Я, не медля, начал сеанс и так спешил, что сел не на стул, а на край постели. Надеюсь, в тот момент ей было не до таких мелочей.
Как и вчера, боль я снял за считанные минуты. Видно было, как ей становится легче. Окончив сеанс, я не ушел тотчас, как вчера, а взял ее лежащую поверх одеяла руку и проверил пульс. Сначала он был спокойным, потом участился.
Я задумался и запястья не отпустил, а удержал в ладони. Екатерина Дмитриевна открыла глаза и умоляюще посмотрела на меня, однако, руки не отняла.
– Я вас так затрудняю, Алексей Григорьевич! – произнесла она зыбким, прерывающимся голосом.
– Это пустяки, – сказал я как можно ровнее. – Вам нужно полечиться, а то мигрени вас замучат.
Во рту у меня пересохло и стоило усилия заставить себя отпустить теплую руку, которая тут же безжизненно упала на постель.
– Я подумаю, что можно предпринять, – добавил я, заставляя себя встать.
Все происходящее было так невинно, что находящаяся совсем рядом Марьяша ничего необычного в нашем поведении не заметила, заметил я, выходя на дрожащих ногах из спальни и отирая залитое потом лицо.
Я тут же отправился в конец усадьбы и занялся «спортивными процедурами», чтобы прийти в себя. Доведя себя до изнеможения, облился у колодца холодной водой и вернулся в дом. Екатерина Дмитриевна уже вышла и ждала меня завтракать.
Почему-то она не поднимала глаза и больше смотрела на узоры скатерти, чем по сторонам. Мы молча начали есть. Когда мы окончился завтрак, я поблагодарил хозяйку и собрался выйти из-за стола, но остался сидеть. У нас составился забавный тандем: мы сидели друг против друга и молчали.
– Вы говорили, что мне нужно лечиться, – не выдержав молчания, спросила Кудряшова. – Я серьезно больна?
– Вы больны, но не совсем обычной болезнью, – сказал я, не зная, как с ней объясняться.
Екатерина Дмитриевна удивленно посмотрела на меня.
– Так что же это за болезнь?
– Я не осмеливаюсь сказать, чтобы вас не обидеть...
– Вы считаете, что у меня... дурная болезнь?
– Господи, что вы такое говорите! Ваша болезнь связана с тем, что у вас нет мужа...
– Я вас не понимаю, – произнесла Екатерина Дмитриевна, то краснея, то бледнея.
– Вот видите, не стоило мне вам этого говорить. Вы на меня обиделись!
– Нет, что вы, я не обиделась, я правда ничего не Понимаю. Какое имеет отношение головная боль к замужеству?
Хотите, верьте, хотите, нет, но я впервые в жизни не Знал, что сказать. Вдова смотрела на меня такими прозрачными, непонимающими глазами, что я заподозрил ее в искренней неосведомленности.
– Вы ведь были замужем!
– Да, была.
– У вас с мужем были особые отношения, не такие, как с остальными людьми?
– Были.
– Ну, вот, вам их не хватает. От этого у вас и головные боли. Теперь понятно?
– Да, да, конечно, теперь понятно. Только почему вы сказали, что я могу на вас обидеться?
– Мне показалось. Вы так романтичны...
– Значит, чтобы у меня не болела голова, мне нужно ездить по лавкам не одной, а с мужчиной, – после долгого раздумья констатировала Кудряшова.
– Куда ездить? – переспросил я.
– По магазинам. Иван Иванович всегда ездил со мной.
– Екатерина Дмитриевна, вы это серьезно? Вы, что не знаете, какие отношения существуют между мужчинами и женщинами?
– Как это не знаю, конечно, знаю. Люди вступают в брак и вместе живут.
– Ага, чтобы под ручку ходить по лавкам?
– Да, но не только, они вместе принимают гостей, ходят в церковь и много что еще делают.
– А откуда у них дети берутся?! – почти закричал я.
– Господь дает, – серьезно ответила эта идиотка. – Чтобы родился ребеночек, надо съездить на моления в святые места. Я ездила, но Господь не внял...
Мне стало смешно. Честно говоря, я даже не предполагал, что на свете могут существовать настолько наивные люди.
– Вы, что в институте благородных девиц учились? – поинтересовался я.
– Как вы узнали? Только не в институте, а пансионе, я ведь не дворянка.
– Догадался. А сколько было лет вашему мужу?
– Не знаю, он был немного младше дедушки.
– Тогда зачем он женился?
– Дедушка захотел, они были компаньонами, и нужно было объединить капиталы.
– Понятно. Ваш дедушка и в молодости не был Спинозой, а к старости совсем сбрендил. Вы бы хоть с бабушкой Дуней поговорили, зачем люди женятся.
– Я сказала какую-то глупость?
– Пожалуй, нет, вы просто плохо информированы.
– Алексей Григорьевич, вы так со мной разговариваете, что мне делается стыдно, только я не пойму отчего.
– Это в вас говорят инстинкты.
– Какие инстинкты, и что они говорят?
– Вы что в пансионе изучали?
– Многое. Домоводство, вышивку, музыку, литературу, арифметику, вам все дисциплины назвать?
– Пожалуй, не надо. А девочки в пансионе ничего про мужчин и женщин не говорили? То, что вам казалось непонятным?
– Почему не говорили, многие обожали нашего священника и директрису. Только что в том непонятного?
– Екатерина Дмитриевна, голубушка, можно, я пока вам ничего не буду объяснять. Вы для начала расспросите Марьяшу, она вам расскажет основу, так сказать, супружеских отношений, а я отвечу на непонятные вопросы. Вам, кстати, нравится доктор Неверов?
– Да, он очень милый молодой человек.
– Вы его, случайно, не обожаете?
– Нет, как можно, он совсем молодой и потом... я не знаю, как объяснить, но в нем есть что-то такое, не совсем понятное... Он смотрит на меня очень странным взглядом, я мешаюсь...
За разговорами завтрак наш давно простыл и был убран почти нетронутым. Мы одновременно встали из-за стола и разошлись по своим комнатам. Екатерина Дмитриевна ушла немного поспешнее, чем всегда. Я догадался, что она торопилась расспросить горничную о тайнах полов.
К обеду хозяйка не вышла. Я спросил Марьяшу, что с барыней, она хмыкнула и хитро на меня посмотрела.
Отложив обед на потом, я пошел объясняться. На мой стук никто не ответил, и я без разрешения вошел в спальню. Екатерина Дмитриевна сидела в кресле, закрыв глаза платочком.
– Что случилось, – встревоженно спросил я. – У вас опять болит голова?
Кудряшова не ответила, только отрицательно покачала головой.
– Вы чем-то расстроены?
– Ах, оставьте меня, – проговорила она и заплакала.
Понятное дело, я ее не оставил. Напротив, придвинул второе кресло и уселся рядом, почти касаясь ее колен своими.
– Ну, что вы, голубушка, право, как можно. Что случилось такого ужасного?
– Ах, как вы могли! Оказывается, вы все знали! Это просто ужасно! – восклицала между всхлипываниями Екатерина Дмитриевна. – Вы теперь будете меня презирать!
– Да за что я вас должен презирать! – возмутился я. – Что я сделал вам плохого?!
– Уйдите, ради Бога, уйдите! Мне так стыдно!
– Вот вы поминаете Господа, а между тем, сомневаетесь в Его мудрости, – с упреком сказал я.
Однако, Екатерина Дмитриевна меня не слушала, рыдая все громче и отчаянней, Я сходил на кухню и принес ей стакан холодной воды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Как и вчера, боль я снял за считанные минуты. Видно было, как ей становится легче. Окончив сеанс, я не ушел тотчас, как вчера, а взял ее лежащую поверх одеяла руку и проверил пульс. Сначала он был спокойным, потом участился.
Я задумался и запястья не отпустил, а удержал в ладони. Екатерина Дмитриевна открыла глаза и умоляюще посмотрела на меня, однако, руки не отняла.
– Я вас так затрудняю, Алексей Григорьевич! – произнесла она зыбким, прерывающимся голосом.
– Это пустяки, – сказал я как можно ровнее. – Вам нужно полечиться, а то мигрени вас замучат.
Во рту у меня пересохло и стоило усилия заставить себя отпустить теплую руку, которая тут же безжизненно упала на постель.
– Я подумаю, что можно предпринять, – добавил я, заставляя себя встать.
Все происходящее было так невинно, что находящаяся совсем рядом Марьяша ничего необычного в нашем поведении не заметила, заметил я, выходя на дрожащих ногах из спальни и отирая залитое потом лицо.
Я тут же отправился в конец усадьбы и занялся «спортивными процедурами», чтобы прийти в себя. Доведя себя до изнеможения, облился у колодца холодной водой и вернулся в дом. Екатерина Дмитриевна уже вышла и ждала меня завтракать.
Почему-то она не поднимала глаза и больше смотрела на узоры скатерти, чем по сторонам. Мы молча начали есть. Когда мы окончился завтрак, я поблагодарил хозяйку и собрался выйти из-за стола, но остался сидеть. У нас составился забавный тандем: мы сидели друг против друга и молчали.
– Вы говорили, что мне нужно лечиться, – не выдержав молчания, спросила Кудряшова. – Я серьезно больна?
– Вы больны, но не совсем обычной болезнью, – сказал я, не зная, как с ней объясняться.
Екатерина Дмитриевна удивленно посмотрела на меня.
– Так что же это за болезнь?
– Я не осмеливаюсь сказать, чтобы вас не обидеть...
– Вы считаете, что у меня... дурная болезнь?
– Господи, что вы такое говорите! Ваша болезнь связана с тем, что у вас нет мужа...
– Я вас не понимаю, – произнесла Екатерина Дмитриевна, то краснея, то бледнея.
– Вот видите, не стоило мне вам этого говорить. Вы на меня обиделись!
– Нет, что вы, я не обиделась, я правда ничего не Понимаю. Какое имеет отношение головная боль к замужеству?
Хотите, верьте, хотите, нет, но я впервые в жизни не Знал, что сказать. Вдова смотрела на меня такими прозрачными, непонимающими глазами, что я заподозрил ее в искренней неосведомленности.
– Вы ведь были замужем!
– Да, была.
– У вас с мужем были особые отношения, не такие, как с остальными людьми?
– Были.
– Ну, вот, вам их не хватает. От этого у вас и головные боли. Теперь понятно?
– Да, да, конечно, теперь понятно. Только почему вы сказали, что я могу на вас обидеться?
– Мне показалось. Вы так романтичны...
– Значит, чтобы у меня не болела голова, мне нужно ездить по лавкам не одной, а с мужчиной, – после долгого раздумья констатировала Кудряшова.
– Куда ездить? – переспросил я.
– По магазинам. Иван Иванович всегда ездил со мной.
– Екатерина Дмитриевна, вы это серьезно? Вы, что не знаете, какие отношения существуют между мужчинами и женщинами?
– Как это не знаю, конечно, знаю. Люди вступают в брак и вместе живут.
– Ага, чтобы под ручку ходить по лавкам?
– Да, но не только, они вместе принимают гостей, ходят в церковь и много что еще делают.
– А откуда у них дети берутся?! – почти закричал я.
– Господь дает, – серьезно ответила эта идиотка. – Чтобы родился ребеночек, надо съездить на моления в святые места. Я ездила, но Господь не внял...
Мне стало смешно. Честно говоря, я даже не предполагал, что на свете могут существовать настолько наивные люди.
– Вы, что в институте благородных девиц учились? – поинтересовался я.
– Как вы узнали? Только не в институте, а пансионе, я ведь не дворянка.
– Догадался. А сколько было лет вашему мужу?
– Не знаю, он был немного младше дедушки.
– Тогда зачем он женился?
– Дедушка захотел, они были компаньонами, и нужно было объединить капиталы.
– Понятно. Ваш дедушка и в молодости не был Спинозой, а к старости совсем сбрендил. Вы бы хоть с бабушкой Дуней поговорили, зачем люди женятся.
– Я сказала какую-то глупость?
– Пожалуй, нет, вы просто плохо информированы.
– Алексей Григорьевич, вы так со мной разговариваете, что мне делается стыдно, только я не пойму отчего.
– Это в вас говорят инстинкты.
– Какие инстинкты, и что они говорят?
– Вы что в пансионе изучали?
– Многое. Домоводство, вышивку, музыку, литературу, арифметику, вам все дисциплины назвать?
– Пожалуй, не надо. А девочки в пансионе ничего про мужчин и женщин не говорили? То, что вам казалось непонятным?
– Почему не говорили, многие обожали нашего священника и директрису. Только что в том непонятного?
– Екатерина Дмитриевна, голубушка, можно, я пока вам ничего не буду объяснять. Вы для начала расспросите Марьяшу, она вам расскажет основу, так сказать, супружеских отношений, а я отвечу на непонятные вопросы. Вам, кстати, нравится доктор Неверов?
– Да, он очень милый молодой человек.
– Вы его, случайно, не обожаете?
– Нет, как можно, он совсем молодой и потом... я не знаю, как объяснить, но в нем есть что-то такое, не совсем понятное... Он смотрит на меня очень странным взглядом, я мешаюсь...
За разговорами завтрак наш давно простыл и был убран почти нетронутым. Мы одновременно встали из-за стола и разошлись по своим комнатам. Екатерина Дмитриевна ушла немного поспешнее, чем всегда. Я догадался, что она торопилась расспросить горничную о тайнах полов.
К обеду хозяйка не вышла. Я спросил Марьяшу, что с барыней, она хмыкнула и хитро на меня посмотрела.
Отложив обед на потом, я пошел объясняться. На мой стук никто не ответил, и я без разрешения вошел в спальню. Екатерина Дмитриевна сидела в кресле, закрыв глаза платочком.
– Что случилось, – встревоженно спросил я. – У вас опять болит голова?
Кудряшова не ответила, только отрицательно покачала головой.
– Вы чем-то расстроены?
– Ах, оставьте меня, – проговорила она и заплакала.
Понятное дело, я ее не оставил. Напротив, придвинул второе кресло и уселся рядом, почти касаясь ее колен своими.
– Ну, что вы, голубушка, право, как можно. Что случилось такого ужасного?
– Ах, как вы могли! Оказывается, вы все знали! Это просто ужасно! – восклицала между всхлипываниями Екатерина Дмитриевна. – Вы теперь будете меня презирать!
– Да за что я вас должен презирать! – возмутился я. – Что я сделал вам плохого?!
– Уйдите, ради Бога, уйдите! Мне так стыдно!
– Вот вы поминаете Господа, а между тем, сомневаетесь в Его мудрости, – с упреком сказал я.
Однако, Екатерина Дмитриевна меня не слушала, рыдая все громче и отчаянней, Я сходил на кухню и принес ей стакан холодной воды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77