Это был чек на тысячу долларов, который Уэбб выписал мне. Вообще-то я этих денег еще не заработал, однако я положил чек в бумажник. Заработаю — предъявлю к оплате.
По телефону я связался с банком, в котором Уэбб держал свои основные капиталы. Меня соединили с управляющим, знавшим меня, и он дал мне нужную информацию. Вчера утром Уэбб был в банке, где получил сто пятьдесят тысяч долларов наличными и продал на сорок тысяч ценных бумаг.
Итого: двести тысяч долларов. Значит, он уплатил выкуп.
Я поджарил яичницу-болтушку из нескольких яиц, которая видом и вкусом напоминала желтую резину, и сварил кофе. В глазах у меня все еще стояли скребущие пол пальцы Уэбба. Чтобы прогнать это видение, я стал смотреть на аквариум. Ничего. Может быть, это были не два самца, а две самки. А может быть, это были рыбы-миссионеры и они даже не пытались...
Я взял ящичек, в котором держал оружейные принадлежности, уселся на большой, коричневой кожи диван, вычистил, смазал и зарядил свой кольт.
Совершенно очевидно, что убийца Уэбба теперь пытается убить меня. Я понятия не имел, кто он. Но одно могло помочь мне; надо было разыскать девушку, которая прошлым вечером была в доме Уэбба. Незадолго до того, как он был убит, Уэбб собирался ее фотографировать и даже сфотографировал. Теперь я думал, что это и была новобрачная. Трудно предположить, чтобы в тот вечер он стал фотографировать кого-то, а не свою жену. Отныне я решил исходить из этого и надеяться, что она жива.
Ну а предположив это и помня, что Уэбб сказал мне насчет того, что женился на одной из двенадцати девушек, позировавших для журнала, остальное представлялось совсем простым: узнать имена и адреса этих девиц и спросить каждую из них, не выходила ли она за Уэбба замуж. Та, которая скажет «да», расскажет и обо всем остальном. Похоже, операция предстояла не из сложных.
Редакционный офис «В-а-а-у!» находился на Десятой улице в Медине. Я позвонил туда и попал на мужчину с голосом флейты, а когда я спросил его насчет имен и адресов «Женщин журнала», голос его стал звучать как флейта-пикколо:
— Это просто невозможно, немыслимо... — и так далее.
Реакция его была мне понятна. Наверно, тысяч восемнадцать мужчин до меня пытались под разными предлогами заполучить эти имена и адреса.
— Послушайте, — сказал я, — мое имя Шелл Скотт. Я частный детектив и расследую обстоятельства смерти Уэбба Олдена.
— Ага!
— Он был моим хорошим другом... Но что вы, черт возьми, хотели сказать этим «ага!»?
— Скотт, да? Лейтенант Фарли предупредил меня, что вы можете объявиться. Он сказал, что если вы обратитесь к нам..
— Это не важно. Я догадываюсь, что он сказал.
— Я вынужден буду информировать лейтенанта Фарли...
Он еще верещал, когда я положил трубку.
Фарли становится гнойным нарывом, который следовало бы вскрыть. Но есть и другие пути, более простые. Когда люди вступают в брак, они указывают свои имена и адреса в свидетельстве о браке. Вот как просто.
Я заказал междугородный разговор с городским муниципалитетом в Гонолулу. Взявший трубку клерк уведомил меня о том, что информация о зарегистрированных браках хранится в статистическом бюро департамента здравоохранения, и дал мне их номер телефона. Я позвонил туда. Пока новый клерк искал запрошенные мною данные, новая идея пришла мне в голову. Действительно, Уэбб был убит на другой день после того, как женился, но жениться-то он успел.
А это означало, что его жена унаследует больше миллиона долларов. Или, по крайней мере, все, что от этого останется после налета штурмовых отрядов — налоговой инспекции. Странно, что я раньше не рассматривал ситуацию с этой точки зрения. Знакомое ощущение — по спине пробежал холодок.
Клерк вернулся к телефону. Через пару минут я, озадаченный, положил трубку.
В Гонолулу не было никаких данных о том, что Уэбб там зарегистрировал свой брак. Нет, ни тринадцатого, ни двенадцатого августа... Я нахмурился.
Уэбб, безусловно, женился под своим собственным именем. Уэбли Олден — было его настоящее имя, не псевдоним, все те годы, что я его знал. Он сам сказал мне, что женился тринадцатого августа, в четверг, и во время церемонии снял ее на кинопленку. Пленка!
Я позвонил в отделение компании «Кодак» в Лос-Анджелесе. Они сказали мне, что Уэбб заказал предварительно пленку, которая и была проявлена филиалом компании в Гонолулу и, как всегда, была отправлена в адрес мистера Олдена авиапочтой. Завтра суббота, значит, пленку доставят по адресу Уэбба в Медине в понедельник.
В два часа дня зазвонил телефон. Это был Гарольд из фотостудии.
— Ну, есть что-нибудь на этих кадрах? — спросил я.
— На одном есть, Шелл. Только что вынул из кюветы мокрый отпечаток. Другой кадр не был использован, но и одного хватит и еще останется. Где ты его откопал?
Я ощутил легкую дрожь:
— Гарольд, что на этом кадре?
— Красотка. Обнаженная красотка. Ну и работа хороша. Снимал явно профессионал.
— А как выглядит эта девушка?
Он засмеялся:
— Не знаю, как тебе ее описать. — Он засмеялся опять, очевидно думая о чем-то забавном. — Лучше приезжай и посмотри сам.
— Я буду через три минуты. Или меньше. Когда я влетел в фотостудию, Гарольд уже ждал меня. Мы спустились в подвал, где находилась фотолаборатория.
— Вот она. — Он указал на стену, где на темном дереве скотчем был прикреплен цветной отпечаток размером четыре на пять дюймов.
Я посмотрел на него и не смог оторвать глаз.
— Она еще немного влажная, прямо из сушилки. Хороша?
— Хороша.
Фотография действительно была хороша. Вглядываясь в яркий, четкий снимок, я на мгновение даже забыл, почему я так стремился увидеть его. Забыл о том, что надеялся таким образом выйти на жену Уэбба, то есть на женщину, которая в момент убийства находилась в доме. Забыл о том, что это улика.
Да, все это было так, но было и нечто большее.
Это была очаровательная попка.
Чудесный, изумительный, будоражащий задик; два холма Афродиты; бесстыдная, вызывающая попка. То есть она как бы являлась центром композиции, но, справившись с первым впечатлением, я заметил, что на фотографии было много чего еще.
Это была фотография обнаженной женщины, спиной к зрителю. А за ней, дальше от нас, Пан. Пан — козлоногий бог. Это была вырезанная из дерева фигура, которую я видел в гостиной Уэбба, а потом в его фотостудии. Толстые, плотоядные губы и прямо-таки живые глаза косились на обнаженную женскую плоть. Руки были вытянуты вперед и как бы обнимали тонкую талию женщины, притягивали ее к себе.
О самой женщине я ничего не мог сказать: какое у нее лицо, цвет волос или глаз — ничего о ее внешности, если не считать центра экспозиции. Тело женщины было видно только от середины спины до середины бедер. Волосатая нога с раздвоенным копытом была поднята.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
По телефону я связался с банком, в котором Уэбб держал свои основные капиталы. Меня соединили с управляющим, знавшим меня, и он дал мне нужную информацию. Вчера утром Уэбб был в банке, где получил сто пятьдесят тысяч долларов наличными и продал на сорок тысяч ценных бумаг.
Итого: двести тысяч долларов. Значит, он уплатил выкуп.
Я поджарил яичницу-болтушку из нескольких яиц, которая видом и вкусом напоминала желтую резину, и сварил кофе. В глазах у меня все еще стояли скребущие пол пальцы Уэбба. Чтобы прогнать это видение, я стал смотреть на аквариум. Ничего. Может быть, это были не два самца, а две самки. А может быть, это были рыбы-миссионеры и они даже не пытались...
Я взял ящичек, в котором держал оружейные принадлежности, уселся на большой, коричневой кожи диван, вычистил, смазал и зарядил свой кольт.
Совершенно очевидно, что убийца Уэбба теперь пытается убить меня. Я понятия не имел, кто он. Но одно могло помочь мне; надо было разыскать девушку, которая прошлым вечером была в доме Уэбба. Незадолго до того, как он был убит, Уэбб собирался ее фотографировать и даже сфотографировал. Теперь я думал, что это и была новобрачная. Трудно предположить, чтобы в тот вечер он стал фотографировать кого-то, а не свою жену. Отныне я решил исходить из этого и надеяться, что она жива.
Ну а предположив это и помня, что Уэбб сказал мне насчет того, что женился на одной из двенадцати девушек, позировавших для журнала, остальное представлялось совсем простым: узнать имена и адреса этих девиц и спросить каждую из них, не выходила ли она за Уэбба замуж. Та, которая скажет «да», расскажет и обо всем остальном. Похоже, операция предстояла не из сложных.
Редакционный офис «В-а-а-у!» находился на Десятой улице в Медине. Я позвонил туда и попал на мужчину с голосом флейты, а когда я спросил его насчет имен и адресов «Женщин журнала», голос его стал звучать как флейта-пикколо:
— Это просто невозможно, немыслимо... — и так далее.
Реакция его была мне понятна. Наверно, тысяч восемнадцать мужчин до меня пытались под разными предлогами заполучить эти имена и адреса.
— Послушайте, — сказал я, — мое имя Шелл Скотт. Я частный детектив и расследую обстоятельства смерти Уэбба Олдена.
— Ага!
— Он был моим хорошим другом... Но что вы, черт возьми, хотели сказать этим «ага!»?
— Скотт, да? Лейтенант Фарли предупредил меня, что вы можете объявиться. Он сказал, что если вы обратитесь к нам..
— Это не важно. Я догадываюсь, что он сказал.
— Я вынужден буду информировать лейтенанта Фарли...
Он еще верещал, когда я положил трубку.
Фарли становится гнойным нарывом, который следовало бы вскрыть. Но есть и другие пути, более простые. Когда люди вступают в брак, они указывают свои имена и адреса в свидетельстве о браке. Вот как просто.
Я заказал междугородный разговор с городским муниципалитетом в Гонолулу. Взявший трубку клерк уведомил меня о том, что информация о зарегистрированных браках хранится в статистическом бюро департамента здравоохранения, и дал мне их номер телефона. Я позвонил туда. Пока новый клерк искал запрошенные мною данные, новая идея пришла мне в голову. Действительно, Уэбб был убит на другой день после того, как женился, но жениться-то он успел.
А это означало, что его жена унаследует больше миллиона долларов. Или, по крайней мере, все, что от этого останется после налета штурмовых отрядов — налоговой инспекции. Странно, что я раньше не рассматривал ситуацию с этой точки зрения. Знакомое ощущение — по спине пробежал холодок.
Клерк вернулся к телефону. Через пару минут я, озадаченный, положил трубку.
В Гонолулу не было никаких данных о том, что Уэбб там зарегистрировал свой брак. Нет, ни тринадцатого, ни двенадцатого августа... Я нахмурился.
Уэбб, безусловно, женился под своим собственным именем. Уэбли Олден — было его настоящее имя, не псевдоним, все те годы, что я его знал. Он сам сказал мне, что женился тринадцатого августа, в четверг, и во время церемонии снял ее на кинопленку. Пленка!
Я позвонил в отделение компании «Кодак» в Лос-Анджелесе. Они сказали мне, что Уэбб заказал предварительно пленку, которая и была проявлена филиалом компании в Гонолулу и, как всегда, была отправлена в адрес мистера Олдена авиапочтой. Завтра суббота, значит, пленку доставят по адресу Уэбба в Медине в понедельник.
В два часа дня зазвонил телефон. Это был Гарольд из фотостудии.
— Ну, есть что-нибудь на этих кадрах? — спросил я.
— На одном есть, Шелл. Только что вынул из кюветы мокрый отпечаток. Другой кадр не был использован, но и одного хватит и еще останется. Где ты его откопал?
Я ощутил легкую дрожь:
— Гарольд, что на этом кадре?
— Красотка. Обнаженная красотка. Ну и работа хороша. Снимал явно профессионал.
— А как выглядит эта девушка?
Он засмеялся:
— Не знаю, как тебе ее описать. — Он засмеялся опять, очевидно думая о чем-то забавном. — Лучше приезжай и посмотри сам.
— Я буду через три минуты. Или меньше. Когда я влетел в фотостудию, Гарольд уже ждал меня. Мы спустились в подвал, где находилась фотолаборатория.
— Вот она. — Он указал на стену, где на темном дереве скотчем был прикреплен цветной отпечаток размером четыре на пять дюймов.
Я посмотрел на него и не смог оторвать глаз.
— Она еще немного влажная, прямо из сушилки. Хороша?
— Хороша.
Фотография действительно была хороша. Вглядываясь в яркий, четкий снимок, я на мгновение даже забыл, почему я так стремился увидеть его. Забыл о том, что надеялся таким образом выйти на жену Уэбба, то есть на женщину, которая в момент убийства находилась в доме. Забыл о том, что это улика.
Да, все это было так, но было и нечто большее.
Это была очаровательная попка.
Чудесный, изумительный, будоражащий задик; два холма Афродиты; бесстыдная, вызывающая попка. То есть она как бы являлась центром композиции, но, справившись с первым впечатлением, я заметил, что на фотографии было много чего еще.
Это была фотография обнаженной женщины, спиной к зрителю. А за ней, дальше от нас, Пан. Пан — козлоногий бог. Это была вырезанная из дерева фигура, которую я видел в гостиной Уэбба, а потом в его фотостудии. Толстые, плотоядные губы и прямо-таки живые глаза косились на обнаженную женскую плоть. Руки были вытянуты вперед и как бы обнимали тонкую талию женщины, притягивали ее к себе.
О самой женщине я ничего не мог сказать: какое у нее лицо, цвет волос или глаз — ничего о ее внешности, если не считать центра экспозиции. Тело женщины было видно только от середины спины до середины бедер. Волосатая нога с раздвоенным копытом была поднята.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57