Я верю в это.
Эсме всхлипнула, издав глубокий, горестный звук, и упала ему на грудь, ее руки обхватили его шею. И вот он уже снова держал ее в руках, в который раз за этот ужасный день. Эсме рыдала, уткнувшись в его рубашку, как будто сердце ее разрывалось на части. Аласдэр ослабил объятие и губами прикоснулся к ее виску.
— Тсс, успокойтесь, моя милая, — шептал он. — Все хорошо. Поверьте мне, Эсме. Просто поверьте мне.
Поверить ему? О чем это он?
Но вместо того чтобы с негодованием оттолкнуть его, Эсме тяжело вздохнула и кивнула.
— Когда вы говорите это, я верю, — прошептала она. Он понимал, что с ее стороны было глупо доверять ему, нераскаявшемуся и упорствующему грешнику. Но в эту минуту он хотел, чтобы она ему верила. Он хотел заслужить доверие, потому что вдруг увидел по глазам Эсме, как отчаянно она в этом нуждалась. Она прижалась щекой к его груди.
— Аласдэр! — Ее просьба была такой робкой, что он едва услышал. — Обхватите меня руками на минуточку. Пожалуйста.
И он обхватил ее и прижал к себе. Он наклонил голову, намереваясь снова поцеловать в висок. Но она смотрела на него широко раскрытыми, ждущими глазами. Она издала какой-то слабый, ласковый звук, скорее это был вдох, и как-то так получилось, что он склонился ниже. Их губы встретились — случайно, он мог бы в этом поклясться, — и она всей тяжестью своего тела приникла к нему, безмолвно умоляя о чем-то.
Но в Аласдэре, наверное, еще оставалась капля благородства. Он поднял голову и вопросительно посмотрел на нее.
— Аласдэр, виски здесь ни при чем, — шепнула она. — Я не настолько опьянела, чтобы не понимать, что я делаю.
Еще одна слезинка выкатилась из-под ее ресниц. Он безотчетно наклонился и губами смахнул ее. Эсме снова издала короткий жалобный звук, и одна ее тонкая рука обвилась вокруг его шеи.
Он смотрел на ее лицо, словно вырезанное из слоновой кости, залитое слезами, и убеждал себя, что нельзя отказать ей в минуте утешения. Поэтому он позволил себе осторожно передвинуть руку с плеча Эсме на спину и успокаивающе погладить ее вверх-вниз; это принесло ему небольшое облегчение. Спрятав лицо в ее волосы, он вдыхал неповторимо прекрасный аромат, знакомый аромат вересковых пустошей. Дома. Самой Эсме.
Она нетерпеливо поднялась на цыпочки и потянулась к нему губами, отчего голова у него пошла кругом. Он помнил о ее невинности и поцеловал легко и нежно. Но это было не то, чего она хотела. Эсме приоткрыла губы, побуждая его к следующему шагу.
Он уже не думал. Он проник внутрь ее рта, ощущая вкус виски на ее губах. Ее дыхание было как душистый плод, спелая хурма, оставляющая сладость с привкусом горчинки на его языке. Руки Эсме начали беспомощно блуждать по его плечам и груди, неопределенные прикосновения становились настойчивее.
Аласдэр понимал, что тяжелые переживания иногда толкают людей на самые неожиданные поступки. Возникает желание избавиться от ужаса с помощью другого сильного ощущения. Но он не объяснил это Эсме, потому что не мог подыскать слова. Вместо этого второй рукой он стал похлопывать ее по спине, надеясь, что жест будет понят как отеческий, а не как жадное поползновение.
Ему не удалось задуманное. Она оторвала губы от его губ.
— Аласдэр, — задохнулась она. — Не оставляй меня одну этой ночью.
Ее намерения были ясны.
— О, Эсме, — прошептал он, — так не годится, милая. Ты сошла с ума. Я не для тебя. Вспомни, я даже не нравлюсь тебе.
Она беспокойно облизывала губы.
— Я ошибалась, — ответила она. — Ты заставляешь меня бояться себя самой.
Он поцеловал ее в шею под подбородком.
— Бойся меня, милая, — прошептал он ей в ухо. — Я не джентльмен.
Она запрокинула голову, чтобы его губы могли продолжить свой путь по ее шее.
— Просто побудь со мной, Аласдэр, — умоляла она. — Сделай так, чтобы я забыла этот ужас. Я не могу оставаться одна. Я не вынесу этого. Я не вынесу эту ночь.
Ее голос заманивал в ловушку. Он сказал себе, что она молода и невинна и что он должен помочь ей справиться со страхом за Сорчу, не выказывая явно свое желание. Но именно с ним он боролся несколько последних недель. Он так желал Эсме, что боялся оставаться дома по ночам. Боялся, что его одиночество закончится, потому что чувствовал, как, несмотря на их яростное сопротивление, страсть ломает преграды между ними.
Ода, опытному соблазнителю нетрудно было соблазнить невинное создание. А сейчас, когда им обоим было плохо, когда оба боялись остаться наедине со своими страхами, совсем легко. Ему следовало сказать «нет». Но когда ее губы снова прикоснулась к его губам, а теплая тонкая рука легла на его спину, он сказал «да», закрыл глаза и страстно целовал ее до тех пор, пока ее тело не оказалось бесхитростно прижатым к бугру на его брюках.
Какая она наивная маленькая глупышка! И какой скот он сам. Вдруг его спине стало прохладно. Она вытащила его рубашку из брюк. Ее маленькие руки оказались на его теле, теплые и ищущие, как если бы она проверяла мышцы на его спине, и это бросало его в дрожь.
— Боже всемогущий, Эсме, — задохнулся он. — Не надо.
Но Аласдэр не привык к самоограничению, он контролировал свои действия только за карточным столом. Он не отказывал себе ни в чем — а сейчас он хотел Эсме. Что на самом деле не было новостью. Поэтому он позволил ей стянуть с него сюртук. Позволил ее пальчикам возиться у пояса его брюк. Позволил своей руке легко пройтись по восхитительной выпуклости ее ягодиц. Пусть все идет к черту, слишком велик страх, слишком велико подавленное желание.
Поцелуи Эсме больше не были поцелуями невинной девушки. Она отвечала на его ласки, томно сплетала свой язык с его языком. Кровь стучала в его висках, заставляя забыть о добрых намерениях. Оторвавшись от ее рта, он погрузил пальцы в массу ее волос и запрокинул ее голову, губами проложив дорожку по нежной коже шеи.
Эсме дрожала.
— Я хочу… о, я хочу… — шептала она.
Он знал, чего она хочет. Аласдэр никогда не был святым. Он раздел ее с ловкостью опытного соблазнителя и даже вынул еще остававшиеся в волосах шпильки — и все это, не отрываясь от ее губ.
О, он знал, что будет жалеть об этом; знал, что за это придется жестоко платить. Но он снова вдыхал ее запах; странная смесь страха и желания клубилась в его сознании мерцающей дымкой, затмевающей здравый смысл.
Эсме нисколько не смутилась под его жадным взглядом. Может быть, виновато виски. Или она была очень земной натурой. Какая разница; он был зачарован мягкими линиями ее алебастровых бедер, округлостями ее грудей. Маленькая Эсме была прекрасно сложена и казалась такой хрупкой, что он боялся повредить ей. Но невозмутимые зеленые глаза смотрели на него, проницательные и правдивые, как в тот день, когда он впервые ее увидел. Тяжелые каштановые волосы, которые когда-то показались ему самыми обыкновенными, мерцающей волной накрыли ее до поясницы, щекоча ее соски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Эсме всхлипнула, издав глубокий, горестный звук, и упала ему на грудь, ее руки обхватили его шею. И вот он уже снова держал ее в руках, в который раз за этот ужасный день. Эсме рыдала, уткнувшись в его рубашку, как будто сердце ее разрывалось на части. Аласдэр ослабил объятие и губами прикоснулся к ее виску.
— Тсс, успокойтесь, моя милая, — шептал он. — Все хорошо. Поверьте мне, Эсме. Просто поверьте мне.
Поверить ему? О чем это он?
Но вместо того чтобы с негодованием оттолкнуть его, Эсме тяжело вздохнула и кивнула.
— Когда вы говорите это, я верю, — прошептала она. Он понимал, что с ее стороны было глупо доверять ему, нераскаявшемуся и упорствующему грешнику. Но в эту минуту он хотел, чтобы она ему верила. Он хотел заслужить доверие, потому что вдруг увидел по глазам Эсме, как отчаянно она в этом нуждалась. Она прижалась щекой к его груди.
— Аласдэр! — Ее просьба была такой робкой, что он едва услышал. — Обхватите меня руками на минуточку. Пожалуйста.
И он обхватил ее и прижал к себе. Он наклонил голову, намереваясь снова поцеловать в висок. Но она смотрела на него широко раскрытыми, ждущими глазами. Она издала какой-то слабый, ласковый звук, скорее это был вдох, и как-то так получилось, что он склонился ниже. Их губы встретились — случайно, он мог бы в этом поклясться, — и она всей тяжестью своего тела приникла к нему, безмолвно умоляя о чем-то.
Но в Аласдэре, наверное, еще оставалась капля благородства. Он поднял голову и вопросительно посмотрел на нее.
— Аласдэр, виски здесь ни при чем, — шепнула она. — Я не настолько опьянела, чтобы не понимать, что я делаю.
Еще одна слезинка выкатилась из-под ее ресниц. Он безотчетно наклонился и губами смахнул ее. Эсме снова издала короткий жалобный звук, и одна ее тонкая рука обвилась вокруг его шеи.
Он смотрел на ее лицо, словно вырезанное из слоновой кости, залитое слезами, и убеждал себя, что нельзя отказать ей в минуте утешения. Поэтому он позволил себе осторожно передвинуть руку с плеча Эсме на спину и успокаивающе погладить ее вверх-вниз; это принесло ему небольшое облегчение. Спрятав лицо в ее волосы, он вдыхал неповторимо прекрасный аромат, знакомый аромат вересковых пустошей. Дома. Самой Эсме.
Она нетерпеливо поднялась на цыпочки и потянулась к нему губами, отчего голова у него пошла кругом. Он помнил о ее невинности и поцеловал легко и нежно. Но это было не то, чего она хотела. Эсме приоткрыла губы, побуждая его к следующему шагу.
Он уже не думал. Он проник внутрь ее рта, ощущая вкус виски на ее губах. Ее дыхание было как душистый плод, спелая хурма, оставляющая сладость с привкусом горчинки на его языке. Руки Эсме начали беспомощно блуждать по его плечам и груди, неопределенные прикосновения становились настойчивее.
Аласдэр понимал, что тяжелые переживания иногда толкают людей на самые неожиданные поступки. Возникает желание избавиться от ужаса с помощью другого сильного ощущения. Но он не объяснил это Эсме, потому что не мог подыскать слова. Вместо этого второй рукой он стал похлопывать ее по спине, надеясь, что жест будет понят как отеческий, а не как жадное поползновение.
Ему не удалось задуманное. Она оторвала губы от его губ.
— Аласдэр, — задохнулась она. — Не оставляй меня одну этой ночью.
Ее намерения были ясны.
— О, Эсме, — прошептал он, — так не годится, милая. Ты сошла с ума. Я не для тебя. Вспомни, я даже не нравлюсь тебе.
Она беспокойно облизывала губы.
— Я ошибалась, — ответила она. — Ты заставляешь меня бояться себя самой.
Он поцеловал ее в шею под подбородком.
— Бойся меня, милая, — прошептал он ей в ухо. — Я не джентльмен.
Она запрокинула голову, чтобы его губы могли продолжить свой путь по ее шее.
— Просто побудь со мной, Аласдэр, — умоляла она. — Сделай так, чтобы я забыла этот ужас. Я не могу оставаться одна. Я не вынесу этого. Я не вынесу эту ночь.
Ее голос заманивал в ловушку. Он сказал себе, что она молода и невинна и что он должен помочь ей справиться со страхом за Сорчу, не выказывая явно свое желание. Но именно с ним он боролся несколько последних недель. Он так желал Эсме, что боялся оставаться дома по ночам. Боялся, что его одиночество закончится, потому что чувствовал, как, несмотря на их яростное сопротивление, страсть ломает преграды между ними.
Ода, опытному соблазнителю нетрудно было соблазнить невинное создание. А сейчас, когда им обоим было плохо, когда оба боялись остаться наедине со своими страхами, совсем легко. Ему следовало сказать «нет». Но когда ее губы снова прикоснулась к его губам, а теплая тонкая рука легла на его спину, он сказал «да», закрыл глаза и страстно целовал ее до тех пор, пока ее тело не оказалось бесхитростно прижатым к бугру на его брюках.
Какая она наивная маленькая глупышка! И какой скот он сам. Вдруг его спине стало прохладно. Она вытащила его рубашку из брюк. Ее маленькие руки оказались на его теле, теплые и ищущие, как если бы она проверяла мышцы на его спине, и это бросало его в дрожь.
— Боже всемогущий, Эсме, — задохнулся он. — Не надо.
Но Аласдэр не привык к самоограничению, он контролировал свои действия только за карточным столом. Он не отказывал себе ни в чем — а сейчас он хотел Эсме. Что на самом деле не было новостью. Поэтому он позволил ей стянуть с него сюртук. Позволил ее пальчикам возиться у пояса его брюк. Позволил своей руке легко пройтись по восхитительной выпуклости ее ягодиц. Пусть все идет к черту, слишком велик страх, слишком велико подавленное желание.
Поцелуи Эсме больше не были поцелуями невинной девушки. Она отвечала на его ласки, томно сплетала свой язык с его языком. Кровь стучала в его висках, заставляя забыть о добрых намерениях. Оторвавшись от ее рта, он погрузил пальцы в массу ее волос и запрокинул ее голову, губами проложив дорожку по нежной коже шеи.
Эсме дрожала.
— Я хочу… о, я хочу… — шептала она.
Он знал, чего она хочет. Аласдэр никогда не был святым. Он раздел ее с ловкостью опытного соблазнителя и даже вынул еще остававшиеся в волосах шпильки — и все это, не отрываясь от ее губ.
О, он знал, что будет жалеть об этом; знал, что за это придется жестоко платить. Но он снова вдыхал ее запах; странная смесь страха и желания клубилась в его сознании мерцающей дымкой, затмевающей здравый смысл.
Эсме нисколько не смутилась под его жадным взглядом. Может быть, виновато виски. Или она была очень земной натурой. Какая разница; он был зачарован мягкими линиями ее алебастровых бедер, округлостями ее грудей. Маленькая Эсме была прекрасно сложена и казалась такой хрупкой, что он боялся повредить ей. Но невозмутимые зеленые глаза смотрели на него, проницательные и правдивые, как в тот день, когда он впервые ее увидел. Тяжелые каштановые волосы, которые когда-то показались ему самыми обыкновенными, мерцающей волной накрыли ее до поясницы, щекоча ее соски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79