Больше десяти лет минуло с тех пор, как Диксон в последний раз стоял на этом месте. Достаточно времени, чтобы осознать то, чему учил его дядюшка. Казалось, в кабинете и ныне звучит эхо тех ушедших в прошлое внушений. Диксон ощущал глубокую, неотступную боль – не в его власти заглянуть за смертный покров и послать привет другу, кого он научился любить и кем восхищался.
– Простите меня, дядюшка, – негромко проговорил он в пустоту. – Простите за все мои прегрешения. За непослушание, за то, что доставил столько забот.
Диксон обогнул стол и сел в кресло дяди.
В комнате больше не пахло табаком, пахло розами. В центре стола лежала записная книжка в кожаном переплете с тиснением букета роз. На нем стояла серебряная подставка для пера и чернильница в форме лебедя.
Видимо, графиня Марн пользовалась этой комнатой как своим кабинетом.
Она здесь чужая, но ее притязания куда основательнее его собственных. Ему следовало избрать для воспоминаний иное помещение. Но ни одна другая комната так не будила призраки детства, как библиотека.
Справа лежала стопка корреспонденции. Графине, очевидно, нравилась толстая почтовая бумага кремового оттенка, писала она очень изящно. И подпись тоже кое о чем говорила: она не пользовалась полным титулом, а подписывалась просто: Шарлотта Маккиннон. Графской короны тоже нигде не было.
Интересно, Джордж женился на ней из-за денег? А если так, почему он тут же ее оставил? Через неделю, сказала она. Либо она лжет, либо Джордж – полный негодяй. Кузена Диксон знал лучше, чем графиню, а потому знал, кого надо винить.
Он поправил перья, выровнял чернильницу по краю блокнота.
Итак, Джорджа нет, а Шарлотта принимает его за кузена. Балфурин превращен в школу молодых леди «Каледония». Мэтью предсказывает всяческие страхи, а сам Диксон никак не может избавиться от удушающего чувства вины, которое заставило его пуститься в это путешествие.
Зачем вообще он вернулся домой?
Мейзи тихонько постучала в дверь и, не услышав ответа, повернула ручку, удерживая поднос одной рукой. Хозяйские покои были пусты, но она все же позвала его сиятельство по имени, думая, что тот может находиться в смежной комнатке.
Никто не ответил. Мейзи поставила поднос на небольшой письменный стол и вернулась на кухню.
Подняться выше этажом было труднее. Мейзи позволила себе немного передохнуть, пока никто не видит. Для нее было делом чести не поддаваться своему недугу. Недаром мать говорила, что у каждого есть что-то от рождения. У некоторых недостатки видны сразу, у других скрыты от чужих глаз, но у каждого есть порок, и часто – не единственный.
Поднявшись наконец на третий этаж, она тихонько постучала в третью от конца коридора дверь. В комнате, которую занимал сейчас Мэтью, когда-то жил один лакей, но сейчас он перебрался в Эдинбург, потому что деревенская тишина стала действовать ему на нервы.
Мейзи хорошо знала эту комнату – сама ее убирала. Окно выходило на озеро, комната в изобилии освещалась утренним солнцем. На узкой кровати лежало миленькое голубое покрывало, а подушка была мягче ее собственной. Ее недавно снова набили, Мейзи сама проследила, чтобы внутрь положили душистые травы, и теперь она пахла свежестью в любое время года.
Она еще раз постучала и уже стала подумывать, не оставить ли поднос на полу у двери, но если внутри никого не было, то любой сможет войти. К тому же жалко угощения. В кухне Мейзи взяла из серебряных судков одни и те же блюда и для графа, и для секретаря. Кухарка немного поворчала – угощение приготовлено для бального зала, но Мейзи проявила упрямство, сообщив, что ужин для графа. Кухарка что-то пробормотала, вытерла руки о фартук и отступила.
Внезапно дверь комнаты распахнулась, и Мейзи оказалась лицом к лицу с восточным человеком.
Пораженная его видом, девушка на мгновение забыла о вежливости. Мэтью был самым странным человеком из всех, кого ей довелось видеть на своем недолгом веку – удлиненные глаза и такой плоский нос… Красиво очерченный рот, глаза торфяного цвета – темно-темно-карие. Волосы острижены коротко по всей голове. Мейзи задумалась: такие ли они мягкие, как выглядят?
Он смотрел прямо ей в лицо, не улыбался, но у Мейзи создалось впечатление, что он как будто забавляется.
– Я принесла вам ужин, – проговорила наконец девушка. – Уверена, вы голодны.
– Я умею справляться с голодом, но все равно благодарю.
– Но зачем вам голодать? В Балфурине достаточно провизии.
Она вытянула руки, думая, что молодой человек заберет поднос. Или следует войти в комнату и поставить его на столик возле кровати? Однако пока она раздумывала, он забрал поднос из ее рук.
– Здесь такие маленькие штучки, называются тарталетки. Думаю, это что-то французское. Еще ростбиф, сыры и какая-то выпечка, по-моему, вишневый пирог. Кухарка с другими служанками несколько дней готовили угощение. Называется – буфет. Я никогда такого не видела. Но сегодня много необычного. Мама говорит, что день, когда ты что-нибудь узнал, не прошел впустую.
– Все выглядит аппетитно, – заметил Мэтью.
– Если вам не понравится, я могу попробовать найти что-нибудь другое, что будет вам по вкусу. Вам нравятся шотландские блюда? – спросила Мейзи.
– Они очень необычные. Я привык к другому.
– А к чему вы привыкли? Или нельзя спрашивать? Видите ли, я не знаю, где это – Пинанг.
– На другом конце света.
– О! – Мейзи никогда не встречала никого, кроме шотландцев. Ну еще, конечно, англичан, но ведь теперь их следует считать соотечественниками, разве не так?
– Мне нравится ваша рыба, – объяснил Мэтью. – Лосось. С рисом. И я очень люблю овощи.
– Тут есть лосось, – обрадовалась Мейзи и указала на одну из тарталеток. – Но риса, боюсь, нет.
– Благодарю вас, я попробую лосося.
Мэтью поклонился. Этот жест так поразил Мейзи, что она застыла на месте.
– Благодарю, – повторил он, явно призывая ее удалиться, но Мейзи очень не хотелось уходить, хотелось стоять здесь и рассматривать гостя.
– Позвольте узнать, почему вы так смотрите? Потому что у меня необычная внешность?
– Нет-нет, – смущенно запротестовала девушка и опустила глаза, желая от стыда провалиться под землю. – Это потому, что вы – самый красивый человек из всех, кого я только видела.
Лицо Мэтью изобразило крайнее удивление, затем он улыбнулся. Улыбка была настолько прекрасной, что у Мейзи не было выбора – она улыбнулась в ответ.
Глава 4
Бал и шумное веселье продолжались почти до утра. Наблюдая за танцующими, Шарлотта еще сильнее ощутила отсутствие Спенсера. Ведь он непременно приобнял бы ее за плечи и увел от чужих взглядов. А прежде чем отпустить, целомудренно, но нежно поцеловал бы в висок и сочувственной улыбкой постарался бы вселить в нее мужество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74