ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

..»
В дверь покоя раздался стук.
– Входи, кто там! – крикнул боярин, не обернувшись.
– Здрав буди, боярин Иван Никитич! – произнес знакомый, недавно слышанный голос.
– Кто? – так же, не обернувшись, спросил Хованский.
– Окольничий Афанасий Ордин-Нащекин.
– Окольничий?! Вот те на! Здоров, Афанасий, по батюшке как, не упомню, – сказал Хованский, вставая с места. – Отколе принес бог?
– С царским письмом к тебе, боярин, из самой Москвы. Велел государь тебя спрошать о здоровье, – сказал дворянин, подавая письмо Хованскому.
– Стало, добился и царские очи видел. Что государь?
– Здоров, слава богу.
Боярин склонился к огню и читал царский лист.
– Вишь, Афанасий Лаврентьич, неволей я стал ослушником царским. Чаял государь, мне не войти без бою. Ан я и влез! – воскликнул боярин.
– Государь будет рад. Опасался он усобного кровопролитья, – сказал окольничий. – Честь и слава тебе, боярин!
– Ну, на честь да на славу охотников ныне много, – не выдержал, прорвался Хованский. – Я в Новгород войско привел, а Никон, митрополит, за то себе чести чает. Пастырской силой, мол, он ворота отворил!
– Чужим умом жить охотников много, боярин, – сказал Ордин-Нащекин, про себя разумея самого Хованского, – бог с ними. Впереди тебе труд велик – Псков одолеть. За то одоление пожалует государь. А я, боярин, рад тебе пособити. Тебе славы ратной надо, а мне не много – сесть воеводой во Пскове.
– Просился у государя во Псков на корма? – спросил прямо боярин.
– Сказал государь, как промысел будет над мятежом, по делам глядеть станет. А я чаю, боярин, князю Василию Петровичу Львову ныне сидеть воеводой во Пскове невместно – какой воевода, когда его горожане били да ныне в тюрьме держат!
– И то, – согласился Хованский. – А как ты мыслишь Псков унимать?
– Мыслю монастыри округ города войском занять, дороги отнять округ города, крестьян по добру сговорить на воров да в городе лучших людей поднять на заводчиков.
– А кто ж тебя в город пустит?! Князь Василия Львова держат в тюрьме, князь Федор Волконский в тюрьме же вместе с дьяком, Собакина-воеводу в тюрьму посадили, архиепископа так же, как Никона, волокли и колотили. А ты чаешь в город влезти да на заводчиков добрых людей сговорить.
– Со мной человек боярина Милославского, холоп Первушка Псковитин. Родичи у него во Пскове да многие знакомцы. И мне боярин Илья Данилыч дал того человека, чтобы во Псков послать и тебе дать помогу через псковских дворян.
– Что же тот холоп – сам заводчик, что пустят его во Псков?
– Он сколько лет и во Пскове не был. Да шлю я с ним письма ко всяких чинов людям, к стрелецкому голове, к дворянам, к подьячим. А те люди меня слушать станут, по моему письму учинят.
– Стало, так – войска не надобно, а на место боярина князь Хованского с войском один холоп Милославского будет силен?.. Так, что ли? – ядовито спросил Хованский. – Там – Никон, а тут – тьфу ты, просто холоп!..
– И так и не так, боярин, – объяснил окольничий. – Воры псковские злы. Осадой придешь – биться станут. А ты не ходи осадой. Сиди в Новегороде, жди. Станут они лазутчиков слать: что в Новегороде учинилось? Скажут лазутчики: учинилось добро – повинное челобитье писали, пришел боярин, нового воеводу в съезжую посадил для разных дел, а никого не обидел. Давай отворим ворота и боярина призовем во Псков.
– Никон, что ли, тебя научал? – спросил недоверчиво Хованский.
– Я, боярин, привычен своим умом жить! – вспыхнул Ордин-Нащекин. – Я тебе ранее сказывал, где войско держать подо Псковом, а ныне дворянам то же скажу, и она нам помешки чинить не станут, к стенам допустят…
– По плечу ли холопишке экое дело – сердцами заводчиков завладеть? – усумнился Хованский.
– Не он станет сердцами владать, боярин, мы станем. Он лишь письма свезет. Человек сей верен. Там у него отец. Заводчика Прошку Козу он знает. С моим человеком верным, подьячим Захаркой, знаком, – пояснил окольничий. – Боярин Илья Данилыч на промысел надо Псковом его обещал во дворяне возвесть – разорвется холоп ради чести.
– Из холопов дворян деять?! – воскликнул Хованский. – Много берет на себя кум Илья Данилыч! Эдакий дворянин, глядишь, на дворянской девице женится, а через два колена внуки станут себя от князя Рюрика почитать!.. С тобой холоп?
– Коней у двора бережет, – сказал Афанасий.
Первушку призвали в дом.
Войдя в покой, он помолился на образ, прежде чем отдал поклон боярину. Хованский разглядывал его, пока он крестился.
– Во дворяне лезешь, холоп? – резко спросил он.
– Государю служу по силе, боярин. Чего заслужу, тем пожалует, – отвечал Первой.
– Как же ты к ворам пойдешь? Головы не снесешь!
– Наше дело – куды укажут, туды идти. А башки что жалеть – не боярская голова: холопий кочан и срубят – иных много!
– Ты сметлив, – довольно сказал Хованский.
– Чем бог послал, – скромно отозвался Первушка.
– Иди. Как надобен будешь – скличу, – сказал Хованский.
– Сей в дворяне влезет! – признал он задумчиво, когда вышел Первушка, и добавил: – Что же, раз государь указал – оно и закон: будем сидеть в Новегороде, волховску семгу ясти да письма к ворам слать.

Глава двадцать третья
1
Конюхи и боярские слуги зубоскалили у дворцовых ворот, ожидая выхода бояр из Думы, которая нынче слишком засиделась.
Боярские холопы поддразнивали и подзадоривали друг друга, тихонько перебранивались, и по их перебранке было легко узнать о вражде или дружбе самих бояр.
Слуги Морозова и Милославского нападали на слуг Романова, слуги Черкасского не давали спуска холопам Милославского и Пронского. Шла грызня, в которую ввязывались люди Михаилы Волошенинова, Трубецкого и других бояр.
Драки между холопами случались не раз у дворцовых ворот, в то время как сами бояре сидели в Боярской думе с царем, хотя за тем, чтобы не было свары, и следила дворцовая стража и стремянные стрельцы, стоявшие у дворца в карауле.
Но в этот день не было шума среди холопов – они сами проголодались и распарились на припеке майского солнышка, ожидая окончания Думы и выхода из дворца господ. Заждавшиеся кони рыли копытами землю и тихо ржали. Их тоже замучил зной и раздражали мухи. Кто-нибудь из холопов то и дело, заслонив ладонью глаза от солнца, вглядывался в белизну дорожки, ведущей к воротам. И вдруг молодой холоп царского тестя крикнул:
– Идут!
С дворцового крыльца, шагая через ступеньку, быстро вышел во двор дядя царя, боярин Никита Иванович Романов, и направился к воротам.
– Воевода ярыжного приказа скачет! – бормотнул один из морозовских челядинцев, уверенный в том, что теперь не сможет никто огрызнуться, когда выходят бояре.
И все конюхи и боярские слуги вдруг встрепенулись, оправляя седла и богатые чепраки на конях, ожидая, что вслед за Романовым выйдут и все остальные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194