Рассвело. Море отступило. Гамен, все еще без сознания, почувствовал на лице что-то холодное и раскрыл глаза.
Разве я был не прав, говоря, что парижанин необыкновенно живучий? Фрике слабо вскрикнул от испуга, увидев перед своим лицом влажный и холодный нос огромной собаки.
Собака попятилась, глухо заворчала и обнажила два ряда оскаленных зубов. Гамен же с большим трудом поднялся. Тогда пес оглушительно залаял.
— Послушай-ка, — тихо проговорил Фрике, — что тебе надо? Я не сделаю тебе ничего плохого… Скорее наоборот… Тебе хочется сахару… его у меня нет… вот… вот… моя храбрая собачка… нечего шум поднимать… Тебе бы подошло имя Медор… прекрасное имя — Медор…
Однако Медор, нечувствительный к столь сердечным речам, кинулся на гамена, пытаясь вцепиться в горло. Но Фрике ловко пнул босой ногой пса в бок.
— Да ты просто зверь, собачка моя несчастная… Тебя бы стоило просто прикончить… пока ты не сделал чего-нибудь похуже… Ладно, мир!
Пес, разъярившись, снова бросился в атаку, однако юноша уже схватил страшный охотничий нож, который постоянно свисал с пояса его штанов, как золотой ключ камергера, и с силой вонзил в шею животного.
Пес упал и испустил дух, окрасив песок в красный цвет.
— Неужели я бы позволил отнять мою жизнь? — пробормотал Фрике. — Жаль, мой путь усеян трупами людей и животных… Долой слабость! Надо спасать Мажесте.
Не успел он закончить, как послышалась гортанная, лающая речь.
— Похоже, придется располосовать еще одного фигляра. Мерзкая страна, где собаки так негостеприимны… каковы же будут люди?
Через пять секунд послышался собачий лай и шелест трав, и тотчас же показался бронзовый мужчина с собакой на поводке, точной копией убитой.
— Наказание Божье!.. — прорычал человек по-испански при виде трупа.
— Что вы сказали? — осведомился гамен. Пришелец произнес фразу, непонятную Фрике, ибо тот знал испанский так же, как уроженец Баньоле знает язык Индостана. На всякий случай гамен предупредил:
— Если вы не прекратите лезть, как драчливые оверньяки… Я человек спокойный и справедливый, так дам… Вот посмотрите на мерзавца с глубокой раной… посмотрите повнимательней… нельзя разрешать собакам бросаться на людей… если злые собаки, им надо надевать намордник! У вас, что, тут ни полицейских… ни живодерни нет?..
Мужчина, на миг обескураженный потоком слов, быстро заговорил, завыла собака, да и Фрике не умолкал. Это трио вогнало бы в дрожь самого Рихарда Вагнера.
Новоприбывший не нападал, видимо ожидая подмоги. Тут появился еще один человек, затем — третий. Наш друг благоразумно обратился в бегство.
Высокая трава, росшая в пятидесяти метрах от кромки пляжа, скрыла беглеца. Прочие кинулись следом, влекомые собакой, которую владелец не спускал с поводка. Началась охота на человека. Вскоре станет известно почему.
Фрике пришлось нелегко; сначала он попытался спрятаться в высоких травах, которыми изобилуют латиноамериканские степи; затем, когда из этой затеи ничего не вышло, бедолага вынужден был бежать со скоростью породистой гончей по довольно широкой, звериной тропе.
Так юноша несся почти два лье, преследуемый по пятам злобным сторожевым псом. Наконец, задыхаясь, с пересохшим горлом, обливаясь потом, он вылетел на огромную поляну, где его взору предстало зрелище самое фантастическое и самое неожиданное.
Фрике увидел двухэтажное здание в форме параллелепипеда, длиной около двухсот метров. Стен в собственном смысле слова не было, их заменял частокол из крепких брусьев, на них опирался навес из тростника, вымоченного под дождем и высушенного на солнце.
За этим частоколом мельтешило человеческое стадо из особей всех цветов: белых, черных, метисов, индейцев цвета кофе с молоком, китайцев. Обитатели столь странного жилища выли и толкали друг друга локтями, разражаясь при этом то хохотом, то бранью.
Повсюду здесь были следы крови; на брусьях и балках, на лицах и руках людей; одежда присутствующих приобрела единообразный коричневатый оттенок цвета «плахи». Ножи — а у каждого из этих людей было по огромному ножу, — красные по самую рукоять, казалось, сами по себе истекают сверкающими каплями крови.
Даже солнце превратилось в пятно красноватой грязи, смрадной, тошнотворной, в которой по самую шевелюру вывалялся весь этот клан душегубов.
На быка, содержащегося в огороженном загоне, накидывают лассо и тянут обреченное животное. Вот падает первый бык, получив удар ножом по загривку; льется река крови. В один миг животное расчленяют, разрезают на куски, освежевывают. Огромная свора собак рвет внутренности… не остается ничего.
Следующий!..
Фрике очутился подле саладеро… На мгновение парижанин остолбенел, но затем припомнил разговоры на корабле о характерной для Южной Америки всесторонней «утилизации» крупного рогатого скота и сообразил, куда попал.
— А! Прекрасно. Передо мной скотобойня. Я умираю от голода, а там сто тысяч кило говядины… Черт побери, неужели мне не дадут бифштекс в полфунта? Конечно, я не видел Вийеттских боен, но тут тоже неплохо устроено. Воды, правда, не хватает. Ладно, зайдем. Пока тут не появился этот человек с собакой вместе со своими приспешниками.
Почти лишившийся сил от голода, от бешеного бега, с исцарапанными в кровь ногами, гамен вошел внутрь саладеро. В блузе, прилипшей к спине, в берете, натянутом на уши, с бледным от ночных испытаний лицом, наш друг выглядел не слишком привлекательно. И он, быть может, несколько демонстративно подошел к главному надзирателю за пеонами. Тот с величественным видом курил одну за одной крохотные папироски.
Этот важный персонаж, укрытый попоной, точно андалузский мул, высокомерно окинул взглядом новоприбывшего и резко спросил, что ему нужно.
— Бифштекс.
— Que es eso? (Что это такое?)
— Да просто бифштекс… Их тут полным-полно…
— Tu eres un perezoso! (Ты лентяй и бездельник!)
— Как это ты меня обозвал… нечего давать мне собачьи клички… я голоден… А тут никто не заметит, если пропадет мясо, достаточное, чтобы накормить десяток семей…
Однако сеньор, без сомнения, не обладал чувством юмора, поэтому указал кончиком хлыста на ворота.
— Вы не слишком гостеприимны, друг мой, а мне-то говорили, будто у жителей Южной Америки доброе сердце, значит, меня обманули или профессия живодера сделала вас чертовски грубым и нечувствительным. Рад буду никогда больше с вами не встретиться… Пойду поищу раковины на берегу. Ну, а потом попробую выпутаться…
В этот момент в ворота ворвались трое преследователей с собакой.
Прибывшие сразу заметили юного парижанина, и ярость их дошла до предела.
Между прибывшей троицей и главным на бойне немедленно завязался весьма темпераментный разговор, изобиловавший выражениями, непохожими на евангельские, что по угрожающим жестам можно было понять, даже не зная испанского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100