Вопрос этот: хотел Пушкин просто поехать за границу и вернуться или собирался уехать навсегда, то есть эмигрировать?
У Пушкина, как отметит погибший в сталинских лагерях и посмертно реабилитированный пушкинист Петр Губер, было "пламенное желание" побывать за границей. В первые годы после лицея Пушкин, принятый на службу в Министерство иностранных дел, собирался за границу служить чиновником по дипломатической части. Затем он не раз пытался просто поехать с тем, чтобы путешествовать и расширить кругозор, как это делали многие люди его круга. Скорей всего, Пушкин вернулся бы из заграничного путешествия, рассуждая, как его коллега, друг и родственник Евгений Боратынский в письме матери: "Я вернусь в мою родину исцеленным от многих предубеждений и с полной снисходительностью к некоторым нашим истинным недостаткам, которые мы часто с удовольствием преувеличиваем".
В отличие от всех его собратьев по перу, Пушкину категорически не разрешали выехать. И тогда поэт начинает искать возможности покинуть родину тайно. Эти попытки, как мы знаем, задумывались им много раз. Но как только Пушкин задумал первый раз бежать, то есть покинуть родину нелегально, и начал предпринимать усилия, чтобы дело увенчалось успехом, - для того, кто понимает русскую историческую ситуацию, становится ясно, что вернуться Пушкину было бы невозможно. Побег из России на Запад напрочь отрезал любому беглецу добровольный путь назад, ибо возврат означал бы печальное путешествие в Сибирь, которое Пушкин также обдумывал в деталях применительно к себе не раз.
Стать беглецом - автоматически означало сделаться невозвращенцем, политическим эмигрантом, изгоем. Таких людей Россия плодила в течение нескольких столетий. А власти лепили из них пропагандистские чучела отщепенцев, изменников родины, врагов. Как правило, беглецы, превратившиеся в изгнанников, возвращались обратно после серьезных политических перемен внутри страны или - после смерти. Наиболее значительные из эмигрантов становились хранителями духовного наследия, до того на родине запретного. А беглецы-неудачники кончали жизнь на каторге.
И те, и другие случаи во все времена имели место. Пушкин, разумеется, знал о них, подобные события происходили с его знакомыми, и поэт не раз примеривал их судьбу на себя. Итак, не остается лазейки для сомнений, что Пушкин, решая стать беглецом, хотел он того или нет, был вынужден присовокупить к этому эмиграцию.
Не сыскать в истории русской литературы другого писателя, который был бы одновременно таким простым и таким загадочным, как Пушкин. Одним из любимых занятий его было рисовать собственные профили. Он делал это всю жизнь, и в дошедших до нас рукописях можно собрать интересную коллекцию. Впрочем, на эту тему уже имеется обширная литература. Но в ней не найти ответа на простой вопрос, который невольно возникает: почему все профили поэта, сделанные им самим, смотрят только на Запад? Впрочем, это, конечно же, шутка.
Серьезный вопрос в том, почему мечта жизни поэта не осуществилась. Кто или что помешало поэту осуществить хотя б одну из своих попыток: царь? тайная полиция? чувство долга перед отечеством? женщины, которых он любил? деньги? собственный характер? страх? Наверное, даже у гения лежит пропасть между желаниями и их осуществлением. Поэт по природе своей беглец, и если бежать ему некуда, то он бежит от самого себя. Пушкину было от кого бежать и было куда: ему тесно, ему душно в России. Он называл себя то "беглецом", то "изгнанником", хотя беглец - самовольно спасающийся от властей, а изгнанник - человек, насильственно удаленный. Парадокс великого поэта в том, что он считал себя беглецом даже тогда, когда был в ссылке, то есть был изгнанником. И чувствовал себя изгнанником в Москве или в Петербурге, когда вовсе не был в ссылке. На вопрос, кто же он, поэт, как мы знаем, ответил о себе сам:
...Изгнанник самовольный,
И светом, и собой, и жизнью недовольный,
С душой задумчивой.
Естественное его желание посмотреть мир - подавлено, запрещено, сделано преступлением. Ему не дали возможности увидеть Европу, Африку, Китай, куда он стремился, насильно изолировали от живой западной культуры. Солнце русской поэзии взошло на Востоке и хотело сесть на Западе. Но осуществиться этому было не суждено. Доведенный до отчаяния, незадолго до смерти поэт сам сформулировал свое отношение к родине, которую любил: "...черт догадал меня родиться в России с душою и талантом!".
Мировое значение Пушкина всегда преувеличивалось и искажалось. "Обвинять Европу в том, что она не заметила Пушкина, мы, русские, собственно не можем. Ведь мы сами упорно обносили его пограничными столбами", - писал западный исследователь. Кем бы стал Пушкин по отношению к Западу, проживи он еще четверть века: Гоголем или Герценом? Ответа у нас никогда не будет.
Настала пора нового подхода к пониманию Пушкина, этапа пушкинистики, свободного от схоластики и идеологических запретов. Жизнь и творчество Пушкина, находившегося всю жизнь на цепи, в состоянии имманентного трагизма, нельзя ни понять, ни объяснить вне его стремления увидеть Запад. Но именно этот аспект его биографии всегда оставался в тени. Замысел книги о, как говорили в советскую эпоху, "выездном деле" Пушкина не только для читателей, но и для литературоведения новый. Если не считать одной дореволюционной статьи, данная тема вообще специально не изучалась. А важность ее несомненна. Ведь и сосредоточенный на национальном самосознании Достоевский, говоря о Пушкине, соглашался, что "стремление наше в Европу, даже со всеми увлечениями и крайностями его, было не только законно и разумно, в основании своем, но и народно, совпадало вполне с стремлениями самого духа народного, а в конце концов бесспорно имеет и высшую цель". Огромная литература о Пушкине дает возможность по-новому прочитать полузабытые документы, свидетельства мемуаристов, архивные материалы. Возникает возможность сравнивать, сосредоточить внимание на белых пятнах, обнаружить противоречия, понять заблуждения, построить новые гипотезы.
Не раз отмечалось, что, вырывая одного писателя из контекста среды, мы нередко приписываем ему заслуги, принадлежащие литературе целой эпохи. Книга "Узник России" сознательно избегает широкого жизнеописания и анализа творчества Пушкина вообще. Рассмотрение биографии писателя, да еще столь известного, под определенным углом зрения неизбежно ведет к некоторому перекосу, к гиперболизации одной темы в ущерб другим, вынуждает постоянно опускать важное, но не относящееся непосредственно к основной задаче. Нельзя не согласиться с Василием Ключевским: "О Пушкине всегда хочется сказать слишком много, всегда наговоришь много лишнего и не скажешь всего, что следует".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
У Пушкина, как отметит погибший в сталинских лагерях и посмертно реабилитированный пушкинист Петр Губер, было "пламенное желание" побывать за границей. В первые годы после лицея Пушкин, принятый на службу в Министерство иностранных дел, собирался за границу служить чиновником по дипломатической части. Затем он не раз пытался просто поехать с тем, чтобы путешествовать и расширить кругозор, как это делали многие люди его круга. Скорей всего, Пушкин вернулся бы из заграничного путешествия, рассуждая, как его коллега, друг и родственник Евгений Боратынский в письме матери: "Я вернусь в мою родину исцеленным от многих предубеждений и с полной снисходительностью к некоторым нашим истинным недостаткам, которые мы часто с удовольствием преувеличиваем".
В отличие от всех его собратьев по перу, Пушкину категорически не разрешали выехать. И тогда поэт начинает искать возможности покинуть родину тайно. Эти попытки, как мы знаем, задумывались им много раз. Но как только Пушкин задумал первый раз бежать, то есть покинуть родину нелегально, и начал предпринимать усилия, чтобы дело увенчалось успехом, - для того, кто понимает русскую историческую ситуацию, становится ясно, что вернуться Пушкину было бы невозможно. Побег из России на Запад напрочь отрезал любому беглецу добровольный путь назад, ибо возврат означал бы печальное путешествие в Сибирь, которое Пушкин также обдумывал в деталях применительно к себе не раз.
Стать беглецом - автоматически означало сделаться невозвращенцем, политическим эмигрантом, изгоем. Таких людей Россия плодила в течение нескольких столетий. А власти лепили из них пропагандистские чучела отщепенцев, изменников родины, врагов. Как правило, беглецы, превратившиеся в изгнанников, возвращались обратно после серьезных политических перемен внутри страны или - после смерти. Наиболее значительные из эмигрантов становились хранителями духовного наследия, до того на родине запретного. А беглецы-неудачники кончали жизнь на каторге.
И те, и другие случаи во все времена имели место. Пушкин, разумеется, знал о них, подобные события происходили с его знакомыми, и поэт не раз примеривал их судьбу на себя. Итак, не остается лазейки для сомнений, что Пушкин, решая стать беглецом, хотел он того или нет, был вынужден присовокупить к этому эмиграцию.
Не сыскать в истории русской литературы другого писателя, который был бы одновременно таким простым и таким загадочным, как Пушкин. Одним из любимых занятий его было рисовать собственные профили. Он делал это всю жизнь, и в дошедших до нас рукописях можно собрать интересную коллекцию. Впрочем, на эту тему уже имеется обширная литература. Но в ней не найти ответа на простой вопрос, который невольно возникает: почему все профили поэта, сделанные им самим, смотрят только на Запад? Впрочем, это, конечно же, шутка.
Серьезный вопрос в том, почему мечта жизни поэта не осуществилась. Кто или что помешало поэту осуществить хотя б одну из своих попыток: царь? тайная полиция? чувство долга перед отечеством? женщины, которых он любил? деньги? собственный характер? страх? Наверное, даже у гения лежит пропасть между желаниями и их осуществлением. Поэт по природе своей беглец, и если бежать ему некуда, то он бежит от самого себя. Пушкину было от кого бежать и было куда: ему тесно, ему душно в России. Он называл себя то "беглецом", то "изгнанником", хотя беглец - самовольно спасающийся от властей, а изгнанник - человек, насильственно удаленный. Парадокс великого поэта в том, что он считал себя беглецом даже тогда, когда был в ссылке, то есть был изгнанником. И чувствовал себя изгнанником в Москве или в Петербурге, когда вовсе не был в ссылке. На вопрос, кто же он, поэт, как мы знаем, ответил о себе сам:
...Изгнанник самовольный,
И светом, и собой, и жизнью недовольный,
С душой задумчивой.
Естественное его желание посмотреть мир - подавлено, запрещено, сделано преступлением. Ему не дали возможности увидеть Европу, Африку, Китай, куда он стремился, насильно изолировали от живой западной культуры. Солнце русской поэзии взошло на Востоке и хотело сесть на Западе. Но осуществиться этому было не суждено. Доведенный до отчаяния, незадолго до смерти поэт сам сформулировал свое отношение к родине, которую любил: "...черт догадал меня родиться в России с душою и талантом!".
Мировое значение Пушкина всегда преувеличивалось и искажалось. "Обвинять Европу в том, что она не заметила Пушкина, мы, русские, собственно не можем. Ведь мы сами упорно обносили его пограничными столбами", - писал западный исследователь. Кем бы стал Пушкин по отношению к Западу, проживи он еще четверть века: Гоголем или Герценом? Ответа у нас никогда не будет.
Настала пора нового подхода к пониманию Пушкина, этапа пушкинистики, свободного от схоластики и идеологических запретов. Жизнь и творчество Пушкина, находившегося всю жизнь на цепи, в состоянии имманентного трагизма, нельзя ни понять, ни объяснить вне его стремления увидеть Запад. Но именно этот аспект его биографии всегда оставался в тени. Замысел книги о, как говорили в советскую эпоху, "выездном деле" Пушкина не только для читателей, но и для литературоведения новый. Если не считать одной дореволюционной статьи, данная тема вообще специально не изучалась. А важность ее несомненна. Ведь и сосредоточенный на национальном самосознании Достоевский, говоря о Пушкине, соглашался, что "стремление наше в Европу, даже со всеми увлечениями и крайностями его, было не только законно и разумно, в основании своем, но и народно, совпадало вполне с стремлениями самого духа народного, а в конце концов бесспорно имеет и высшую цель". Огромная литература о Пушкине дает возможность по-новому прочитать полузабытые документы, свидетельства мемуаристов, архивные материалы. Возникает возможность сравнивать, сосредоточить внимание на белых пятнах, обнаружить противоречия, понять заблуждения, построить новые гипотезы.
Не раз отмечалось, что, вырывая одного писателя из контекста среды, мы нередко приписываем ему заслуги, принадлежащие литературе целой эпохи. Книга "Узник России" сознательно избегает широкого жизнеописания и анализа творчества Пушкина вообще. Рассмотрение биографии писателя, да еще столь известного, под определенным углом зрения неизбежно ведет к некоторому перекосу, к гиперболизации одной темы в ущерб другим, вынуждает постоянно опускать важное, но не относящееся непосредственно к основной задаче. Нельзя не согласиться с Василием Ключевским: "О Пушкине всегда хочется сказать слишком много, всегда наговоришь много лишнего и не скажешь всего, что следует".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59