушку.
— Просто я не привыкла лезть за словом в карман, милорд, — сказала Даниэль с очаровательной улыбкой.
Граф негромко рассмеялся. Он признался себе, что с удовольствием провел бы весь вечер в словесной дуэли с этой необычной собеседницей, обладающей острым языком и быстрым умом, красоту которой скрывал смешной костюм. В ее больших карих глазах можно было прочесть готовность к молниеносному ответу на любой выпад. И еще нечто, чего граф предпочел бы сейчас не видеть: полное скрытого кокетства сознание своей женственности и привлекательности. Прелестные, чуть полноватые губы шаловливо изгибались в лукавой улыбке, а слабый румянец только оттенял матовую белизну щек.
Линтон допил вино и пододвинул к себе бутылку коньяка.
Прошло еще с полчаса или, может, чуть больше. Граф поднял голову и неожиданно заявил:
— Если вы закончили ужинать, дитя мое, вам самое время поискать себе место для ночлега.
Глаза его затуманились, язык слегка заплетался.
Лицо Даниэль сразу вытянулось. Она мгновенно вскочила из-за стола и ответила ледяным тоном:
— Как прикажете, милорд.
И вышла из комнаты, оставив Джастина наедине с его меланхолическими размышлениями.
У Линтона не было намерений говорить с девушкой так резко. Неохваченный внезапным, непреодолимым желанием, он просто не мог поступить иначе. Ведь эта девушка была еще ребенком! Маленьким невинным созданием! И воспользоваться этим было бы безбожно!
Но если быть совсем откровенным, Даниэль вряд ли можно было так назвать, и встреть ее граф при любых других обстоятельствах, заботливое ухаживание за достойной девушкой с целью женитьбы выглядело бы совершенно естественным. Но сейчас она доверилась ему, даже догадываясь о своей сексуальности. Или о том, что может разбудить в нем плотское желание…
Когда граф наконец улегся в постель, было уже очень поздно. Он чувствовал, что явно «перебрал». Выпил слишком много великолепного хозяйского коньяка. Нет, конечно, Линтон был в состоянии говорить и передвигаться, но он очень нервничал и раздражался больше, чем обычно. Наговорив резкостей горничной, граф потребовал целую кучу постельного белья и подушек для «страдающего хронической бессонницей слуги». Затем Джастин все же взял себя в руки, молча разделся и, задув мерцавшую на камине свечу, удалился за ширму. Мягкая, пуховая постель приняла
графа Линтона в свои бездонные объятия, и очень скоро в комнате раздался раскатистый мужской храп…
Пронзительный крик заставил Джастина подпрыгнуть на кровати. Рука инстинктивно оказалась под подушкой, нащупывая рукоятку пистолета. Но через мгновение Линтон уже пришел в себя, спустил ноги на пол и принялся напряженно всматриваться в темноту, готовый к любым неожиданностям. Не увидев решительно ничего, он прислушался. Из-за ширмы доносились невнятное бормотание, всхлипывания и похожие на причитания стоны. Затем снова раздался отчаянный крик.
Поняв, что никаких незваных гостей в комнате нет, Линтон немного успокоился. Он встал с кровати и, прошлепав босыми ногами к камину, зажег свечу…
На раскладной кровати, издавая жалобные стоны и бормоча какие-то странные фразы, металась Даниэль. По ее лицу градом катился пот. Казалось, девушке снится какой-то страшный, фантастический кошмар.
«Только этого мне не хватало, — подумал граф. — Она сошла с ума».
Джастин подошел к раскладушке и некоторое время смотрел на метавшуюся в судорогах фигурку, не зная, что делать. Наконец вопли ужаса сменились горькими рыданиями. Граф опустился на одно колено и, откинув упавшие на лоб Даниэль локоны, стал нашептывать ей в ухо какие-то ласковые слова. Но в ответ слышалось лишь многократное, нараспев повторяемое: «Одна, совсем одна…»
Девушка была по-прежнему без сознания. Линтон поднял ее, дрожащую, в мокрой от холодного пота рубашке, и, крепко прижав к своей обнаженной груди, понес за ширму. Не разжимая объятий, он лег вместе с ней под одеяло. На какое-то мгновение Даниэль ощутила, как сильные руки, словно убаюкивая, прижимают ее к горячему телу. Потом все смешалось в черном, бессознательном, но манящем к себе, желанном мраке…
Глава 4
Даниэль проснулась в каком-то странном, сумрачном месте. Ее ноги были придавлены к матрацу непонятной тяжестью, а голова была словно прикована к мягкой шелковой простыне. Что-то равномерно шевелило прядь волос, упавших на лоб.
Сопротивляясь настойчивому желанию как-то выбраться из этой фантастической ситуации, Даниэль некоторое время лежала неподвижно. Ей хотелось сначала понять, где она находится и как сюда попала.
Скоро девушка догадалась, что темноту в комнате создает окружающий кровать полог, а то, что держит ее за ноги, горячее и покрыто волосами. Постепенно в памяти всплыли некоторые подробности ночного кошмара. И тут Даниэль с ужасом осознала, что она не только спит в постели Джастина, графа Линтона, но и он сам лежит рядом с ней. А волосы, упавшие ей на глаза, шевелит его размеренное дыхание. Расслабившиеся и потому неимоверно тяжелые мужские ноги прижимали к матрацу ее собственные, которыми она не могла даже легонько шевельнуть.
Первым побуждением девушки было поскорее разбудить графа. Никакого страха Даниэль не ощущала. Не мог же Джастин лишить ее невинности так, что она этого даже не почувствовала! Ведь насколько ей было известно, потеря девственности всегда сопровождается ощутимой болью. Проспать такое она просто не могла!
«Боже праведный», — простонал граф, судорожно сглатывая так, будто его тошнило. Он медленно, словно придавленный непомерной тяжестью, приподнялся на кровати и сел, спустив ноги на пол. Сквозь еще не отступившую дремоту начали проступать отрывочные воспоминания о минувшей ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
Даниэль с жадностью посмотрела на подрумяненную оленью ляжку, но когда граф отрезал ей большой кусок, вынуждена была отказаться, сокрушенно покачав головой. Блюдо тонко нарезанной и аппетитно пахнувшей картошки, поджаренной на решетке, также было отвергнуто. Линтон с изумлением посмотрел на девушку и с деланным испугом сказал:
— При такой спартанской диете бриджи младшего сына хозяйки никогда не станут вам впору.
— Не далее как вчера, милорд, вы предупреждали меня о необходимости соблюдать умеренность в еде. Кроме того, мой желудок не привык к жирной пище. И я не хочу лишить вас сна, заставив всю ночь держать мою голову над тазом.
— Вы неисправимы, Данни! Был ли хоть один случай, когда вы не нашлись, что ответить, мадемуазель Даниэль де Сан-Варенн?
Линтон откинулся на спинку стула и с наслаждением отпил глоток вина из бокала, с нескрываемым интересом глядя на девушку.
— Просто я не привыкла лезть за словом в карман, милорд, — сказала Даниэль с очаровательной улыбкой.
Граф негромко рассмеялся. Он признался себе, что с удовольствием провел бы весь вечер в словесной дуэли с этой необычной собеседницей, обладающей острым языком и быстрым умом, красоту которой скрывал смешной костюм. В ее больших карих глазах можно было прочесть готовность к молниеносному ответу на любой выпад. И еще нечто, чего граф предпочел бы сейчас не видеть: полное скрытого кокетства сознание своей женственности и привлекательности. Прелестные, чуть полноватые губы шаловливо изгибались в лукавой улыбке, а слабый румянец только оттенял матовую белизну щек.
Линтон допил вино и пододвинул к себе бутылку коньяка.
Прошло еще с полчаса или, может, чуть больше. Граф поднял голову и неожиданно заявил:
— Если вы закончили ужинать, дитя мое, вам самое время поискать себе место для ночлега.
Глаза его затуманились, язык слегка заплетался.
Лицо Даниэль сразу вытянулось. Она мгновенно вскочила из-за стола и ответила ледяным тоном:
— Как прикажете, милорд.
И вышла из комнаты, оставив Джастина наедине с его меланхолическими размышлениями.
У Линтона не было намерений говорить с девушкой так резко. Неохваченный внезапным, непреодолимым желанием, он просто не мог поступить иначе. Ведь эта девушка была еще ребенком! Маленьким невинным созданием! И воспользоваться этим было бы безбожно!
Но если быть совсем откровенным, Даниэль вряд ли можно было так назвать, и встреть ее граф при любых других обстоятельствах, заботливое ухаживание за достойной девушкой с целью женитьбы выглядело бы совершенно естественным. Но сейчас она доверилась ему, даже догадываясь о своей сексуальности. Или о том, что может разбудить в нем плотское желание…
Когда граф наконец улегся в постель, было уже очень поздно. Он чувствовал, что явно «перебрал». Выпил слишком много великолепного хозяйского коньяка. Нет, конечно, Линтон был в состоянии говорить и передвигаться, но он очень нервничал и раздражался больше, чем обычно. Наговорив резкостей горничной, граф потребовал целую кучу постельного белья и подушек для «страдающего хронической бессонницей слуги». Затем Джастин все же взял себя в руки, молча разделся и, задув мерцавшую на камине свечу, удалился за ширму. Мягкая, пуховая постель приняла
графа Линтона в свои бездонные объятия, и очень скоро в комнате раздался раскатистый мужской храп…
Пронзительный крик заставил Джастина подпрыгнуть на кровати. Рука инстинктивно оказалась под подушкой, нащупывая рукоятку пистолета. Но через мгновение Линтон уже пришел в себя, спустил ноги на пол и принялся напряженно всматриваться в темноту, готовый к любым неожиданностям. Не увидев решительно ничего, он прислушался. Из-за ширмы доносились невнятное бормотание, всхлипывания и похожие на причитания стоны. Затем снова раздался отчаянный крик.
Поняв, что никаких незваных гостей в комнате нет, Линтон немного успокоился. Он встал с кровати и, прошлепав босыми ногами к камину, зажег свечу…
На раскладной кровати, издавая жалобные стоны и бормоча какие-то странные фразы, металась Даниэль. По ее лицу градом катился пот. Казалось, девушке снится какой-то страшный, фантастический кошмар.
«Только этого мне не хватало, — подумал граф. — Она сошла с ума».
Джастин подошел к раскладушке и некоторое время смотрел на метавшуюся в судорогах фигурку, не зная, что делать. Наконец вопли ужаса сменились горькими рыданиями. Граф опустился на одно колено и, откинув упавшие на лоб Даниэль локоны, стал нашептывать ей в ухо какие-то ласковые слова. Но в ответ слышалось лишь многократное, нараспев повторяемое: «Одна, совсем одна…»
Девушка была по-прежнему без сознания. Линтон поднял ее, дрожащую, в мокрой от холодного пота рубашке, и, крепко прижав к своей обнаженной груди, понес за ширму. Не разжимая объятий, он лег вместе с ней под одеяло. На какое-то мгновение Даниэль ощутила, как сильные руки, словно убаюкивая, прижимают ее к горячему телу. Потом все смешалось в черном, бессознательном, но манящем к себе, желанном мраке…
Глава 4
Даниэль проснулась в каком-то странном, сумрачном месте. Ее ноги были придавлены к матрацу непонятной тяжестью, а голова была словно прикована к мягкой шелковой простыне. Что-то равномерно шевелило прядь волос, упавших на лоб.
Сопротивляясь настойчивому желанию как-то выбраться из этой фантастической ситуации, Даниэль некоторое время лежала неподвижно. Ей хотелось сначала понять, где она находится и как сюда попала.
Скоро девушка догадалась, что темноту в комнате создает окружающий кровать полог, а то, что держит ее за ноги, горячее и покрыто волосами. Постепенно в памяти всплыли некоторые подробности ночного кошмара. И тут Даниэль с ужасом осознала, что она не только спит в постели Джастина, графа Линтона, но и он сам лежит рядом с ней. А волосы, упавшие ей на глаза, шевелит его размеренное дыхание. Расслабившиеся и потому неимоверно тяжелые мужские ноги прижимали к матрацу ее собственные, которыми она не могла даже легонько шевельнуть.
Первым побуждением девушки было поскорее разбудить графа. Никакого страха Даниэль не ощущала. Не мог же Джастин лишить ее невинности так, что она этого даже не почувствовала! Ведь насколько ей было известно, потеря девственности всегда сопровождается ощутимой болью. Проспать такое она просто не могла!
«Боже праведный», — простонал граф, судорожно сглатывая так, будто его тошнило. Он медленно, словно придавленный непомерной тяжестью, приподнялся на кровати и сел, спустив ноги на пол. Сквозь еще не отступившую дремоту начали проступать отрывочные воспоминания о минувшей ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143