Те, кому было суждено остаться дома, во все глаза наблюдали за отправлением дилижанса и пытались себе живописно представить весь восторг путешествия… Ведь о поездке в Лондон по новой дороге всегда так много говорилось… Люди представляли себе все те достопримечательности, которые откроются путешественникам по дороге, другие графства и английские деревеньки, которые жителям Торкви представлялись едва ли не чем-нибудь заграничным. Приезд же дилижанса в Торкви порождал еще большие волнения, чем его отправление, ведь с почтой в Торкви приносились известия о короле, его дворе, парламенте, сражениях и великих деяниях… Время было военное, и новостей ждали с особенным трепетом.
Те, кто провожал дилижанс сегодня, хорошо помнили другой день, — это было три года назад, — когда этот же дилижанс, украшенный лавровыми венками, въехал во двор «Короны и Якоря», разнося по всей округе звуки горна, в который трубил конвоир. Один из пассажиров дилижанса взобрался на его крышу с «Экстраодинари Газетт» в руке и вслух возвестил о заключении Амьенского мира. Зазвонили колокола церкви Св. Марии, Торре и Пэйнтона, взорвались грохотом салюта корабли, стоявшие в заливе. В церквах состоялись благодарственные молебны, на холмах разожгли праздничные костры. Тогда все будто помешались от счастья.
Кто же мог тогда предположить, что всего через два года дилижанс приедет в Торкви уже с другими новостями. Война была развязана снова. Бони невозможно доверять. Ему не нужен мир, он хочет покорить все земли и не успокоится, пока не сделает этого. Сейчас времена были очень тревожные.
Почти каждый отправлявшийся сегодня на почтовом дилижансе из Торкви носил военную форму.
— Прощай, сын.
Большая рука доктора Крэйна опустилась на плечо Захарии и сильно сжала его. Словно тем самым доктор хотел вдохнуть в юношу часть своей собственной жизненной энергии. Доктор гордился своим сыном, что было видно по его горящим глазам. Захария напружинил плечо под мощными пальцами доктора и смотрел прямо ему в глаза. Он видел в глазах доктора любовь к себе, любовь, которая превратилась в боль. Ему не хотелось уезжать.
— Прощай, сын, — повторил доктор.
— Прощайте, сэр. — Захария кивнул Тому Пирсу и протянул ему руку. — Прощай, Том.
Затем он повернулся к ним спиной и посмотрел на почтовый дилижанс, в котором должен был уехать. Он смотрел и не видел его. Они поедут на крыше, так было решено. Подняв глаза, Захария увидел сверху улыбающуюся физиономию Руперта Хунслоу и его протянутую руку, покрытую веснушками.
Захария подал свою руку, и его сильно вздернули вверх. Здесь пахло соломой и лошадьми. Он услышал, как хлестнула плеть и колеса почтового дилижанса заскрипели по камешкам двора. Оглянувшись назад, Захария вновь поймал лицо доктора. Доктор улыбался. Юноша не мог понять, чему же тут радоваться. Конвоир вновь задудел в свой рог. Воды залива слепили глаза. Мимо Захарии проплывали цветочные сады Стрэнда и гирлянды дымков, поднимающихся из печных труб домов. Дилижанс переехал по мосту через Флит, и море осталось у них за спиной. Казалось, из этой очаровательной долины не будет выхода, но вскоре показалась изогнутая лента дороги, которая стелилась между зелеными холмами. Дилижанс отыскал эту дорогу и поехал по ней.
Звуки рога наконец затихли вдали, и вскоре на Стрэнд вновь опустилась обычная для него тишина. Только в небе кричали чайки и о стену гавани разбивались небольшие волны.
Книга вторая
МОРЕ
Глава I
1
Было воскресенье, 20 октября 1805 года. Месса состоялась в древнем гостевом зале Торрского аббатства. Теперь это была местная католическая церковь. Паства была немногочисленна. Некоторые приехали сюда за много миль по ужасным дорогам, по ужасной погоде. Но они приехали на воскресную мессу, так как были истинными католиками. Эти люди собрались после службы в приемном холле. За дверьми под осенним солнцем их ждали экипажи. Народу было немного.
Здесь были представители лучших домов всей округи, дворяне, удалившиеся в отставку и проживающие в Торкви, только потому, что поблизости была католическая церковь аббатства, несколько эмигрантов и морских офицеров в отпуску. Все эти люди были почти что придворными сэра Джорджа и леди Кери, ибо в их доме имели они возможность возносить молитвы. Они были преданы сэру Джорджу и леди Кери, так как те были очень гостеприимны и кормили наиболее бедных из эмигрантов, тем самым помогая им утолить тот голод, в котором они умерли бы, но не признались. Ибо это были настоящие аристократы…
В приемном холле шелестели шелка дам, звенели каблучки мужчин по каменному полу, носился аромат духов, шум приглушенных разговоров… Здесь были и бедные, и голодные, но материальная нужда вещь настолько вульгарная, что о ней неприлично упоминать в хорошем обществе.
Разговоры велись на другие, не менее актуальные темы. А темы эти были, надо признаться, невеселые. Наполеон короновался в Нотр-Дам и стал императором. Австрия потерпела сокрушительное поражение. Среди всех европейских держав, в сущности, пока еще только Англия не поддалась врагу. Но даже в Англии есть двуличные политики и ни на что не годные администраторы, деятельность которых подрывает веру в победу, подтачивает силы у смелых… Благодаря бдительности Нельсона и Корнваллиса, французы пока еще не пытались предпринять вторжение в Англию. Слава Богу.
Но зато объединенный флот Франции и Испании еще полон сил, и поэтому опасность не миновала. Нельсон ходил искать этот флот аж до Вест-Индии и обратно, но никого не нашел. Теперь он сидит в Средиземноморье, но никак не может вызвать их на бой. По мере того, как эта война затягивалась, лишения, сопряженные с ней, все увеличивались. Порой в городах наступал голод, голодные жители поднимали бунты. Пресса совсем обезумела в последнее время. Патриотизм все больше и больше перемежается с горечью и недовольством. Казалось, этому не будет конца. У всех людей на сердце накапливалась тяжесть…
Хотя в эту минуту у немногочисленной католической паствы зародилось что-то вроде новой надежды, которая была непосредственно связана с тем спокойствием, что удается поселить на время в сознании только усилием воли. Это не была какая-то ясная вера. Просто надежда.
В такие времена воскресные мессы в Торрском аббатстве были незабываемыми событиями. Аббат де Кольбер, капеллан аббатства и духовный лидер тех, кто приходил сюда по зову веры, был способен из каждой службы сделать явление, которое глубоко отпечатывалось в душах тех, кого ему приходилось благословлять Божьим словом. Каждая из знакомых молитв произносилась удивительно красивым голосом и от этого взлетала музыкой, а опускалась светом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Те, кто провожал дилижанс сегодня, хорошо помнили другой день, — это было три года назад, — когда этот же дилижанс, украшенный лавровыми венками, въехал во двор «Короны и Якоря», разнося по всей округе звуки горна, в который трубил конвоир. Один из пассажиров дилижанса взобрался на его крышу с «Экстраодинари Газетт» в руке и вслух возвестил о заключении Амьенского мира. Зазвонили колокола церкви Св. Марии, Торре и Пэйнтона, взорвались грохотом салюта корабли, стоявшие в заливе. В церквах состоялись благодарственные молебны, на холмах разожгли праздничные костры. Тогда все будто помешались от счастья.
Кто же мог тогда предположить, что всего через два года дилижанс приедет в Торкви уже с другими новостями. Война была развязана снова. Бони невозможно доверять. Ему не нужен мир, он хочет покорить все земли и не успокоится, пока не сделает этого. Сейчас времена были очень тревожные.
Почти каждый отправлявшийся сегодня на почтовом дилижансе из Торкви носил военную форму.
— Прощай, сын.
Большая рука доктора Крэйна опустилась на плечо Захарии и сильно сжала его. Словно тем самым доктор хотел вдохнуть в юношу часть своей собственной жизненной энергии. Доктор гордился своим сыном, что было видно по его горящим глазам. Захария напружинил плечо под мощными пальцами доктора и смотрел прямо ему в глаза. Он видел в глазах доктора любовь к себе, любовь, которая превратилась в боль. Ему не хотелось уезжать.
— Прощай, сын, — повторил доктор.
— Прощайте, сэр. — Захария кивнул Тому Пирсу и протянул ему руку. — Прощай, Том.
Затем он повернулся к ним спиной и посмотрел на почтовый дилижанс, в котором должен был уехать. Он смотрел и не видел его. Они поедут на крыше, так было решено. Подняв глаза, Захария увидел сверху улыбающуюся физиономию Руперта Хунслоу и его протянутую руку, покрытую веснушками.
Захария подал свою руку, и его сильно вздернули вверх. Здесь пахло соломой и лошадьми. Он услышал, как хлестнула плеть и колеса почтового дилижанса заскрипели по камешкам двора. Оглянувшись назад, Захария вновь поймал лицо доктора. Доктор улыбался. Юноша не мог понять, чему же тут радоваться. Конвоир вновь задудел в свой рог. Воды залива слепили глаза. Мимо Захарии проплывали цветочные сады Стрэнда и гирлянды дымков, поднимающихся из печных труб домов. Дилижанс переехал по мосту через Флит, и море осталось у них за спиной. Казалось, из этой очаровательной долины не будет выхода, но вскоре показалась изогнутая лента дороги, которая стелилась между зелеными холмами. Дилижанс отыскал эту дорогу и поехал по ней.
Звуки рога наконец затихли вдали, и вскоре на Стрэнд вновь опустилась обычная для него тишина. Только в небе кричали чайки и о стену гавани разбивались небольшие волны.
Книга вторая
МОРЕ
Глава I
1
Было воскресенье, 20 октября 1805 года. Месса состоялась в древнем гостевом зале Торрского аббатства. Теперь это была местная католическая церковь. Паства была немногочисленна. Некоторые приехали сюда за много миль по ужасным дорогам, по ужасной погоде. Но они приехали на воскресную мессу, так как были истинными католиками. Эти люди собрались после службы в приемном холле. За дверьми под осенним солнцем их ждали экипажи. Народу было немного.
Здесь были представители лучших домов всей округи, дворяне, удалившиеся в отставку и проживающие в Торкви, только потому, что поблизости была католическая церковь аббатства, несколько эмигрантов и морских офицеров в отпуску. Все эти люди были почти что придворными сэра Джорджа и леди Кери, ибо в их доме имели они возможность возносить молитвы. Они были преданы сэру Джорджу и леди Кери, так как те были очень гостеприимны и кормили наиболее бедных из эмигрантов, тем самым помогая им утолить тот голод, в котором они умерли бы, но не признались. Ибо это были настоящие аристократы…
В приемном холле шелестели шелка дам, звенели каблучки мужчин по каменному полу, носился аромат духов, шум приглушенных разговоров… Здесь были и бедные, и голодные, но материальная нужда вещь настолько вульгарная, что о ней неприлично упоминать в хорошем обществе.
Разговоры велись на другие, не менее актуальные темы. А темы эти были, надо признаться, невеселые. Наполеон короновался в Нотр-Дам и стал императором. Австрия потерпела сокрушительное поражение. Среди всех европейских держав, в сущности, пока еще только Англия не поддалась врагу. Но даже в Англии есть двуличные политики и ни на что не годные администраторы, деятельность которых подрывает веру в победу, подтачивает силы у смелых… Благодаря бдительности Нельсона и Корнваллиса, французы пока еще не пытались предпринять вторжение в Англию. Слава Богу.
Но зато объединенный флот Франции и Испании еще полон сил, и поэтому опасность не миновала. Нельсон ходил искать этот флот аж до Вест-Индии и обратно, но никого не нашел. Теперь он сидит в Средиземноморье, но никак не может вызвать их на бой. По мере того, как эта война затягивалась, лишения, сопряженные с ней, все увеличивались. Порой в городах наступал голод, голодные жители поднимали бунты. Пресса совсем обезумела в последнее время. Патриотизм все больше и больше перемежается с горечью и недовольством. Казалось, этому не будет конца. У всех людей на сердце накапливалась тяжесть…
Хотя в эту минуту у немногочисленной католической паствы зародилось что-то вроде новой надежды, которая была непосредственно связана с тем спокойствием, что удается поселить на время в сознании только усилием воли. Это не была какая-то ясная вера. Просто надежда.
В такие времена воскресные мессы в Торрском аббатстве были незабываемыми событиями. Аббат де Кольбер, капеллан аббатства и духовный лидер тех, кто приходил сюда по зову веры, был способен из каждой службы сделать явление, которое глубоко отпечатывалось в душах тех, кого ему приходилось благословлять Божьим словом. Каждая из знакомых молитв произносилась удивительно красивым голосом и от этого взлетала музыкой, а опускалась светом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126