Она была в глубоком обмороке. Поднять ее оказалось очень трудно, я еще сам дрожал как «осиновый лист», но я все-таки справился и понес ее к воротам, где нас ждала ее двуколка.
Около ворот стоял какой-то человек и смотрел, как я несу безжизненное тело.
Я не стал просить его о помощи, тем более, что идти осталось совсем немного. Только подойдя к нему вплотную, я узнал доктора Неверова.
– Это вы? – спросил он. – Что случилось? Вы убили госпожу Кудряшову?
– Что вы такое говорите? – удивился я такому странному вопросу. – Лучше помогите, у Екатерины Дмитриевны обморок!
– Право, это будет излишним, – сухо сказал молодой человек и, круто повернувшись, пошел в сторону города короткой дорогой.
«Еще один сумасшедший», – подумал я, устраивая Катю на сидении. Она уже начала подавать признаки жизни, глубоко вздохнула и открыла глаза. Я, не давая ей сползать с сидения, взобрался в двуколку и, придерживая одной рукой, в другую взял вожжи. Лошадь, дождавшись, когда я скажу «но», не спеша, тронулась с места.
– Что случилось? – спросила Катя, недоуменно смотря на меня.
– Ты была в обмороке, – ответил я. – Теперь все хорошо, мы уже едем домой.
– А кто была та страшная женщина?
– Я не знаю, кто она такая и почему преследует меня, – немного слукавил я. – Знаю только ее имя.
Вряд ли Екатерину Дмитриевну устроил такой ответ, но больше она ничего не спросила. Мы подъехали к дому, и я помог ей дойти до гостиной. Не успели она сесть, как явилась с докладом Марьяша:
– Барыня, там этот, как его, пристав приехали. Просят принять.
Хозяйка удивленно на нее посмотрела – время для визитов было слишком позднее – и ответила:
– Проси.
Марьяша вышла.
– Что ему нужно? – повернулась ко мне Катя.
– Сейчас узнаем, – ответил я и внутренне напрягся. Ждать от полиции чего-то особенно приятного у меня оснований не было.
Входная дверь скрипнула, и в гостиную вошел представительный мужчина с большими распушенными усами в мундире жандармского ротмистра.
– Здравствуйте, голубушка Екатерина Дмитриевна. – сказал он простуженным басом и деликатно кашлянул в кулак.
Со мной он здороваться не стал, делая вид, что не замечает, что я стою возле окна.
– Здравствуйте Борис Николаевич, – ответила хозяйка. – Чем обязана таким поздним визитом?
Было заметно, что ротмистр смущен и не знает с чего начать. Он натянуто улыбнулся и, кося глазом в мою сторону, ответил:
– Пришло предписание от высшего начальства допросить вашего гостя, коий здесь присутствует.
– Что за глупости! – встревоженно воскликнула Катя. – Как так допросить? Почему, кто позволил?!
– Такие вещи полиции никто не позволяет, – вмешался я в разговор. – Слушаю вас, господин ротмистр.
– Здесь говорить неудобно, – продолжая смущенно держать кулак возле губ, – сказал он. – Извольте пройти со мной в участок.
Кудряшову наш разговор напугал, она еще не совсем отошла после нападения сумасшедшей Лидии Петровны, и вдруг следом новая напасть – меня приглашают в полицию!
– Зачем это, Борис Николаевич, Алексею Григорьевичу в такое позднее время идти с вами? Что это еще за спешка?
Я сразу понял, в каком сложном положении оказался ротмистр. С одной стороны, он не хотел поссориться с богатой и влиятельной горожанкой, с другой, боялся не выполнить приказ. Мне приглашение в участок совершенно не светило. В лучшем случае, будут держать до скончания века, пытаясь выяснить личность, в худшем – пришьют какое-нибудь преступление и законопатят в тюрягу.
Однако, альтернатив у полицейского был всего две, арестовать меня сейчас, что неминуемо должно было кончиться для него в лучшем случае разбитой головой, потому что я ни под каким видом садиться не собирался; отложить разборку на утро и, в случае моего побега, получить головомойку от начальства. Он, ничего не зная о первом нежелательном для себя варианте с членовредительством, попытался настоять именно на нем.
– Почему же время позднее? Вы, кажется, только что изволили прогуливаться по окрестностям. Я только что видел во дворе вашу запряженную двуколку.
Однако, Екатерина Дмитриевна жила в страшную эпоху крепостничества и беззакония и потому подчиниться представителю закона не согласилась:
– Глупости, Борис Николаевич, я Алексея Григорьевича на ночь глядя с вами не отпущу! Да я потом всю ночь глаз не сомкну! Уходите немедленно и приходите, если у вас до него такая нужда, утром.
Бедолага ротмистр оставил в покое кулак и губы и занялся вспотевшей красной шеей, начал протирать ее несвежим, мятым платком.
– Однако, это, Екатерина Дмитриевна, неповиновение властям! Как же можно-с не исполнять приказы!
– Я кажется, никак не служу по вашему ведомству, – резонно возразила Кудряшова. – А если вы будете нескромно себя вести, то я и на вас управу найду!
Ротмистр окончательно растерялся и не знал, что дальше делать.
Потом выбрал из двух зол меньшее и решился:
– Раз так, то пусть будет по-вашему, только нужно чтобы ваш гость непременно с утра пришел в участок.
– Вот и ладно, – согласилась Катя, – а теперь можете присесть.
Ротмистр снял фуражку, повертел ее в руках, не зная, куда пристроить, положил на резной столик и сел к столу. Вид у него был немного виноватый и, как все русские люди, вынужденные выполнять неправедные, по их мнению, приказы, начал извиняться за дурость начальства:
– Приказ об них, – он кивнул в мою сторону, никак не называя меня по имени, – пришел из губернии. Кто-то из наших доброхотов донес, что у вас проживает некто, извините, сударь, за грубое слово, безо всяких формальных бумаг.
– Это кто же у нас здесь такой доноситель? – сердито спросила Катя.
– Этого разглашать никак не положено, однако, как мы среди своих, не иначе как доктор Василий Егорович. Окромя него некому.
– Неужели Неверов? – поразилась Кудряшова. – Ему-то что за нужда пачкаться?!
– Думаю, исключительно из ревности.
– Как так, ревности? К кому?
– К им, – указал на меня глазами полицейский. – Он, доктор, тоже, видать, имел на вас виды. Простите за солдатскую прямоту.
– На меня? Почему? – смутилась и покраснела Катя. – Я, кажется, Василию Егоровичу никаких авансов не делала. Да и молод он для меня!
– Видимо, вашим состоянием весьма интересуется, – окончательно раздавил доктора ротмистр. – Как он человек небогатый, то и хочет женитьбой поправить дела-с.
– Фу, какая пошлость! – возмутилась хозяйка. – Он такой молодой, и какие мелочные расчеты!
– Не такие уж и мелочные, если принять в учет ваше состояние, – не согласился ротмистр.
– Впрочем, бог с ним, пусть это будет на его совести. Борис Николаевич, отужинаете с нами?
– Сочту за честь, – вежливо согласился названый гость.
– Тогда я пойду, распоряжусь, – сказала хозяйка и вышла из гостиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Около ворот стоял какой-то человек и смотрел, как я несу безжизненное тело.
Я не стал просить его о помощи, тем более, что идти осталось совсем немного. Только подойдя к нему вплотную, я узнал доктора Неверова.
– Это вы? – спросил он. – Что случилось? Вы убили госпожу Кудряшову?
– Что вы такое говорите? – удивился я такому странному вопросу. – Лучше помогите, у Екатерины Дмитриевны обморок!
– Право, это будет излишним, – сухо сказал молодой человек и, круто повернувшись, пошел в сторону города короткой дорогой.
«Еще один сумасшедший», – подумал я, устраивая Катю на сидении. Она уже начала подавать признаки жизни, глубоко вздохнула и открыла глаза. Я, не давая ей сползать с сидения, взобрался в двуколку и, придерживая одной рукой, в другую взял вожжи. Лошадь, дождавшись, когда я скажу «но», не спеша, тронулась с места.
– Что случилось? – спросила Катя, недоуменно смотря на меня.
– Ты была в обмороке, – ответил я. – Теперь все хорошо, мы уже едем домой.
– А кто была та страшная женщина?
– Я не знаю, кто она такая и почему преследует меня, – немного слукавил я. – Знаю только ее имя.
Вряд ли Екатерину Дмитриевну устроил такой ответ, но больше она ничего не спросила. Мы подъехали к дому, и я помог ей дойти до гостиной. Не успели она сесть, как явилась с докладом Марьяша:
– Барыня, там этот, как его, пристав приехали. Просят принять.
Хозяйка удивленно на нее посмотрела – время для визитов было слишком позднее – и ответила:
– Проси.
Марьяша вышла.
– Что ему нужно? – повернулась ко мне Катя.
– Сейчас узнаем, – ответил я и внутренне напрягся. Ждать от полиции чего-то особенно приятного у меня оснований не было.
Входная дверь скрипнула, и в гостиную вошел представительный мужчина с большими распушенными усами в мундире жандармского ротмистра.
– Здравствуйте, голубушка Екатерина Дмитриевна. – сказал он простуженным басом и деликатно кашлянул в кулак.
Со мной он здороваться не стал, делая вид, что не замечает, что я стою возле окна.
– Здравствуйте Борис Николаевич, – ответила хозяйка. – Чем обязана таким поздним визитом?
Было заметно, что ротмистр смущен и не знает с чего начать. Он натянуто улыбнулся и, кося глазом в мою сторону, ответил:
– Пришло предписание от высшего начальства допросить вашего гостя, коий здесь присутствует.
– Что за глупости! – встревоженно воскликнула Катя. – Как так допросить? Почему, кто позволил?!
– Такие вещи полиции никто не позволяет, – вмешался я в разговор. – Слушаю вас, господин ротмистр.
– Здесь говорить неудобно, – продолжая смущенно держать кулак возле губ, – сказал он. – Извольте пройти со мной в участок.
Кудряшову наш разговор напугал, она еще не совсем отошла после нападения сумасшедшей Лидии Петровны, и вдруг следом новая напасть – меня приглашают в полицию!
– Зачем это, Борис Николаевич, Алексею Григорьевичу в такое позднее время идти с вами? Что это еще за спешка?
Я сразу понял, в каком сложном положении оказался ротмистр. С одной стороны, он не хотел поссориться с богатой и влиятельной горожанкой, с другой, боялся не выполнить приказ. Мне приглашение в участок совершенно не светило. В лучшем случае, будут держать до скончания века, пытаясь выяснить личность, в худшем – пришьют какое-нибудь преступление и законопатят в тюрягу.
Однако, альтернатив у полицейского был всего две, арестовать меня сейчас, что неминуемо должно было кончиться для него в лучшем случае разбитой головой, потому что я ни под каким видом садиться не собирался; отложить разборку на утро и, в случае моего побега, получить головомойку от начальства. Он, ничего не зная о первом нежелательном для себя варианте с членовредительством, попытался настоять именно на нем.
– Почему же время позднее? Вы, кажется, только что изволили прогуливаться по окрестностям. Я только что видел во дворе вашу запряженную двуколку.
Однако, Екатерина Дмитриевна жила в страшную эпоху крепостничества и беззакония и потому подчиниться представителю закона не согласилась:
– Глупости, Борис Николаевич, я Алексея Григорьевича на ночь глядя с вами не отпущу! Да я потом всю ночь глаз не сомкну! Уходите немедленно и приходите, если у вас до него такая нужда, утром.
Бедолага ротмистр оставил в покое кулак и губы и занялся вспотевшей красной шеей, начал протирать ее несвежим, мятым платком.
– Однако, это, Екатерина Дмитриевна, неповиновение властям! Как же можно-с не исполнять приказы!
– Я кажется, никак не служу по вашему ведомству, – резонно возразила Кудряшова. – А если вы будете нескромно себя вести, то я и на вас управу найду!
Ротмистр окончательно растерялся и не знал, что дальше делать.
Потом выбрал из двух зол меньшее и решился:
– Раз так, то пусть будет по-вашему, только нужно чтобы ваш гость непременно с утра пришел в участок.
– Вот и ладно, – согласилась Катя, – а теперь можете присесть.
Ротмистр снял фуражку, повертел ее в руках, не зная, куда пристроить, положил на резной столик и сел к столу. Вид у него был немного виноватый и, как все русские люди, вынужденные выполнять неправедные, по их мнению, приказы, начал извиняться за дурость начальства:
– Приказ об них, – он кивнул в мою сторону, никак не называя меня по имени, – пришел из губернии. Кто-то из наших доброхотов донес, что у вас проживает некто, извините, сударь, за грубое слово, безо всяких формальных бумаг.
– Это кто же у нас здесь такой доноситель? – сердито спросила Катя.
– Этого разглашать никак не положено, однако, как мы среди своих, не иначе как доктор Василий Егорович. Окромя него некому.
– Неужели Неверов? – поразилась Кудряшова. – Ему-то что за нужда пачкаться?!
– Думаю, исключительно из ревности.
– Как так, ревности? К кому?
– К им, – указал на меня глазами полицейский. – Он, доктор, тоже, видать, имел на вас виды. Простите за солдатскую прямоту.
– На меня? Почему? – смутилась и покраснела Катя. – Я, кажется, Василию Егоровичу никаких авансов не делала. Да и молод он для меня!
– Видимо, вашим состоянием весьма интересуется, – окончательно раздавил доктора ротмистр. – Как он человек небогатый, то и хочет женитьбой поправить дела-с.
– Фу, какая пошлость! – возмутилась хозяйка. – Он такой молодой, и какие мелочные расчеты!
– Не такие уж и мелочные, если принять в учет ваше состояние, – не согласился ротмистр.
– Впрочем, бог с ним, пусть это будет на его совести. Борис Николаевич, отужинаете с нами?
– Сочту за честь, – вежливо согласился названый гость.
– Тогда я пойду, распоряжусь, – сказала хозяйка и вышла из гостиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77