Каждый раз, когда он проявлял медлительность, его жестоко наказывали. Полагаю, его преподобие называл это «выбивать из него язычество».
– Какая жестокость! – Шарлотта опустила руки и подалась к Джорджу. – Как он выдержал такой ужас! Странно, я всегда считала миссионеров лучшими из людей, думала, их коснулась рука Господа.
– Возможно, некоторых действительно коснулась.
– Но не тех, которых ты видел?
Джордж ненадолго задумался, потом ответил:
– Челозек, вырастивший Мэтью, был куда большим варваром, чем Мэтью, но он считал себя выше окружающих только потому, что был европейцем. Возможно, он был исключением из правил, и остальные миссионеры служат только Богу.
– Мне жаль, – тихо проговорила Шарлотта.
Джордж бросил на нее удивленный взгляд.
– Ты же ни в чем не виновата.
– Я знаю, но мне жаль Мэтью и любого другого, кто должен терпеть жестокость ради жестокости. Страдать за правду – это одно, совсем другое дело, когда страдания бессмысленны. Ты согласен?
– Согласен, – улыбнувшись, кивнул он.
– Я сказала что-нибудь забавное?
– Напротив. – Джордж сел с нею рядом за стол, сложил руки и стал смотреть на Шарлотту с тем же хмурым выражением, с каким чуть раньше она сама смотрела на мужа. – Пожалуй, впервые в жизни я так серьезно разговариваю с женщиной.
– О чем же ты обычно разговариваешь с женщинами?
Он молчал, и Шарлотта решила, что ее муж вспоминает все те сотни разговоров, которые он вел с самыми разными женщинами. Даже во время их краткого брака Джордж был любимцем ее сестер, всегда умел им польстить, шептал на ухо приятные вещи, от которых они хихикали и краснели.
Он был из тех, кто знает, что хочет слышать женщина.
Джордж, казалось, отнесся к ее вопросу вполне серьезно, а его ответ очень удивил Шарлотту.
– Я думаю, мужчины, в целом, обсуждают в большей степени идеи. Женщины чаще говорят о чувствах.
– Это довольно смелое предположение, разве не так? Я знаю многих женщин, которые готовы высказывать серьезные идеи. Женщины думают и действуют, а не просто существуют рядом с мужчинами.
– Ты – директриса школы, – заметил он. – Я бы удивился, если бы ты имела об этом другое мнение.
Шарлотта раздраженно помотала головой.
– И какие же чувства эти женщины обсуждали с тобой? – Шарлотта понимала, что такой вопрос совсем не следовало задавать. Тем не менее, любопытство одержало верх над вежливостью.
– Возможно, они были в меня отчаянно влюблены, – произнес он с веселыми искрами в глазах.
– Или ты хотел в это верить. Скорее, ты им страшно не нравился, – предположила Шарлотта. – И они просто жаждали сказать тебе об этом.
– Возможно, их пугала сила собственных чувств.
– Или же их тошнило от собственной антипатии к тебе.
Его улыбка стала шире, Шарлотта не удержалась и ответила на нее. Несправедливо, что он так обаятелен.
– Если ты все еще голоден, – предложила она, – я могла бы тебе что-нибудь приготовить. Я понемногу научилась готовить, когда приехала в Балфурин.
– Не нужно. – Он покачал головой. – У меня пропал аппетит.
– Конечно. При таком-то запахе.
– Прошу меня извинить, но не раскаиваюсь, потому что этот запах привел тебя ко мне. Я не видел тебя за обедом. Ты меня избегаешь?
Если бы она действительно его избегала, то не явилась бы сюда в халате. Но Шарлотте не хотелось привлекать внимание к своей одежде, поэтому она молча пожала плечами.
– Я тебя пугаю?
– Пугаешь? – Она покачала головой.
Он не стал спорить, а встал и начал отмывать черный котелок.
– В чем это ты готовил? – с любопытством спросила Шарлотта.
– Это вок – китайский котелок с выпуклым днищем. – Джордж начал его скрести ложкой с длинной ручкой. – Как обошлось сегодняшнее приключение? – спросил он и добавил: – Случай с каретой.
– Я немного простыла, – ответила Шарлотта, – но этого следовало ожидать.
– Франклин вернулся благополучно. Думаю, лошадь можно вылечить.
Шарлотта кивнула. Она уже поговорила с Франклином.
– Ты нашел в старом замке то, что искал?
Он оглянулся и улыбнулся, как будто поощряя ее любопытство.
– Не нашел. Но все равно приятно было навестить знакомые места. Я не был там много лет. – Он помолчал. Слышался только скрежет металла о металл. – Очень странно видеть всех этих предков в склепе. Сразу вспоминаешь, что ты – лишь звено в длинной цепи. – Он бросил на нее острый взгляд: – А твоя семья, Шарлотта? Ты с ними когда– нибудь видишься?
Вопрос так поразил Шарлотту, что она некоторое время смотрела на мужа молча.
– Нет, – наконец проговорила она, отметив, что в первый раз за все эти годы кто-то поинтересовался ее родителями. И вообще ее родственниками. Такое впечатление, что она, как сорняк, просто возникла во весь рост на ступенях Балфурина пять лет назад. Никто и не подумал выяснить, какой была ее прежняя жизнь. Даже Спенсер. – Нет, – повторила Шарлотта. – Я несколько раз им писала. – Два года назад последнее письмо вернулось без всяких пометок. От нее просто отказались. Шарлотта была так возмущена, что больше не писала родителям. – Похоже, они не желают меня знать, – выговорила она жестокую правду. – Они оставили меня здесь, уверенные, что я вернусь, несчастная и покорная. Конечно, я поклялась никогда этого не делать и всегда успокаивала себя словами Мэри Уоллстонкрафг. Ты ее читал? Пятьдесят лет назад она написала трактат о правах женщин.
Он молчал, и Шарлотта продолжила:
– Она пишет о том, что родитель, который оказывает должное внимание беспомощному ребенку, имеет право требовать такого же внимания, когда преклонный возраст лишает его сил. Но отдать одно разумное существо во власть другого после того, как человек достигнет взрослого состояния, является жестоким и несправедливым превышением власти.
Диксон повернулся и внимательно посмотрел на собеседницу. В его глазах читалось легкое недоумение.
– И ты никогда их не видела с тех пор, как они тебя здесь оставили?
– Дело было совсем не так. Никто меня здесь не оставлял, – нетерпеливо возразила Шарлотта. – Не стоит так плохо о них думать. Я сама отказалась уезжать. Просто уперлась, и все. Мама сказала, что у меня бабушкин характер. Жаль, что я ее не знала. Мы бы наверняка нашли общий язык.
– И с тех пор вы не виделись? – настойчиво повторил он.
– Нет, не виделись. Но зачем тебе это знать? Тебе никогда не нравился мой отец.
– Подозреваю, что это чувство было взаимным, – заметил он.
Шарлотта неохотно кивнула.
Отец всеми способами избегал Джорджа. Они не общались даже за обедом. Разговор поддерживали женщины, иначе за столом оказались бы нарочито молчащие люди, а обед оживлялся бы только позвякиванием серебряных приборов.
– А вот мать тебе нравилась.
Он промолчал. Шарлотту это не удивило. Она успела понять, что существует масса вещей, по поводу которых Джордж то и дело прибегал к молчанию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
– Какая жестокость! – Шарлотта опустила руки и подалась к Джорджу. – Как он выдержал такой ужас! Странно, я всегда считала миссионеров лучшими из людей, думала, их коснулась рука Господа.
– Возможно, некоторых действительно коснулась.
– Но не тех, которых ты видел?
Джордж ненадолго задумался, потом ответил:
– Челозек, вырастивший Мэтью, был куда большим варваром, чем Мэтью, но он считал себя выше окружающих только потому, что был европейцем. Возможно, он был исключением из правил, и остальные миссионеры служат только Богу.
– Мне жаль, – тихо проговорила Шарлотта.
Джордж бросил на нее удивленный взгляд.
– Ты же ни в чем не виновата.
– Я знаю, но мне жаль Мэтью и любого другого, кто должен терпеть жестокость ради жестокости. Страдать за правду – это одно, совсем другое дело, когда страдания бессмысленны. Ты согласен?
– Согласен, – улыбнувшись, кивнул он.
– Я сказала что-нибудь забавное?
– Напротив. – Джордж сел с нею рядом за стол, сложил руки и стал смотреть на Шарлотту с тем же хмурым выражением, с каким чуть раньше она сама смотрела на мужа. – Пожалуй, впервые в жизни я так серьезно разговариваю с женщиной.
– О чем же ты обычно разговариваешь с женщинами?
Он молчал, и Шарлотта решила, что ее муж вспоминает все те сотни разговоров, которые он вел с самыми разными женщинами. Даже во время их краткого брака Джордж был любимцем ее сестер, всегда умел им польстить, шептал на ухо приятные вещи, от которых они хихикали и краснели.
Он был из тех, кто знает, что хочет слышать женщина.
Джордж, казалось, отнесся к ее вопросу вполне серьезно, а его ответ очень удивил Шарлотту.
– Я думаю, мужчины, в целом, обсуждают в большей степени идеи. Женщины чаще говорят о чувствах.
– Это довольно смелое предположение, разве не так? Я знаю многих женщин, которые готовы высказывать серьезные идеи. Женщины думают и действуют, а не просто существуют рядом с мужчинами.
– Ты – директриса школы, – заметил он. – Я бы удивился, если бы ты имела об этом другое мнение.
Шарлотта раздраженно помотала головой.
– И какие же чувства эти женщины обсуждали с тобой? – Шарлотта понимала, что такой вопрос совсем не следовало задавать. Тем не менее, любопытство одержало верх над вежливостью.
– Возможно, они были в меня отчаянно влюблены, – произнес он с веселыми искрами в глазах.
– Или ты хотел в это верить. Скорее, ты им страшно не нравился, – предположила Шарлотта. – И они просто жаждали сказать тебе об этом.
– Возможно, их пугала сила собственных чувств.
– Или же их тошнило от собственной антипатии к тебе.
Его улыбка стала шире, Шарлотта не удержалась и ответила на нее. Несправедливо, что он так обаятелен.
– Если ты все еще голоден, – предложила она, – я могла бы тебе что-нибудь приготовить. Я понемногу научилась готовить, когда приехала в Балфурин.
– Не нужно. – Он покачал головой. – У меня пропал аппетит.
– Конечно. При таком-то запахе.
– Прошу меня извинить, но не раскаиваюсь, потому что этот запах привел тебя ко мне. Я не видел тебя за обедом. Ты меня избегаешь?
Если бы она действительно его избегала, то не явилась бы сюда в халате. Но Шарлотте не хотелось привлекать внимание к своей одежде, поэтому она молча пожала плечами.
– Я тебя пугаю?
– Пугаешь? – Она покачала головой.
Он не стал спорить, а встал и начал отмывать черный котелок.
– В чем это ты готовил? – с любопытством спросила Шарлотта.
– Это вок – китайский котелок с выпуклым днищем. – Джордж начал его скрести ложкой с длинной ручкой. – Как обошлось сегодняшнее приключение? – спросил он и добавил: – Случай с каретой.
– Я немного простыла, – ответила Шарлотта, – но этого следовало ожидать.
– Франклин вернулся благополучно. Думаю, лошадь можно вылечить.
Шарлотта кивнула. Она уже поговорила с Франклином.
– Ты нашел в старом замке то, что искал?
Он оглянулся и улыбнулся, как будто поощряя ее любопытство.
– Не нашел. Но все равно приятно было навестить знакомые места. Я не был там много лет. – Он помолчал. Слышался только скрежет металла о металл. – Очень странно видеть всех этих предков в склепе. Сразу вспоминаешь, что ты – лишь звено в длинной цепи. – Он бросил на нее острый взгляд: – А твоя семья, Шарлотта? Ты с ними когда– нибудь видишься?
Вопрос так поразил Шарлотту, что она некоторое время смотрела на мужа молча.
– Нет, – наконец проговорила она, отметив, что в первый раз за все эти годы кто-то поинтересовался ее родителями. И вообще ее родственниками. Такое впечатление, что она, как сорняк, просто возникла во весь рост на ступенях Балфурина пять лет назад. Никто и не подумал выяснить, какой была ее прежняя жизнь. Даже Спенсер. – Нет, – повторила Шарлотта. – Я несколько раз им писала. – Два года назад последнее письмо вернулось без всяких пометок. От нее просто отказались. Шарлотта была так возмущена, что больше не писала родителям. – Похоже, они не желают меня знать, – выговорила она жестокую правду. – Они оставили меня здесь, уверенные, что я вернусь, несчастная и покорная. Конечно, я поклялась никогда этого не делать и всегда успокаивала себя словами Мэри Уоллстонкрафг. Ты ее читал? Пятьдесят лет назад она написала трактат о правах женщин.
Он молчал, и Шарлотта продолжила:
– Она пишет о том, что родитель, который оказывает должное внимание беспомощному ребенку, имеет право требовать такого же внимания, когда преклонный возраст лишает его сил. Но отдать одно разумное существо во власть другого после того, как человек достигнет взрослого состояния, является жестоким и несправедливым превышением власти.
Диксон повернулся и внимательно посмотрел на собеседницу. В его глазах читалось легкое недоумение.
– И ты никогда их не видела с тех пор, как они тебя здесь оставили?
– Дело было совсем не так. Никто меня здесь не оставлял, – нетерпеливо возразила Шарлотта. – Не стоит так плохо о них думать. Я сама отказалась уезжать. Просто уперлась, и все. Мама сказала, что у меня бабушкин характер. Жаль, что я ее не знала. Мы бы наверняка нашли общий язык.
– И с тех пор вы не виделись? – настойчиво повторил он.
– Нет, не виделись. Но зачем тебе это знать? Тебе никогда не нравился мой отец.
– Подозреваю, что это чувство было взаимным, – заметил он.
Шарлотта неохотно кивнула.
Отец всеми способами избегал Джорджа. Они не общались даже за обедом. Разговор поддерживали женщины, иначе за столом оказались бы нарочито молчащие люди, а обед оживлялся бы только позвякиванием серебряных приборов.
– А вот мать тебе нравилась.
Он промолчал. Шарлотту это не удивило. Она успела понять, что существует масса вещей, по поводу которых Джордж то и дело прибегал к молчанию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74