Видимо, он ждал другого ответа. Что-нибудь о красоте лугов или аромате цветов.
– Суп из курицы? Я тоже его люблю. С лапшой?
– Нет, – ответила Мейзи. – С морковкой и большими кусками курицы. И с хрустящими рогаликами. Конечно, с маслом.
– Ну конечно, – с улыбкой согласился Мэтью.
– А еще люблю чистые простыни, которые пахнут солнцем. И котят, когда у них только что открылись глазки, а животики толстые, кругленькие. Иногда я беру одного в руки, а он впервые начинает мурлыкать, тогда кажется, что Бог послал мне подарок. А вы, Мэтью? Чему вы радуетесь?
– Тому, что я сейчас здесь, с вами, – честно признался он. – Радуюсь безопасности.
– Вы редко чувствуете себя в безопасности?
Лучше бы она не задавала этот вопрос. Она же не хочет действительно выслушать историю его жизни. А может, он просто не желает ее рассказывать…
– Хотел бы я увидеть этих ваших котят.
– Кошка в амбаре скоро окотится, – отозвалась Мейзи. – Надеюсь, вы еще будете в Балфурине.
– Мой господин не спешит уезжать.
– Почему вы его так называете? Вы же не принадлежите ему.
Мэтью не стал рассказывать правду. Она родилась в Европе и не поймет, что с того мгновения, когда Диксон спас ему жизнь, Мэтью отдал ему свою душу. Теперь от Диксона зависело, чувствует Мэтью радость или печаль, проживет ли свою жизнь с честью.
Его жизнь ему не принадлежала, и впервые Мэтью пожалел об этом. Однако в последние несколько лет он начал понимать простую вещь: покорившись судьбе, он стал сильнее. А став сильнее, он готов принять все, что пошлет ему судьба.
– Это уважительное обращение, – сказал он, выбирая объяснение, понятное большинству европейцев. Мейзи кивнула, и Мэтью с благодарностью отметил, что тема исчерпана.
В тишине этой ночи на зеленом шотландском холме Мэтью ощутил первые признаки беспокойства. Будь у него обязательства лишь перед самим собой, повел бы сейчас себя иначе. Он обнял бы Мейзи и, может быть, поцеловал. Но его жизнь ему не принадлежала, а потому Мэтью предпочел смотреть на звезды над головой, а не на соблазн под боком.
Мэтью встал и протянул Мейзи обе руки. Девушка без колебаний вложила свои пальчики в его ладони и позволила помочь себе встать. На мгновение они оказались в опасной близости. Мэтью вдохнул ее аромат. От нее пахло травой, на которой они сидели, и смесью цветов.
– В моей стране я восстановил бы против себя всех твоих родственников тем, что провел столько времени наедине с тобой.
– В моей тоже, – сказала Мейзи. – У тебя много родственников?
– У меня никого нет, – ответил Мэтью. – Я редко рассказываю об этом. Но с другой стороны, почти никто и не спрашивает.
– Тогда давай поклянемся. Будем всегда честными, будем задавать друг другу вопросы, которые больше никто не смеет задать, и будем отвечать на них со всей искренностью.
Мэтью был вовсе не уверен, что это разумно. Мейзи была слишком невинной, слишком милой, чтобы он посмел к ней прикоснуться. Внезапно Мэтью ощутил, как распахнулось навстречу ей его сердце, и гнев, вспыхнувший в нем, поразил его.
* * *
Диксон задул лампу и вышел из библиотеки. Коридор казался еще темнее, чем прежде. Непроглядная тьма окутывала лестницы. По их стенам на равных расстояниях были развешены портреты предков. Диксону казалось, что они улыбаются ему, кто – забавляясь, кто – сочувствуя.
Он почти добрался до верхней площадки, когда вдруг услыхал какие-то странные звуки – будто волокли что-то тяжелое. Мэтью непременно сказал бы, что это не нашедший упокоения дух одного из предков тащит свои грехи. Сам Диксон предпочитал в привидения не верить – ни в обремененные земными грехами, ни в чистые и непорочные.
Тем не менее шум не прекращался.
Отступив к стене, он сунул руку в карман халата, нащупал там молоток и стал ждать.
– Дьявол его побери!
Диксон узнал голос.
– Пусть не думает, что я собираюсь сидеть и смотреть, как он разводит шашни со служанками! Да где же он?
На лестнице для слуг упало что-то тяжелое, раздались приглушенные проклятия. Оставив в покое молоток, Диксон пошел по коридору, все его мысли устремлялись к приближающейся женщине.
Наконец в коридоре появилась Шарлотта, в своей светлой рубашке и халате действительно напоминавшая привидение. За собой она волокла тяжелый палаш.
При виде Диксона она издала слабый крик – скорее для приличия, чем от испуга. Одной рукой она вцепилась себе в горло, другой – продолжала держать сбоку свое оружие.
– Ты что, тащишь за собой палаш?
– Вот именно. – Шарлотта подтянула к себе его поближе, протащив конец по ковру. Если он окажется таким же острым, как все оружие в Балфурине, ковру придет конец. Однако Шарлотту это ничуть не заботило.
– Джордж, я этого не допущу! – воскликнула она так громко, что могла бы разбудить любой здешний призрак. Или любого из ныне здравствующих обитателей Балфурина. – Не допущу, чтобы ты сбивал с толку служанок. Мой муж не будет позорить меня таким образом, даже если мы не спим вместе! Я этого не допущу! Одного раза вполне достаточно.
– Надеюсь, ты не стала стучаться во все двери и искать меня? – спросил Диксон.
– Я решила, что в этом нет нужды. Ты развлекаешься довольно громко, я просто стояла и слушала.
Диксона разбирало веселье, в то же время он испытывал к Шарлотте сочувствие.
– Шарлотта, уверяю тебя, я не был в постели ни с одной из твоих служанок.
– Тогда почему ты бродишь по коридорам Балфурина в этот час?
– Не мог заснуть.
– Уверена, тебе не дает спать больная совесть.
– Несомненно. – Сама того не зная, Шарлотта была недалека от истины. – Ты собиралась прогнать меня с помощью этого палаша?
– Или отрубить им кое-какую часть твоего тела, – сердито сказала она, удерживая оружие возле бедра.
– Ты очень кровожадная женщина, Шарлотта.
– Когда женщину бросают, в душе ее возникают разные чувства.
Шарлотта с палашом выглядела очень забавно. Неужели она не понимает, что, не имея сил оторвать его от пола, она едва ли сумела бы воспользоваться им по назначению?
Диксон приблизился на шаг и, не успела она отстраниться, поцеловал ее.
Разумеется, не следовало этого делать. Но она выглядела такой трогательной и беззащитной, несмотря на свое грозное оружие.
У нее были невероятно мягкие губы. Поцелуй сделался глубже. Свободной рукой Диксон обнял ее за правое плечо, услышал, как упал, стукнувшись о пол, палаш, почувствовал, что ее рука обвивает его шею. Ободренный ее реакцией, он придвинулся еще ближе. Шарлотта приоткрыла губы, издав при этом слабый, почти жалобный звук.
Диксон никогда так остро не чувствовал, насколько хрупкой может быть женщина. Она буквально дрожала в его руках. Ему хотелось окутать ее своими объятиями, прошептать что-нибудь нежное, успокаивающее, что прогонит ее страхи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
– Суп из курицы? Я тоже его люблю. С лапшой?
– Нет, – ответила Мейзи. – С морковкой и большими кусками курицы. И с хрустящими рогаликами. Конечно, с маслом.
– Ну конечно, – с улыбкой согласился Мэтью.
– А еще люблю чистые простыни, которые пахнут солнцем. И котят, когда у них только что открылись глазки, а животики толстые, кругленькие. Иногда я беру одного в руки, а он впервые начинает мурлыкать, тогда кажется, что Бог послал мне подарок. А вы, Мэтью? Чему вы радуетесь?
– Тому, что я сейчас здесь, с вами, – честно признался он. – Радуюсь безопасности.
– Вы редко чувствуете себя в безопасности?
Лучше бы она не задавала этот вопрос. Она же не хочет действительно выслушать историю его жизни. А может, он просто не желает ее рассказывать…
– Хотел бы я увидеть этих ваших котят.
– Кошка в амбаре скоро окотится, – отозвалась Мейзи. – Надеюсь, вы еще будете в Балфурине.
– Мой господин не спешит уезжать.
– Почему вы его так называете? Вы же не принадлежите ему.
Мэтью не стал рассказывать правду. Она родилась в Европе и не поймет, что с того мгновения, когда Диксон спас ему жизнь, Мэтью отдал ему свою душу. Теперь от Диксона зависело, чувствует Мэтью радость или печаль, проживет ли свою жизнь с честью.
Его жизнь ему не принадлежала, и впервые Мэтью пожалел об этом. Однако в последние несколько лет он начал понимать простую вещь: покорившись судьбе, он стал сильнее. А став сильнее, он готов принять все, что пошлет ему судьба.
– Это уважительное обращение, – сказал он, выбирая объяснение, понятное большинству европейцев. Мейзи кивнула, и Мэтью с благодарностью отметил, что тема исчерпана.
В тишине этой ночи на зеленом шотландском холме Мэтью ощутил первые признаки беспокойства. Будь у него обязательства лишь перед самим собой, повел бы сейчас себя иначе. Он обнял бы Мейзи и, может быть, поцеловал. Но его жизнь ему не принадлежала, а потому Мэтью предпочел смотреть на звезды над головой, а не на соблазн под боком.
Мэтью встал и протянул Мейзи обе руки. Девушка без колебаний вложила свои пальчики в его ладони и позволила помочь себе встать. На мгновение они оказались в опасной близости. Мэтью вдохнул ее аромат. От нее пахло травой, на которой они сидели, и смесью цветов.
– В моей стране я восстановил бы против себя всех твоих родственников тем, что провел столько времени наедине с тобой.
– В моей тоже, – сказала Мейзи. – У тебя много родственников?
– У меня никого нет, – ответил Мэтью. – Я редко рассказываю об этом. Но с другой стороны, почти никто и не спрашивает.
– Тогда давай поклянемся. Будем всегда честными, будем задавать друг другу вопросы, которые больше никто не смеет задать, и будем отвечать на них со всей искренностью.
Мэтью был вовсе не уверен, что это разумно. Мейзи была слишком невинной, слишком милой, чтобы он посмел к ней прикоснуться. Внезапно Мэтью ощутил, как распахнулось навстречу ей его сердце, и гнев, вспыхнувший в нем, поразил его.
* * *
Диксон задул лампу и вышел из библиотеки. Коридор казался еще темнее, чем прежде. Непроглядная тьма окутывала лестницы. По их стенам на равных расстояниях были развешены портреты предков. Диксону казалось, что они улыбаются ему, кто – забавляясь, кто – сочувствуя.
Он почти добрался до верхней площадки, когда вдруг услыхал какие-то странные звуки – будто волокли что-то тяжелое. Мэтью непременно сказал бы, что это не нашедший упокоения дух одного из предков тащит свои грехи. Сам Диксон предпочитал в привидения не верить – ни в обремененные земными грехами, ни в чистые и непорочные.
Тем не менее шум не прекращался.
Отступив к стене, он сунул руку в карман халата, нащупал там молоток и стал ждать.
– Дьявол его побери!
Диксон узнал голос.
– Пусть не думает, что я собираюсь сидеть и смотреть, как он разводит шашни со служанками! Да где же он?
На лестнице для слуг упало что-то тяжелое, раздались приглушенные проклятия. Оставив в покое молоток, Диксон пошел по коридору, все его мысли устремлялись к приближающейся женщине.
Наконец в коридоре появилась Шарлотта, в своей светлой рубашке и халате действительно напоминавшая привидение. За собой она волокла тяжелый палаш.
При виде Диксона она издала слабый крик – скорее для приличия, чем от испуга. Одной рукой она вцепилась себе в горло, другой – продолжала держать сбоку свое оружие.
– Ты что, тащишь за собой палаш?
– Вот именно. – Шарлотта подтянула к себе его поближе, протащив конец по ковру. Если он окажется таким же острым, как все оружие в Балфурине, ковру придет конец. Однако Шарлотту это ничуть не заботило.
– Джордж, я этого не допущу! – воскликнула она так громко, что могла бы разбудить любой здешний призрак. Или любого из ныне здравствующих обитателей Балфурина. – Не допущу, чтобы ты сбивал с толку служанок. Мой муж не будет позорить меня таким образом, даже если мы не спим вместе! Я этого не допущу! Одного раза вполне достаточно.
– Надеюсь, ты не стала стучаться во все двери и искать меня? – спросил Диксон.
– Я решила, что в этом нет нужды. Ты развлекаешься довольно громко, я просто стояла и слушала.
Диксона разбирало веселье, в то же время он испытывал к Шарлотте сочувствие.
– Шарлотта, уверяю тебя, я не был в постели ни с одной из твоих служанок.
– Тогда почему ты бродишь по коридорам Балфурина в этот час?
– Не мог заснуть.
– Уверена, тебе не дает спать больная совесть.
– Несомненно. – Сама того не зная, Шарлотта была недалека от истины. – Ты собиралась прогнать меня с помощью этого палаша?
– Или отрубить им кое-какую часть твоего тела, – сердито сказала она, удерживая оружие возле бедра.
– Ты очень кровожадная женщина, Шарлотта.
– Когда женщину бросают, в душе ее возникают разные чувства.
Шарлотта с палашом выглядела очень забавно. Неужели она не понимает, что, не имея сил оторвать его от пола, она едва ли сумела бы воспользоваться им по назначению?
Диксон приблизился на шаг и, не успела она отстраниться, поцеловал ее.
Разумеется, не следовало этого делать. Но она выглядела такой трогательной и беззащитной, несмотря на свое грозное оружие.
У нее были невероятно мягкие губы. Поцелуй сделался глубже. Свободной рукой Диксон обнял ее за правое плечо, услышал, как упал, стукнувшись о пол, палаш, почувствовал, что ее рука обвивает его шею. Ободренный ее реакцией, он придвинулся еще ближе. Шарлотта приоткрыла губы, издав при этом слабый, почти жалобный звук.
Диксон никогда так остро не чувствовал, насколько хрупкой может быть женщина. Она буквально дрожала в его руках. Ему хотелось окутать ее своими объятиями, прошептать что-нибудь нежное, успокаивающее, что прогонит ее страхи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74