Он брал ее одинаково с тех пор, как зачал Сюзанну. Всегда среди ночи, внезапно, пробуждая ото сна, так что она часто не спала до рассвета, в страхе прислушиваясь, не раздадутся ли шаги супруга.
Филипп никогда не разговаривал с ней, только грубо ругался, когда проникал в ее тело, и непристойности помогали ему довести свое возбуждение до настоящего исступления. Он даже не делал вида, что Легация что-то значит для него. Он имел нужду, и ее долгом было ее удовлетворить.
Филипп тяжело опустился на матрас, грубо задрал рубашку и, схватив жену за запястья, завел руки за голову. От нестерпимой боли у женщины брызнули слезы.
Когда все осталось позади, Филипп ушел, не сказав ни единого слова, даже не задернув полог. Сквозь широкие окна в комнату хлынули первые, еще робкие лучи солнца, обещавшие ясный день. Женщина лежала с широко раскрытыми глазами, не пытаясь сдержать слез. Такова была ее жизнь, и поделать она ничего не могла. Пожаловаться некому. Отец не станет слушать, если она скажет ему хоть слово против мужа. В глазах церкви и закона супруг был ее господином, и то, как он с ней обращался, было лишь делом его совести. Герцог Госфордский за нее не заступится. Не заступится и весь мир.
Глава 11
— Никаких приглашений на ужин, Октавия?
— Нет, хоть раз хочу побаловать себя тишиной и покоем. — Она улыбнулась стоявшему на пороге ванной Руперту. — Входи, а то напустишь холода.
Руперт закрыл за собой дверь.
— Нелл, госпожа позвонит, когда ты ей снова понадобишься.
Служанка, стоявшая наготове с темно-зеленым шелковым халатом, перехватила взгляд лорда Руперта, брошенный им на плещущуюся в ванне леди Уорвик, и ей сразу стало ясно, что ее присутствие здесь излишне. Она повесила халат на вешалку и скромно вышла из комнаты. Руперт придвинул стул к ванне, поближе к огню.
— Если думаешь позабавиться, учти, испортишь сюртук, — строго заявила Октавия. — Вода и бархат, сэр, как известно, сочетаются плохо.
— Тоже мне проблема! — Руперт снял сюртук из черного бархата и темный шелковый жилет и аккуратно повесил все это на спинку стула.
— Намочишь панталоны, — предупредила Октавия все тем же тоном.
— Придется рискнуть. Что ты сделала с мылом?
— Намылила его на себя, — в истоме объяснила она.
— Тогда намылим тебя еще раз. — Руперт взял пахнущее лавандой мыло. — Итак, откуда начнем?
Октавия усмехнулась и сдалась — податливое тело стремилось к новым урокам. Руперт всегда получал большое наслаждение, когда она, подчиняясь его власти, отстранялась от рассудочного и находила удовольствие в чисто чувственных ощущениях.
Октавия с нетерпением ждала, когда ласки разожгут чувство возбуждения до экстаза. Она знала, что Руперт будет до ночи поглядывать на нее, поглаживать, легко касаясь чувственных мест, шептать на ухо ласковые слова, а когда ее тело уже будет изнывать от желания — отстранится. Зато потом, когда они наконец окажутся вместе, одно лишь легкое прикосновение ввергнет Октавию в оргазм.
— Где ты сегодня ужинаешь? — Попытки удержаться в рамках повседневного разговора были частью их обычной игры.
— Виконт Лоутон собирает небольшое общество, — ответил он самым обычным тоном, а рука тем временем продолжала заниматься своим делом. — Обещал какое-то изысканное развлечение.
— Другими словами — женщин.
— Может быть, — согласился Руперт. — Вечеринка с раздеванием. Принц Уэльский намекнул, что обожает подобные зрелища, а Малькольм заверил, что три девицы-танцовщицы, которых он нанял, сумеют удовлетворить самый привередливый вкус.
Он провел кончиком пальца по ее губам.
— Мне говорили, что одна очень сильна в бичевании, а этот вид удовольствия его высочество особенно ценит. Октавия усмехнулась и облизала его палец.
— Любит хлестать других или подставляет себя?
— И то и другое, а то и оба вместе, — с легкомысленным смешком ответил Руперт. — Придется извиниться перед его высочеством и покинуть избранную компанию, перед тем как великосветские забавы достигнут пика. — Он сел на стул и положил на колени большое полотенце. — Вылезай.
— На игру приедешь попозже? — Октавия осторожно вышла из ванны и устроилась на колене Руперта.
— Конечно. — Он завернул ее в полотенце и стал промокать им влагу. — И думаю, с большинством гостей Лоутона. Как только им надоест кривляние трех шлюх.
— Мне казалось, что девицы подобного рода шлюхами себя не считают. — Октавия наклонилась вперед, чтобы Руперт смог вытереть ей спину. — Ведь телами они не торгуют?
— Нет, но изображают в развратной форме все, что потребует всякий нанявший их идиот. Вставай, надо высушить остальное.
Октавия повиновалась. Теперь, когда полотенце поглаживало ее ягодицы и бедра, ей с трудом удавалось поддерживать обычный разговор.
— Нанявший — невежественный, напыщенный идиот. — Она поперхнулась собственными словами. — Мы всех их дурачим, а им это даже не приходит в голову!
Руперт повернул ее к себе лицом, и Октавия поняла, что это сражение она проиграла.
Руперт рассмеялся, откинулся назад, оглядел ее тело восхищенными, жаждущими глазами:
— Сдаешься?
— Порой ты лучше меня знаешь, чего я хочу. — Голос перестал ей повиноваться, тело требовало обещанной разрядки.
Она желала одного — чтобы он поскорее довел дело до конца, но понимала, что это прервет долгие часы чувственных ожиданий, которые и делали их игры восхитительными.
— Что ж, я согласен. Хотя… я думаю, лучше оставить все как есть.
Тяжело дышащая Октавия поспешно вырвалась из его рук… Слишком поспешно… И, зацепившись за край ванны и взмахнув руками, она снова плюхнулась в воду. Мыльная пена потоком хлынула через край.
— Какая неуклюжая! — осуждающе покачал головой Руперт. — Теперь придется начинать все сначала.
— Нет уж, сэр, уходите! Обо мне позаботится Нелл.
Руперт рассмеялся ее возмущению, которое лишь наполовину было притворным, поймал за подбородок и поцеловал в губы:
— Вернусь не позднее одиннадцати. Не думаю, что серьезные дела начнутся раньше.
В доме Уорвиков на Довер-стрит были две приманки: прелестная хозяйка и игра по-крупному, которой руководил лорд Руперт.
Игра была запрещена законом, но оставалась самым популярным развлечением в Лондоне. Руперт оказался искусным картежником. Он с легкостью обыгрывал неопытных богатых сосунков, и это помогало чете Уорвиков оплачивать часть счетов за жилье. Октавия же, которая не умела и не любила играть, выполняла роль приветливой хозяйки, радушно принимавшей гостей своего мужа.
Занятие было на редкость забавным, хотя цель серьезна. Пустые, напыщенные идиоты заслуживали того, чтобы над ними посмеялись. Мужчины принимали за чистую монету кокетство Октавии, в полном убеждении, что покорили ее сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Филипп никогда не разговаривал с ней, только грубо ругался, когда проникал в ее тело, и непристойности помогали ему довести свое возбуждение до настоящего исступления. Он даже не делал вида, что Легация что-то значит для него. Он имел нужду, и ее долгом было ее удовлетворить.
Филипп тяжело опустился на матрас, грубо задрал рубашку и, схватив жену за запястья, завел руки за голову. От нестерпимой боли у женщины брызнули слезы.
Когда все осталось позади, Филипп ушел, не сказав ни единого слова, даже не задернув полог. Сквозь широкие окна в комнату хлынули первые, еще робкие лучи солнца, обещавшие ясный день. Женщина лежала с широко раскрытыми глазами, не пытаясь сдержать слез. Такова была ее жизнь, и поделать она ничего не могла. Пожаловаться некому. Отец не станет слушать, если она скажет ему хоть слово против мужа. В глазах церкви и закона супруг был ее господином, и то, как он с ней обращался, было лишь делом его совести. Герцог Госфордский за нее не заступится. Не заступится и весь мир.
Глава 11
— Никаких приглашений на ужин, Октавия?
— Нет, хоть раз хочу побаловать себя тишиной и покоем. — Она улыбнулась стоявшему на пороге ванной Руперту. — Входи, а то напустишь холода.
Руперт закрыл за собой дверь.
— Нелл, госпожа позвонит, когда ты ей снова понадобишься.
Служанка, стоявшая наготове с темно-зеленым шелковым халатом, перехватила взгляд лорда Руперта, брошенный им на плещущуюся в ванне леди Уорвик, и ей сразу стало ясно, что ее присутствие здесь излишне. Она повесила халат на вешалку и скромно вышла из комнаты. Руперт придвинул стул к ванне, поближе к огню.
— Если думаешь позабавиться, учти, испортишь сюртук, — строго заявила Октавия. — Вода и бархат, сэр, как известно, сочетаются плохо.
— Тоже мне проблема! — Руперт снял сюртук из черного бархата и темный шелковый жилет и аккуратно повесил все это на спинку стула.
— Намочишь панталоны, — предупредила Октавия все тем же тоном.
— Придется рискнуть. Что ты сделала с мылом?
— Намылила его на себя, — в истоме объяснила она.
— Тогда намылим тебя еще раз. — Руперт взял пахнущее лавандой мыло. — Итак, откуда начнем?
Октавия усмехнулась и сдалась — податливое тело стремилось к новым урокам. Руперт всегда получал большое наслаждение, когда она, подчиняясь его власти, отстранялась от рассудочного и находила удовольствие в чисто чувственных ощущениях.
Октавия с нетерпением ждала, когда ласки разожгут чувство возбуждения до экстаза. Она знала, что Руперт будет до ночи поглядывать на нее, поглаживать, легко касаясь чувственных мест, шептать на ухо ласковые слова, а когда ее тело уже будет изнывать от желания — отстранится. Зато потом, когда они наконец окажутся вместе, одно лишь легкое прикосновение ввергнет Октавию в оргазм.
— Где ты сегодня ужинаешь? — Попытки удержаться в рамках повседневного разговора были частью их обычной игры.
— Виконт Лоутон собирает небольшое общество, — ответил он самым обычным тоном, а рука тем временем продолжала заниматься своим делом. — Обещал какое-то изысканное развлечение.
— Другими словами — женщин.
— Может быть, — согласился Руперт. — Вечеринка с раздеванием. Принц Уэльский намекнул, что обожает подобные зрелища, а Малькольм заверил, что три девицы-танцовщицы, которых он нанял, сумеют удовлетворить самый привередливый вкус.
Он провел кончиком пальца по ее губам.
— Мне говорили, что одна очень сильна в бичевании, а этот вид удовольствия его высочество особенно ценит. Октавия усмехнулась и облизала его палец.
— Любит хлестать других или подставляет себя?
— И то и другое, а то и оба вместе, — с легкомысленным смешком ответил Руперт. — Придется извиниться перед его высочеством и покинуть избранную компанию, перед тем как великосветские забавы достигнут пика. — Он сел на стул и положил на колени большое полотенце. — Вылезай.
— На игру приедешь попозже? — Октавия осторожно вышла из ванны и устроилась на колене Руперта.
— Конечно. — Он завернул ее в полотенце и стал промокать им влагу. — И думаю, с большинством гостей Лоутона. Как только им надоест кривляние трех шлюх.
— Мне казалось, что девицы подобного рода шлюхами себя не считают. — Октавия наклонилась вперед, чтобы Руперт смог вытереть ей спину. — Ведь телами они не торгуют?
— Нет, но изображают в развратной форме все, что потребует всякий нанявший их идиот. Вставай, надо высушить остальное.
Октавия повиновалась. Теперь, когда полотенце поглаживало ее ягодицы и бедра, ей с трудом удавалось поддерживать обычный разговор.
— Нанявший — невежественный, напыщенный идиот. — Она поперхнулась собственными словами. — Мы всех их дурачим, а им это даже не приходит в голову!
Руперт повернул ее к себе лицом, и Октавия поняла, что это сражение она проиграла.
Руперт рассмеялся, откинулся назад, оглядел ее тело восхищенными, жаждущими глазами:
— Сдаешься?
— Порой ты лучше меня знаешь, чего я хочу. — Голос перестал ей повиноваться, тело требовало обещанной разрядки.
Она желала одного — чтобы он поскорее довел дело до конца, но понимала, что это прервет долгие часы чувственных ожиданий, которые и делали их игры восхитительными.
— Что ж, я согласен. Хотя… я думаю, лучше оставить все как есть.
Тяжело дышащая Октавия поспешно вырвалась из его рук… Слишком поспешно… И, зацепившись за край ванны и взмахнув руками, она снова плюхнулась в воду. Мыльная пена потоком хлынула через край.
— Какая неуклюжая! — осуждающе покачал головой Руперт. — Теперь придется начинать все сначала.
— Нет уж, сэр, уходите! Обо мне позаботится Нелл.
Руперт рассмеялся ее возмущению, которое лишь наполовину было притворным, поймал за подбородок и поцеловал в губы:
— Вернусь не позднее одиннадцати. Не думаю, что серьезные дела начнутся раньше.
В доме Уорвиков на Довер-стрит были две приманки: прелестная хозяйка и игра по-крупному, которой руководил лорд Руперт.
Игра была запрещена законом, но оставалась самым популярным развлечением в Лондоне. Руперт оказался искусным картежником. Он с легкостью обыгрывал неопытных богатых сосунков, и это помогало чете Уорвиков оплачивать часть счетов за жилье. Октавия же, которая не умела и не любила играть, выполняла роль приветливой хозяйки, радушно принимавшей гостей своего мужа.
Занятие было на редкость забавным, хотя цель серьезна. Пустые, напыщенные идиоты заслуживали того, чтобы над ними посмеялись. Мужчины принимали за чистую монету кокетство Октавии, в полном убеждении, что покорили ее сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92