Я способен сожрать лошадь.
Язон молча последовал за своими компаньонами, но у Марианны создалось впечатление, что его не убедили.
Это впечатление переросло в уверенность, когда после обеда, без сомнения, лучшего со времени их отъезда и состоявшего из борща, домашней колбасы и сладких вареников, корсар встал из-за стола и заявил, что надо поторопиться с отдыхом, чтобы покинуть город в четыре часа утра. Это ясно говорило о его намерении любым способом обогнать Великую Армию.
Марианна в этот вечер напрасно ждала своего возлюбленного… Дверь тесной комнатки, где застоялся запах сала и капусты, не открылась под рукой Язона.
Устав ворочаться на своем тюфяке, как Святой Лаврентий на жаровне, молодая женщина кончила тем, что встала, но колебалась, не зная, что предпринять. Ее безостановочно мучила мысль о вновь возникающем между ними недопонимании. Этот раздор был просто глупостью, как и большинство раздоров между влюбленными, когда каждый из участников его словно нарочно старается перещеголять другого в эгоизме. Но с упрямым характером Язона это могло продолжаться долго. И Марианна не могла вынести такое положение. Хватит уж того, что дорога достаточно мучительна.
Она немного походила по комнате между низкой дверью и крохотным оконцем, раскрытым настежь из-за удушающей жары, не спадавшей с приходом ночи. Она горела желанием встретиться с Язоном. В конце концов, это было его предложение ехать прямо на Смоленск, из-за чего возник спор, и все же, может быть, будет правильным, если она сделает первый шаг к примирению.
Но для этого ей нужно заставить замолчать свою гордость, которая презрительно взирала на Марианну, униженно идущую искать своего возлюбленного в комнате, где он должен быть с Жоливалем, что не так уж страшно, или с Крэгом, что более позорно, и вытаскивающую его из постели, чтобы увлечь к себе, подобно влюбленной кошке, зазывающей так кота…
Борясь сама с собой, Марианна остановилась перед окном, за которым открывалась река и ее восточный берег, пологий и низкий. Под луной Борисфен катил свои словно покрытые ртутью волны, а прибрежные камыши шевелились на его фоне, как будто нарисованные китайской тушью. Пузатые баржи купцов спали рядом в ожидании будущих путешествий, быть может, видя во сне далекие сказочные моря, которых они никогда не достигнут, как и сама Марианна мечтала об Америке, в настоящий момент удалявшейся от нее все дальше и дальше в туман неизвестности.
Она решила спуститься к воде, чтобы поискать там немного свежести, охладить сжигавшую ее лихорадку, и начала одеваться, не спуская глаз с реки, как вдруг увидела того, кто занимал ее мысли.
Заложив руки за спину, как он это всегда делал на палубе своего корабля, Язон медленно спускался к сверкающей воде. И Марианна, сразу успокоившись, счастливо улыбнулась, убедившись, что он тоже не мог уснуть.
Она ощутила прилив нежности, подумав, что он, как и она, выдержал бой со своей гордостью. Язону всегда было трудно выбираться из подобных ситуаций. Марианне же не составит труда проявить немного покорности, чтобы все вернуть на свои места.
Она хотела броситься из комнаты, когда вдруг заметила Шанкалу…
Видимо, цыганка направилась за Язоном. Не производя ни малейшего шума босыми ногами, она припрыгивала, легкая, как ночной дух, по следам притягивавшего ее человека, который не подозревал о ее присутствии.
В темноте комнаты Марианна ощутила, как покраснели ее щеки от внезапного гнева. С нее было более чем достаточно этой женщины. Ее присутствие, причем безмолвное, ибо они еще не обменялись ни единым словом, угнетало ее, как кошмар. Во время длинных переездов в вынужденной тесноте кибитки черные глаза цыганки проявляли интерес только к белой ленте дороги, неутомимо всматриваясь в нее часами, словно пытаясь там что-то открыть, и к Язону, к которому она иногда оборачивалась, пряча улыбку в глубине глаз. Выражение, с которым она тогда проводила кончиком языка по пересохшим красным губам, вызывало у Марианны желание избить ее.
Продолжая свою неторопливую прогулку, Язон исчез за штабелями бревен, подступавшими к самой воде.
Под Киевом степи окончательно уступили место большому лесу, и штабеля бревен собирались на берегу перед отправкой водой на юг.
Но вместо того чтобы продолжать идти за Язоном, Шанкала изменила направление. Она выбрала параллельную дорогу, проходившую перед штабелями, и напряженно следившая за ней Марианна увидела, как она бежит к скале, в которую упирался речной порт. Тактика цыганки оказалась очень простой: она хотела перехватить Язона.
Неспособная больше оставаться на месте и сгорая от любопытства, Марианна, в свою очередь, вышла из харчевни и бросилась к реке. Самая примитивная ревность толкала ее вслед за Язоном, ревность, которую она не могла толком объяснить. Но она знала только одно: она хотела своими глазами увидеть, как поведет себя Язон, оказавшись наедине с этой женщиной, которая не скрывала желания соблазнить его…
Подойдя к воде, она ничего не увидела. Река здесь делала небольшой изгиб, что ограничивало поле зрения.
Ее шаги по плотному песку не производили шума, и она пустилась бегом, но когда она достигла поворота высокого берега, Марианна погасила восклицание своим кулаком, в который впилась зубами, отступая в тень между двумя штабелями бревен.
Язон был здесь, в нескольких шагах от нее, а перед ним в ярком свете луны стояла совершенно голая Шанкала.
В горле у Марианны сразу пересохло. Дьяволица обладала грозной красотой. В призрачном свете, серебрившем ее темную кожу, она напоминала наяду, выплывшую из сверкающей реки, частью и продолжением которой она казалась. Слегка вытянув руки вперед, чуть закинув голову, с полузакрытыми глазами, она не шевелилась, предпочитая, без сомнения, предоставить действовать неотразимой чувственности, настолько могущественной, что она становилась почти осязаемой.
Только учащенное дыхание, ритмично приподнимавшее тяжеловесные, но безукоризненные полушария ее остроконечных грудей, выдавало желание, вызываемое стоявшим перед ней мужчиной. Ее поза почти точно повторяла статую донны Люсинды в храме на вилле Сант'Анна, и Марианна с трудом подавила рвущийся наружу крик ужаса.
Язон, похоже, тоже превратился в статую. Из своего укрытия Марианна не могла видеть выражение его лица, но полная его неподвижность ясно говорила, что он не то заколдован, не то загипнотизирован. Сразу ослабев, с помутившимся взглядом, Марианна оперлась о шершавые бревна, не в силах отвести глаз от этой картины, думая только об одном: если Язон поддастся искушению, она бросится в реку и исчезнет в ее глубинах. Эта тишина, эта неподвижность, казалось, тянулась бесконечно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79