— Надеюсь, это дело мы ловко провернули!
— Какая атласная ручка! — простонал Галунье.
— Полсотни пистолей наши!
Плюмаж огляделся вокруг, словно был не вполне уверен, что заработал эти деньги.
— А талия! — не унимался Галунье. — Я не завидую ни титулам, ни золоту Гонзаго, но…
— Пошли отсюда! — прервал его Плюмаж.
— Ах, она надолго лишила меня сна!
Плюмаж схватил Галунье за шиворот и поволок за собой, но вдруг, вспомнив, заявил:
— Милосердие велит нам освободить старуху и мальчонку.
— А ты не находишь, что старуха неплохо сохранилась? — спросил его брат Галунье.
Ответом ему был сильнейший удар кулаком по спине. Плюмаж повернул ключ в скважине. Но дверь он не успел открыть: со стороны лестницы раздался голос горбуна, о котором они оба, можно сказать, забыли:
— Я доволен вами, храбрецы, но наши труды еще не закончены. Останьтесь!
— Ишь, как он приказывает, этот скрюченный обсосок! — пробурчал Плюмаж.
— Сейчас, когда ничего не видно, — заметил Галунье, — голос его производит на меня странное впечатление. Так и кажется, что где-то когда-то я его уже слышал.
Повторяющиеся резкие звуки свидетельствовали о том, что горбун бьет кресалом о кремень, высекая огонь. Зажглась лампа.
— Прошу прощения, но что же нам еще осталось сделать, господин Эзоп? — осведомился Плюмаж. — Мне кажется, вас так прозывают?
— Да, Эзопом, Ионой и еще многими именами, — ответил горбун. — А теперь внимательно слушайте, что я вам прикажу.
— Поклонись его сеньорству, Галунье! Он сейчас прикажет, разрази его гром!
Плюмаж поднес руку к шляпе. Галунье повторил его жест и издевательским тоном добавил:
— Ждем повелений вашего превосходительства!
— И правильно делаете! — сухо бросил горбун.
Оба носителя шпаг переглянулись. Галунье утратил насмешливый вид и пробормотал:
— А все-таки я уже слышал этот голос.
Горбун вытащил из-под лестницы два фонаря на длинных палках, какие по ночам несут перед каретой, и зажег их.
— Возьмите их, — сказал он.
— Вот те на! — угрюмо пробурчал Плюмаж. — Уж не думаете ли вы, что мы можем догнать носилки?
— Если носильщики продолжают так же бежать, они уже далеко, — подтвердил Галунье.
— Берите!
Горбун был упрям. Наши храбрецы взяли каждый по фонарю.
Горбун показал пальцем на дверь, откуда несколько минут назад вышла донья Крус, и сообщил:
— Там есть еще одна девушка.
— Еще! — в один голос ахнули Плюмаж и Галунье. И Галунье вслух подумал:
— Так вот почему вторые носилки!
— Эта вторая девушка, — продолжал горбун, — завершает туалет. Она, как и первая, выйдет из этой двери.
Плюмаж указал глазами на лампу и заметил:
— Она увидит нас.
— Увидит.
— А что же нам тогда делать? — осведомился гасконец.
— Сейчас скажу. Вы, не прячась, почтительно подойдете к ней и сообщите: «Мы здесь, чтобы проводить вас на бал во дворец».
— Но в наших инструкциях об этом ни слова, — удивился Галунье.
А Плюмаж спросил:
— А девушка нам поверит?
— Поверит, если вы назовете имя того, кто вас прислал.
— Господин Гонзаго?
— Нет! И тем паче поверит, если вы скажете, что ваш господин будет ждать ее, когда пробьет полночь, — хорошенько запомните это! — в дворцовом парке на поляне Дианы.
— Так что же, у нас, черт меня раздери, сейчас два господина? — возмутился Плюмаж.
— Нет, — ответил горбун, — только один, но он зовется не Гонзаго.
Говоря это, горбун подошел к винтовой лестнице и поставил ногу на первую ступеньку.
— И как же зовется наш господин? — поинтересовался Плюмаж, тщетно старавшийся сохранить на лице заносчивую улыбку. — Надо думать, Эзоп Второй?
— Или Иона? — подбавил Галунье.
Горбун взглянул на них, и оба опустили глаза. Медленно горбун произнес:
— Ваш господин зовется Анри де Лагардер!
Оба вздрогнули и, казалось, даже как-то сжались. Внезапно охрипнув, оба тихо повторили:
— Лагардер.
Горбун поднимался по лестнице. С верхней площадки он взглянул, как они смиренно, покорно стоят, и произнес одно-единственное слово:
— Исполняйте!
После этого он скрылся.
Дверь наверху захлопнулась, и Галунье тихо ойкнул.
— Витый туз! — буркнул Плюмаж. — Мы видели дьявола. — Ну что ж, мой доблестный друг, будем исполнять.
— Ризы Господни! Придется быть послушными, как детишки» и исполнять, — согласился гасконец. — Да, представь себе, я, кажется, узнал…
— Маленького Парижанина?
— Да нет, в этой девушке, что мы запихнули в портшез, я узнал миленькую цыганочку, которую видел в Испании с Лагардером.
Галунье вскрикнул: дверь комнаты Авроры отворилась.
— Что с тобой? — вздрогнув, спросил гасконец. Теперь все здесь нагоняло на него страх.
— Девушка, которую я видел с Лагардером во Фландрии, — заикаясь, пробормотал Галунье.
На пороге стояла Аврора.
— Флор! — позвала она. — Где ты?
Плюмаж и Галунье, держа каждый по фонарю, приблизились к ней, отвешивая поклоны. Решение «исполнять» с каждой минутой все больше упрочивалось в них. Надо сказать, что со своими заржавленными шпагами они являли пару самых великолепных лакеев, каких только можно представить. Не всякий церковный привратник мог бы соперничать с ними по части выправки и умения держать себя. Аврора в придворном наряде была столь прелестна, столь хороша, что они застыли на месте и восхищенно воззрились на нее.
— Где же Флор? Неужели эта сумасшедшая уехала без меня?
— Без вас, — словно эхо, произнес гасконец.
— Без вас, — повторил нормандец.
Аврора подала веер Галунье, а букет Плюмажу. Право, глядя на нее, вы бы решили, что она всю жизнь пользовалась услугами лакеев.
— Я готова, — объявила она, — едем! Подобно эху, прозвучало:
— Едем!
— Едем!
Усаживаясь в портшез, Аврора спросила:
— Да, а где я встречусь с ним?
— На поляне Дианы, — прямо-таки тенорком пропел Плюмаж.
— В полночь, — добавил Галунье.
Все это они сообщили, склонясь в самом смиренном поклоне.
Носилки тронулись. Напоследок Плюмаж-младший и брат Галунье, держа в руках фонари, обменялись поверх крыши портшеза взглядами. И во взглядах этих читалось: «Исполняем!»
Несколькими секундами позже можно было наблюдать, как из калитки, что вела к покоям мэтра Луи, -вышел маленький человечек в черном и потрусил по Певческой улице.
Через улицу Сент-Оноре он перешел, когда карета благодетельнейшего господина Лоу уже проехала, и поэтому толпа всласть поиздевалась над его горбом. Однако насмешки, похоже, не произвели на горбуна никакого впечатления. Он обогнул Пале-Рояль и вошел в Фонтанный двор.
На улице Валуа была маленькая дверца, ведшая в часть здания, которая именовалась «личные покои Месье». Именно там у Филиппа Орлеанского, регента Франции, находился рабочий кабинет. Горбун уверенно постучался. Ему тотчас же открыли, и из глубины темного коридора раздался грубый голос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180
— Какая атласная ручка! — простонал Галунье.
— Полсотни пистолей наши!
Плюмаж огляделся вокруг, словно был не вполне уверен, что заработал эти деньги.
— А талия! — не унимался Галунье. — Я не завидую ни титулам, ни золоту Гонзаго, но…
— Пошли отсюда! — прервал его Плюмаж.
— Ах, она надолго лишила меня сна!
Плюмаж схватил Галунье за шиворот и поволок за собой, но вдруг, вспомнив, заявил:
— Милосердие велит нам освободить старуху и мальчонку.
— А ты не находишь, что старуха неплохо сохранилась? — спросил его брат Галунье.
Ответом ему был сильнейший удар кулаком по спине. Плюмаж повернул ключ в скважине. Но дверь он не успел открыть: со стороны лестницы раздался голос горбуна, о котором они оба, можно сказать, забыли:
— Я доволен вами, храбрецы, но наши труды еще не закончены. Останьтесь!
— Ишь, как он приказывает, этот скрюченный обсосок! — пробурчал Плюмаж.
— Сейчас, когда ничего не видно, — заметил Галунье, — голос его производит на меня странное впечатление. Так и кажется, что где-то когда-то я его уже слышал.
Повторяющиеся резкие звуки свидетельствовали о том, что горбун бьет кресалом о кремень, высекая огонь. Зажглась лампа.
— Прошу прощения, но что же нам еще осталось сделать, господин Эзоп? — осведомился Плюмаж. — Мне кажется, вас так прозывают?
— Да, Эзопом, Ионой и еще многими именами, — ответил горбун. — А теперь внимательно слушайте, что я вам прикажу.
— Поклонись его сеньорству, Галунье! Он сейчас прикажет, разрази его гром!
Плюмаж поднес руку к шляпе. Галунье повторил его жест и издевательским тоном добавил:
— Ждем повелений вашего превосходительства!
— И правильно делаете! — сухо бросил горбун.
Оба носителя шпаг переглянулись. Галунье утратил насмешливый вид и пробормотал:
— А все-таки я уже слышал этот голос.
Горбун вытащил из-под лестницы два фонаря на длинных палках, какие по ночам несут перед каретой, и зажег их.
— Возьмите их, — сказал он.
— Вот те на! — угрюмо пробурчал Плюмаж. — Уж не думаете ли вы, что мы можем догнать носилки?
— Если носильщики продолжают так же бежать, они уже далеко, — подтвердил Галунье.
— Берите!
Горбун был упрям. Наши храбрецы взяли каждый по фонарю.
Горбун показал пальцем на дверь, откуда несколько минут назад вышла донья Крус, и сообщил:
— Там есть еще одна девушка.
— Еще! — в один голос ахнули Плюмаж и Галунье. И Галунье вслух подумал:
— Так вот почему вторые носилки!
— Эта вторая девушка, — продолжал горбун, — завершает туалет. Она, как и первая, выйдет из этой двери.
Плюмаж указал глазами на лампу и заметил:
— Она увидит нас.
— Увидит.
— А что же нам тогда делать? — осведомился гасконец.
— Сейчас скажу. Вы, не прячась, почтительно подойдете к ней и сообщите: «Мы здесь, чтобы проводить вас на бал во дворец».
— Но в наших инструкциях об этом ни слова, — удивился Галунье.
А Плюмаж спросил:
— А девушка нам поверит?
— Поверит, если вы назовете имя того, кто вас прислал.
— Господин Гонзаго?
— Нет! И тем паче поверит, если вы скажете, что ваш господин будет ждать ее, когда пробьет полночь, — хорошенько запомните это! — в дворцовом парке на поляне Дианы.
— Так что же, у нас, черт меня раздери, сейчас два господина? — возмутился Плюмаж.
— Нет, — ответил горбун, — только один, но он зовется не Гонзаго.
Говоря это, горбун подошел к винтовой лестнице и поставил ногу на первую ступеньку.
— И как же зовется наш господин? — поинтересовался Плюмаж, тщетно старавшийся сохранить на лице заносчивую улыбку. — Надо думать, Эзоп Второй?
— Или Иона? — подбавил Галунье.
Горбун взглянул на них, и оба опустили глаза. Медленно горбун произнес:
— Ваш господин зовется Анри де Лагардер!
Оба вздрогнули и, казалось, даже как-то сжались. Внезапно охрипнув, оба тихо повторили:
— Лагардер.
Горбун поднимался по лестнице. С верхней площадки он взглянул, как они смиренно, покорно стоят, и произнес одно-единственное слово:
— Исполняйте!
После этого он скрылся.
Дверь наверху захлопнулась, и Галунье тихо ойкнул.
— Витый туз! — буркнул Плюмаж. — Мы видели дьявола. — Ну что ж, мой доблестный друг, будем исполнять.
— Ризы Господни! Придется быть послушными, как детишки» и исполнять, — согласился гасконец. — Да, представь себе, я, кажется, узнал…
— Маленького Парижанина?
— Да нет, в этой девушке, что мы запихнули в портшез, я узнал миленькую цыганочку, которую видел в Испании с Лагардером.
Галунье вскрикнул: дверь комнаты Авроры отворилась.
— Что с тобой? — вздрогнув, спросил гасконец. Теперь все здесь нагоняло на него страх.
— Девушка, которую я видел с Лагардером во Фландрии, — заикаясь, пробормотал Галунье.
На пороге стояла Аврора.
— Флор! — позвала она. — Где ты?
Плюмаж и Галунье, держа каждый по фонарю, приблизились к ней, отвешивая поклоны. Решение «исполнять» с каждой минутой все больше упрочивалось в них. Надо сказать, что со своими заржавленными шпагами они являли пару самых великолепных лакеев, каких только можно представить. Не всякий церковный привратник мог бы соперничать с ними по части выправки и умения держать себя. Аврора в придворном наряде была столь прелестна, столь хороша, что они застыли на месте и восхищенно воззрились на нее.
— Где же Флор? Неужели эта сумасшедшая уехала без меня?
— Без вас, — словно эхо, произнес гасконец.
— Без вас, — повторил нормандец.
Аврора подала веер Галунье, а букет Плюмажу. Право, глядя на нее, вы бы решили, что она всю жизнь пользовалась услугами лакеев.
— Я готова, — объявила она, — едем! Подобно эху, прозвучало:
— Едем!
— Едем!
Усаживаясь в портшез, Аврора спросила:
— Да, а где я встречусь с ним?
— На поляне Дианы, — прямо-таки тенорком пропел Плюмаж.
— В полночь, — добавил Галунье.
Все это они сообщили, склонясь в самом смиренном поклоне.
Носилки тронулись. Напоследок Плюмаж-младший и брат Галунье, держа в руках фонари, обменялись поверх крыши портшеза взглядами. И во взглядах этих читалось: «Исполняем!»
Несколькими секундами позже можно было наблюдать, как из калитки, что вела к покоям мэтра Луи, -вышел маленький человечек в черном и потрусил по Певческой улице.
Через улицу Сент-Оноре он перешел, когда карета благодетельнейшего господина Лоу уже проехала, и поэтому толпа всласть поиздевалась над его горбом. Однако насмешки, похоже, не произвели на горбуна никакого впечатления. Он обогнул Пале-Рояль и вошел в Фонтанный двор.
На улице Валуа была маленькая дверца, ведшая в часть здания, которая именовалась «личные покои Месье». Именно там у Филиппа Орлеанского, регента Франции, находился рабочий кабинет. Горбун уверенно постучался. Ему тотчас же открыли, и из глубины темного коридора раздался грубый голос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180