Глава 8
«Любовь слепа, а дружба закрывает глаза на все».
Французская пословица
Тот из смертных, кому еще не довелось пройти чистилище, затруднился бы дать название трапезе, прошедшей в Портленд-плейс. Обед показался Саймону чуть ли не вечностью.
То, что его мать выжала из этого мероприятия, без преувеличения, являлось выдающимся личным успехом. Наблюдая до конца вечера ликование Имоджин, довольной результатом своих трудов, Саймон невольно обращался к религиозным параллелям. Пережитое им во время обеда напоминало испытание терпения Иова.
— Нет, ты посмотри на нее, Саймон! — настаивала мать. — Понаблюдай, как она ходит. Хорошо, не правда ли? Ты думал, она будет топать каблуками, как большинство наездниц, а она плывет точно пава. Неделю носила на голове книгу, потом две и под конец — целую стопку. Ты, верно, считаешь меня взбалмошной, и правильно, потому что так оно и есть. Но это не означает, что я не разбираюсь в правилах хорошего тона.
Саймон улыбнулся и кивнул, стараясь не замечать сердитого взгляда Каледонии Джонстон.
— Обрати внимание, — продолжала мать, не успев сесть за стол, — как она держит вилку! Это я ее научила. Не то чтобы она досталась мне совсем дремучей, но я, как говорится, стесала острые углы и навела глянец. Хоть я и не вижу большого смысла во всем этом маскараде, однако не слепа. Я понимаю важность таких вещей в нашем жеманном мире, кичащемся всякой чепухой.
Саймон с Робертсом обменялись кислыми взглядами.
— Не бойся, ты не окажешься в затруднительном положении, это я тебе обещаю. Вот… посмотри. Ты видишь, как она жует? Прекрасно. С закрытым ртом. Не то что твой Боунз. Слава Богу, я вовремя догадалась послать им обоим записки и предупредить, чтобы они воздержались приходить сюда вечером. Я хотела устроить приватный обед, напоминающий семейный. Твои друзья довольно милые люди, оба. Но Готье чересчур насмешлив, а Боунз так жадно глотает суп, словно свинья помои. Того и гляди так же захлюпает рылом в тарелке. Робертс, мне еще порцию… Черт побери, молодой человек, не слишком ли хорошо ты исполняешь свои обязанности? Как знал, что я захочу добавку, и положил раньше, чем я попросила! Но если ты снова поднимешь ему жалованье, Саймон, он вскоре всех нас одолеет своей услужливостью. Ты платишь слугам так много, что они, вероятно, и разжуют для тебя, если ты их попросишь!
Так как Робертс уже усердно изучал потолок, Саймон был вынужден уставиться в картину над буфетом.
— И обрати внимание на ее голову, дорогой. Как тебе ее волосы? Они слишком коротки, чтобы мне нравиться, но, по словам мадам Иоланды, это теперь модно. Что она сказала? О да, она заметила, что девушка похожа на сорванца, но чистого, разумеется. Ты считаешь, у нее слишком длинная шея? Полагаю, ты ошибаешься. Она должна тебе понравиться, Саймон. Да улыбнись же! Ну почему бы тебе не улыбнуться? Или ты собираешься сидеть вот так весь вечер? Не хмурься, а то получишь по затылку. Ты знаешь, я могу сказать Робертсу, чтобы он стукнул тебя хорошенько, если будешь делать такое лицо! Подумай об этом, Саймон. Это все, о чем я тебя прошу.
Робертс — сейчас виконт вспомнил об этом с тихим смешком — в попрание всех норм служебного этикета, которому его учили, застонал вслух и непроизвольно сел в одно из кресел у стены, уронив голову на руки.
Но Саймон все-таки думал над тем, что сказала его мать. И над всем остальным тоже. Сразу после заключительного блюда он, извинившись, направился к себе. Воспоминания об обеде не шли у него из головы весь вечер, пока он занимался общественными делами, прежде чем отправиться в свой клуб, где без колебаний предался пьянству и провел в одиночестве длинную ночь. И в результате сделал для себя несколько выводов. Один из них — о необходимости отправить мать в Америку на первом корабле, прибывающем в порт, — он отбросил сразу же, так как это желание объяснялось избытком выпитого шампанского.
Но на следующий день рано утром он вызвал Каледонию к себе. Он должен был обсудить с ней ряд вопросов, чтобы избежать осложнений в дальнейшем.
Саймон повернулся на резкий стук и увидел входящую Каледонию. Так же как и в предыдущий вечер, она выглядела настоящей леди, только теперь на ней было скромное платье из муслина с узором в виде веточек. Но что ему показалось очаровательнее всего, черт побери, это узкая изумрудная лента, каким-то чудом прикрепленная к коротким волосам.
— Вы меня вызывали, милорд? — спросила девушка. Саймон уловил в ее слегка хрипловатом голосе металлические нотки.
Этим утром она показалось ему до боли красивой, пожалуй, даже красивее, чем вчера вечером, если такое вообще возможно.
— Я не вызывал вас, мисс Джонстон, — поправил ее Саймон, надеясь сразу установить между ними необходимую дистанцию. — Я просто попросил Робертса выяснить, не уделите ли вы мне пару минут, если вам сейчас удобно.
— Для чего? — Калли закрыла дверь и встала совершенно неподвижно. — Позабавить вас? Вероятно, вы хотите, чтобы я вновь прошлась перед вами или даже пожевала для вас? Знаете, я жую изумительно. Или вы предпочитаете, чтобы я поговорила о погоде в Англии? Я уже поднаторела в пустопорожней болтовне на любые темы. Вчера мне не удалось показать свои достижения. Ваша матушка говорила, не закрывая рта, и не давала мне вставить даже слово. Да, я ее убила, если вы недоумеваете по поводу ее отсутствия. И приказала Робертсу, как самому послушному из слуг, закопать ее тело где-нибудь на конюшне — Эмери, при его чопорности, не смог бы. Вчера вечером он так покраснел, когда Имоджин попросила его прокомментировать необычайно изящный вырез моего лифа! И с перепугу бросился искать второй черпак. Я еще не видела таких замечательных прыжков. Бежал прямо как на охоту, даром что совсем древний.
Саймон долго смотрел на нее, видя гнев в суровой линии пухлых розовых губ, решимость в неподвижной прямой спине и светлые озорные искорки, прыгающие в прекрасных зеленых глазах. О Боже, почему ему так внезапно, необъяснимо и страстно захотелось крепко поцеловать этого неуправляемого ребенка?
— Бедная Имоджин, — скорбно произнес он, отметая шальную мысль и еле сдерживаясь, чтобы не улыбнуться. — Мне будет ее недоставать.
И тут произошло нечто замечательное. Этот момент останется вечно жить в его памяти. Они с Каледонией Джонстон упали друг другу в объятия, как закадычные друзья, и рассмеялись, словно шаловливые дети.
Они расположились в уединенном уголке Ричмонд-парка. Калли лежала на спине на разостланном на траве одеяле, ее голова покоилась у Саймона на коленях.
— Прекрасно, — сказала она, открывая рот для виноградины. — Сплошные излишества и никаких забот. Подлинный декаданс. Я, должно быть, в этом преуспею, вы не считаете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82