С рассветом роща гинкго наполнилась шумом и голосами – это вышли на работу сборщики листьев. Всем известно, что листья Дерева Бессмертия обладают множеством целебных и даже волшебных свойств. Поэтому раз в четыре луны, не чаще, сборщики листьев гинкго появляются с плетеными корзинами и трудятся от зари до зари, чтобы потом продавать листья в городах – особенно хорошо за листья гинкго платят лекари, составители разных целебных порошков, да еще приезжие, которым все в Яшмовой Империи кажется диковинкой.
Старуха Ван всегда собирала листья у самого древнего дерева. Женщине было уже за семьдесят, и в умении из всего извлечь свою выгоду ей не нашлось бы равных во всей Яшмовой Империи. Старая Ван жила неподалеку от священной рощи гинкго и потому считалась сборщицей листьев, но, кроме того, она была еще и свахой, и сводней, и первой деревенской сплетницей; давала деньги в рост и даже, как судачили в деревне, укрывала краденое. Жила Ван одна в крепком каменном доме, хотя у остальных деревенских жителей дома были деревянные, а то и вообще из тростника. По двору у нее днем и ночью бегали три злющие собаки, готовые разорвать на клочки всякого, кто осмелится даже малость приоткрыть калитку. Старуха любила бедно одеваться и громко жаловаться на то, чти живет она впроголодь, бедствует, того и гляди, помрет от жестокой нищеты... Вот она-то и наткнулась на спящую между корней тысячелетнего дерева маленькую девочку.
– Эй, ты! – Ван ткнула клюкой спящую. – Чего разлеглась тут?! Это мое место, а ну убирайся!
Девочка проснулась и в испуге вытаращила глаза. Что такое? Она в лесу, вместо платьица на ней какие-то грязные лохмотья, а перед нею стоит уродливая толстая старуха и тычет в нее палкой! Принцесса хотела закричать, но не смогла, горло ее не издало ни звука. Тут в памяти малышки вспыхнуло пламя, поглощавшее императорский дворец, и она заплакала.
– Чего ревешь, нищенское отродье?! – продолжала кричать старуха. – Ишь, дрянь, лежит себе, нежится что твоя принцесса! А ну вставай, не то я тебе всю голову палкой разобью, мерзавка!
Девочка вскочила и заметалась – кругом деревья, нет ни знакомых стен, ни дорогих лиц! Да еще противная старая тетка орет на нее и замахивается палкой! Принцесса бросилась от нее со всех ног и тут увидела, что на шум, который подняла злая женщина, прибежали еще люди – бедно одетые, с грязными руками и мокрыми от пота лицами. Фэйянь в ужасе замерла, не зная, что делать. Вдруг это лесные разбойники и ей грозит неминуемая гибель?
– Эй, почтенная Ван, что это ты так развопилась, будто на змею наступила? – спросил, подходя к старухе, пожилой мужчина в выцветшей, но опрятной одежде. – Мы уж было подумали...
– Не знаю, что вы там подумали, сосед Жуй, – отрезала старуха Ван, – но змеи меня не трогают.
– Это верно, – усмехнулся мужчина. – Тебя змея ужалит и сама отравится!
Собравшиеся люди расхохотались. Ван побагровела от гнева.
– Что зубы скалите, песьи ублюдки! – рявкнула она. – Нашли увеселение!
– Смотрите-ка, какая милая девочка, – сказала одна из обступивших малышку женщин. Она подошла к плачущей Фэйянь, присела на корточки и спросила: – Как тебя зовут, дитя? Откуда ты, где твой дом и родители?
Фэйянь открыла рот, но, сколько ни силилась, не могла вымолвить ни слова. От этого она заплакала еще горше.
– Она немая! – воскликнула женщина. – Бедняжка!
– Она, это точно, лисица-оборотень, вот что я вам скажу! – заявила старуха Ван. – Спала меж корней священного дерева как ни в чем не бывало!
– Глупости ты говоришь, почтенная Ван, – усмехнулся старик Жуй. – Оборотень избегает священных деревьев гинкго, это всем известно. Не клевещи на несчастного ребенка. Дитя, послушай меня, – обратился он к Фэйянь. – Я стану задавать тебе вопросы, а ты кивай головой, если хочешь сказать «да», и маши ладонью, если хочешь сказать «нет» или «не знаю». Понимаешь меня?
Фэйянь кивнула.
– Хорошо, – улыбнулся приветливый старик. – У тебя есть родители?
«Не знаю».
– У тебя есть дом?
«Не знаю».
– Как ты здесь оказалась?
«Не знаю».
– Хочешь есть, пить?
«Да».
– Ну, хоть что-то уже разъяснилось, – сказал Жуй. – Девочка голодна и страдает от жажды.
Он развязал свою котомку и достал серую рисовую лепешку и маленькую тыкву-горлянку. Вздохнув – ведь это был весь его завтрак! – старик отдал лепешку девочке. Та мигом ее съела, а потом с недоумением принялась вертеть в руках тыкву.
– Ты никогда не видела тыкву-горлянку? – удивился Жуй. – Это наша посуда. Видишь, здесь она уткнута пробкой. Вытащи пробку и попей воды.
Фэйянь неумело вытащила пробку и попила.
– Где же и у кого ты жила, – задумчиво пробормотал Жуй, – коли не знаешь, как пользоваться тыквой-горлянкой...
Между тем старуха Ван все исходила желчью.
– Экий ты милосердный и добренький, сосед Жуй! – сказала она язвительно. – Накормил-напоил сиротку. Может, в жены себе ее возьмешь? Не поздновато ли тебе?
– Чтоб у тебя язык отсох, старая сводня! – в сердцах сказал мужчина. – По себе людей меряешь. Мне эта девочка во внучки годится.
– Так и возьми ее себе во внучки, коль так о ней печешься!
– И возьму!
– Погодите, соседи, – вступила в разговор женщина, которая так и сидела на корточках рядом с малышкой. – Раз эта девочка не знает ни отца, ни матери, нет у нее ни дома, ни родных, позвольте, я возьму ее в свой дом. Пусть она будет мне вместо дочери.
– Что ты, вдова Сяо! – загомонили люди. – У тебя и так трое своих ртов, каждый день просят рису! Куда тебе еще одного ребенка!
– Ничего, – улыбнулась женщина. – Говорят, кто в дом сироту возьмет, того удача в лоб поцелует. Да и девочка эта такая хорошенькая, что мне смотреть на нее радостно.
Тут и старуха Ван присмотрелась к девочке. И нашла, что та действительно очень красива. Просто это не сразу было видно из-за грязи, перепачкавшей нежное личико. И у Ван в голове мгновенно родились самые разнообразные планы, связанные с этой сироткой. Например, ее можно продать в богатую бездетную семью. Или – когда подрастет немного – в веселый квартал к Хозяйке Люй. Девчонка, конечно, потребует расходов – придется хорошо кормить ее, чтоб не выглядела больной и худосочной, красиво одевать, чтоб привлекала взор, но зато потом все расходы окупятся сторицей!
– Вот что, почтенные соседи, – заговорила старуха Ван. – Я эту девочку нашла, я и возьму ее к себе. Сами говорите – это дар небес. Значит, мне дар. Живу я одиноко, и хоть нужда меня мучит, как карася в пересохшей луже, я лучше буду голодать, но совершу дело милосердия.
– Ах ты, пройдоха! – возмутился старик Жуй. Сроду ты не была добродетельна да милостива, а тут вдруг сразу святой решила заделаться! Сознавайся: небось хочешь дитя продать на потеху в веселый квартал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89