ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Рэй Бредбери
Воронья стая
Он вышел из автобуса на площади Вашингтона и вернулся на полквартала, радуясь своему решению. Никого он больше не хотел видеть в этом Нью-Йорке, только Пола и Элен Пирсонов. Их он приберег напоследок, как противоядие от Нью-Йорка, от множества встреч со множеством людей – сумасбродами, невротиками и просто несчастными. Пирсоны пожмут ему руку, успокоят, оградят от всего мира дружеской лаской и добрыми словами. Вечер будет шумным, долгим, очень счастливым, и он вернется в Огайо с наилучшими воспоминаниями о Нью-Йорке, потому что там, словно в оазисе посреди пустыни неуверенности и паники, живут два чудесных человека.
Элен Пирсон ждала его у лифта.
– Привет, привет! – воскликнула она. – Как я рада вас видеть, Уильямс. Проходите! Пол скоро придет, последнее время он часто задерживается на работе. Сегодня у нас цыплята, надеюсь, вы любите цыплят, я сама их приготовила. Вы любите цыплят, Уильямс? Надеюсь, любите. А как ваши дети, как жена? Садитесь, снимайте куртку, снимайте ваши очки, вам гораздо лучше без этих очков; какой был жаркий день, правда? Хотите выпить?
Он и опомниться не успел, как она, вцепившись в рукав и размахивая свободной рукой, затащила его в комнату. На него пахнуло спиртным.
"Боже мой, – удивился он, – да она навеселе!"
– Мартини, пожалуй, – ответил он. – Но только один. Вы же знаете, я мало пью.
– Ну, конечно, дорогой мой. Пол придет в шесть, сейчас полшестого. Как чудесно, что вы пришли, Уильямс, как чудесно, что вы нашли для нас время. Три года я вас не видела!
– Однако, как же так… – пробормотал он.
– Конечно, меньше, но мне так показалось, Уильямс, – сказала она, слегка смазывая слова и слишком четко жестикулируя.
Ему вдруг показалось, что он ошибся, попал не в тот дом, или что его принимают за кого-то другого. Может, у нее просто был трудный день, ведь такое с каждым случается.
– Я тоже выпью с вами. Правда, я уже выпила один коктейль, но уже давно, – сказала Элен, и он ей поверил. Должно быть, со времени их последней встречи она начала выпивать, тишком, но методично. Каждый день и день за днем. Пока не… Такое уже случалось с его приятелями. Человек вроде бы трезв, а через минуту после рюмки все коктейли, что были выпиты и всосались в кровь за последние триста дней, бурно, словно старого друга, встречают очередной мартини. Минут десять назад Элен была вполне трезвой, а теперь и глаза затуманились, и слова выходили с трудом.
– Правда-правда, мне именно так показалось, Уильямс. – Она никогда не называла его просто по имени. – Уильямс, как чудесно, что вы надумали навестить нас с Полом. Боже мой, за последние годы вы так много сделали, так преуспели, так прославились. Даже не верится, что вы когда-то писали для Пола и его скучного телешоу.
– Оно вовсе не скучное, а Пол – превосходный режиссер, да и то, что я писал тогда для него, было не так уж плохо.
– Скучное, скучное, и все тут. Вы настоящий писатель, знаменитый, вся эта чепуха теперь не для вас. Скажите, каково чувствовать себя преуспевающим романистом, когда говорят о тебе, и денег куры не клюют? Погодите, вот сейчас придет Пол; он так ждал, когда же вы выберетесь к нам. – Слова Элен текли мимо него. – Вы, молодец, что заскочили к нам, честное слово, молодец.
– Я многим обязан Полу, – сказал Уильямс, оторвавшись от своих дум. – Я начинал в его шоу. Тогда, в пятьдесят первом, мне шел двадцать второй год, и он платил мне десять долларов за страницу.
– Значит, сейчас вам всего лишь тридцать один. Боже мой, вы же совсем молодой петушок! – воскликнула Элен. – А как вы думаете, сколько мне лет? Ну-ка, угадайте.
– Я, право, не знаю… – зардевшись, пробормотал он.
– Ну-ну, давайте, угадывайте.
"Миллион, – вдруг подумалось ему. – Миллион лет. Но с Полом все должно быть в порядке. Сейчас он придет, и окажется, что он все такой же. Но узнает ли он тебя, Элен?"
– Я плохой отгадчик, – ответил Уильямс.
"Твое тело, – подумал он, – сложено из старых кирпичей этого города, у тебя внутри невидимо смешиваются гудрон и асфальт, известь и потеки селитры; твое дыхание – ацетилен, глаза твои – истерический синий ток и губы – тоже неон, только огненно-красный; лицо твое – оштукатуренный камень, и только местами – на висках, шее, запястьях – сквозят слабые мазки зеленого и голубого, твои вены – словно маленькие скверики на асфальтовых площадях Нью-Йорка. Сейчас в тебе слишком много мрамора, слишком много гранита и почти не осталось неба и травы".
– Ну же, Уильямс!
– Тридцать шесть?
Она взвизгнула, и он испугался, что перехватил.
– Тридцать шесть! – кричала она, хлопая по коленям. – Тридцать шесть! Дорогой мой, но ведь вы, конечно, не всерьез! Боже мой, тридцать шесть! На тридцать шесть я выглядела десять лет назад…
– Раньше мы никогда не говорили о возрасте.
– Вы – милый мальчик, – сказала она. – Раньше это не имело значения. Но вы и представить себе не можете, как это становится важно, пока сами не испытаете. Боже мой, Уильямс, вы же молоды; знаете, как вы молоды?!
– Да, пожалуй, молод, – ответил он, разглядывая свои руки.
– Вы – чудесное дитя, – сказала Элен. – Надо будет рассказать это Полу. Тридцать шесть, боже, милостивый, вот это да! Но ведь я не выгляжу на сорок шесть, а?
"Раньше она не задавалась такими вопросами, – подумал он. – Не задавалась бы и теперь, если бы оставалась вечно юной".
– Завтра у Пола день рождения, он разменяет пятый десяток.
– Я знаю.
– Забудьте об этом, он ненавидит юбилеи и никому не говорит о своем дне рождения. Если вы поднесете ему подарок, его удар хватит. С прошлого года мы не отмечаем его день рождения. Тогда он, помнится, схватил торт и вместе с горящими свечами швырнул в мусоропровод.
Вдруг она замолчала, словно поняла, что сболтнула лишнее. С минуту они глядели в потолок, чувствуя какую-то неловкость.
– Пол сейчас придет, – сказала она наконец. – Хотите еще выпить? Расскажите же, наконец, каково быть знаменитыми Вы всегда были такой добросовестный, Уильямс. "Качество, – говорили мы с Полом, – высокое качество". Вы ведь не сможете писать плохо, даже если захотите. Мы оба очень вами гордимся и всем хвастаемся, что вы – наш друг.
– Забавно, – сказал Уильямс. – Странное дело. Десять лет назад я всем хвастался, что знаю вас с Полом. И я в самом деле был очень горд, когда он принял мою первую вещь…
Зажужжал звонок, и Элен бросилась открывать, оставив Уильямса наедине со стаканом. Он испугался, что его последние слова прозвучали так, будто сейчас он вовсе не горд знакомством с Полом. Он отбросил эту мысль. Вот придет Пол, и все будет хорошо. С Полом всегда было хорошо.
Из прихожей донеслись голоса, и вскоре Элен вернулась с женщиной лет пятидесяти с небольшим. Казалось, морщины и проседь появились у нее разом, внезапно.
1 2 3 4